Слово похвальное Ея Величеству Государыне Императрице Елисавете Петровне, Самодержице Всероссийской, говоренное Ноября 26 дня 1749 года

СЛОВО ПОХВАЛЬНОЕ ЕЯ ВЕЛИЧЕСТВУ ГОСУДАРЫНЕ ИМПЕРАТРИЦЕ ЕЛИСАВЕТЕ ПЕТРОВНЕ, САМОДЕРЖИЦЕ ВСЕРОССИЙСКОЙ, ГОВОРЕННОЕ НОЯБРЯ 26 ДНЯ 1749 ГОДА^1а

Естьли бы в сей пресветлый праздник, Слушатели, в которой под благословенною державою всемилостивейшия Государыни нашея покоящиеся многочисленные народы торжествуют и веселятся о преславном Ея на Всероссийский престол восшествии,^1б возможно было нам, радостию восхищенным, вознестись до высоты толикой, с которой бы могли мы обозреть^1в обширность пространнаго Ея Владычества и слышать от восходящаго до заходящаго солнца беспрерывно простирающияся восклицания и воздух наполняющия именованием Елисаветы, коль красное, коль великолепное, коль радостное позорище нам бы открылось! Коль многоразличными празднующих видами дух бы наш возвеселился, когда бы мы себе чувствами представили, что во градех крепче миром, нежели стенами огражденных,¹ в селах, плодородием^1гблагословенных, при морях, от военной бури и шума свободных, на реках, изобилием протекающих между веселящимися брегами, в полях, довольством и безопасностию украшенных, на горах, верьхи свои благополучием выше возносящих, и на холмах, радостию препоясанных, разные обитатели разными образы, разные чины разным великолепием, разныя племена разными языками едину превозносят, о единой веселятся, единою всемилостивейшею своею Самодержицею хвалятся. Там, со благоговением предстоя олтарю господню, чин священный с курением благоуханий возвышает молитвенные гласы и сердце свое к богу о покрывающей и украшающей церьковь его в тишине глубокой; инде при радостном звуке мирнаго оружия достигают до облаков^1д торжественные плески Российскаго воинства, показующаго свое усердие к благополучной и щедрой своей Государыне. Там, сошедшись на праздничное пиршество, градоначальники и граждане в любовной беседе воспоминают труды Петровы, совершаемые ныне бодростию августейшия его Дщери; инде, по прошествии плодоноснаго лета при полных житницах^1е ликуя, скачут земледельцы и простым, но усердным пением Покровительницу свою величают. Там плаватели, покоясь в безопасном пристанище,^1ж в радости волнение воспоминают и сугубым веселием день сей препровождают;^1з инде, по пространным полям Азийским разъежжая, степные обитатели хитрым искусством стрелы свои весело пускают и показуют, коль они готовы устремить их на врагов своея Повелительницы.² Но, хотя естественны пределы сил человеческих не дозволяют радостному взору нашему до толикаго возвышения достигнуть и толиким зрением насладиться, однако духом возносимся, ревностными крилами мыслей возлетаем и всеобщия увеселения повсюду видим умными очами, которыя наипаче к древнему царствующему граду, вожделенным присутствием Всепресветлейшия Государыни нашея осиянному,³ простираются. Часто мысленный взор наш, обозрев разные торжеств образы, благословенное Ея владение в день сей украшающие, на пресветлое Ея лице обращается и рассеянныя повсюду увеселения на нем едином находит. На нем истинное благочестие, веселящее церьковь, на нем мужественную бодрость, укрепляющую воинство, на нем кроткое правосудие, пример судящим и отраду судимым дающее, на нем прозорливую премудрость, на отдаленныя места и на грядущия времена взирающую, ясно и в отсутствии видим и равно как в присутствии благоговейно почитаем. Но кто ревностным усердия зрением яснее оный видит, как сие, для распространения наук в России Петром Великим установленное общество, несказанным Ея великодушием обновленное?⁴ Ни горы, ни лесы закрыть не могут божественнаго Ея зрака, начертаннаго в душах наших.^1и Обращаются пред нами живо Ея сладчайшия уста, повелевающия нас восставить, и очи, человеколюбно к нам сияющия, и щедрая рука, подписующая благополучие наше. Ободрить начинающаяся науки, не щадя своих иждивений,^{1й, 5} утвердить их благостояние,^1к предписав полезные законы, оградить своею милостию, приняв в собственное свое покровительство, отворить им к себе свободной доступ, поручив их доброхотному Предстателю из своих ближайших,⁶ — есть толь великое благодеяние, которое в мыслях и сердцах наших во веки незагладимо пребудет и за которое мы, по всей возможности и силе нашей стараясь о приращении наук и превознося великую благодетельницу похвалами, делом и словом благодарение приносить должны.

Но когда наипаче к изъявлению благодарности нашей должно быть нам возбужденным, как в сей торжественный день пресветлым Ея на Отеческий престол восшествием осиянный,^{1л, 7} в который с нашим особливым веселием общее празднество соединяется? Не может неописанная радость наша в тесных пределах сердца ныне удержаться, но на лице и на язык изливается. Напрягаются крайния силы разума и слова изобразить Монаршеския Ея добродетели, увеселение подданных, удивление света, славу и украшение времен наших.

приносить начинаю. Но, рассудив прилежно, обретаю оное легко и способно, ибо где обильнейшую материю сыскать красноречие, где обширнее разпространиться разум, где быстрее устремиться искренняя ревность может, как в преславных добродетелях толь великия Монархини? Когда язык мой, щедротами Ея ободренный, удобнее обращаться, когда голос мой, великодушием Ея укрепленный, громчае возвыситься может, как проповедуя и превознося несравненныя Ея достоинства? Не снисканием многословнаго мыслей распространения увеличено, не витиеватым сложением замыслов⁸ или пестрым преложением речений украшено, ниже риторским парением возвышено будет сие мое слово, но все свое пространство и величество от несравненных свойств Монархини нашея, всю свою красоту от прекрасных Ея добродетелей и все свое возвышение от устремления к Ней искренния ревности примет, ибо приносится благодарение Государыне благочестивейшей — свидетельствуют созидаемые и украшаемые храмы Господни, пощения, молебства и трудныя путешествия благоговения ради;⁹ приносится благодарение Государыне мужественной — свидетельствуют над внутренними и внешними врагами Ея преславныя победы;¹⁰ приносится благодарение Государыне великодушной — свидетельствуют прощенныя преступления внутренних и продерзости внешних неприятелей и кроткое наказание Ея злодеев;¹¹ приносится благодарение Государыне премудрой — свидетельствуют прозорливо предприемлемыя учреждения, внутреннее и внешнее спокойство утверждающия;¹² приносится благодарение Государыне человеколюбивой — свидетельствует матернее к подданным Ея снисходительство и возлюбленная к ним кротость; приносится благодарение Государыне премилосердой — свидетельствует безчисленное множество свобожденных от смерти и данный Ей от бога мечь на казнь повинных, кровию еще не обагренный;¹³ приносится благодарение Государыне прещедрой — свидетельствует преизобильное снабдение верности, избыточествующее заслуг награждение, споможение добродетельной скудости и восстановление нещастием раззоренных. В приятном и великолепном раю разум мой ныне обращается и от одной цветущей добродетели отвлекается красотою другия! Все преславны, все прелюбезны. Изо всех явствует, коль благороден^1м есть корень, от котораго сей насажденный добродетельми виноград произрасши процветает.

Изо всех достоинств Монархини нашея показуется, коль велики были Ея предки, которыми оживленная, восставленная, укрепленная, возвеличенная, просвещенная Россия ныне над всеми земными царствами главу свою возносит, которых славныя дела и заслуги к отечеству неменьше надлежат к похвале Ея Величества, нежели кровь оных к Ея рождению послужила. Для того описал бы я ныне вам младаго Михаила,¹⁴ для стенания и слез прадедов наших приемлющаго с венцем Царским тяжкое бремя поверженныя России, обновляющего рассыпанныя стены, сооружающаго раззоренные храмы, собирающаго расточенных граждан, наполняющаго расхищенныя государственныя сокровища, исторгающаго корень богоотступных хищников Российскаго престола и Москву от жестокаго поражения и глубоких ран исцеляющаго;¹⁵ изобразил бы я ныне премудраго и мужественнаго Алексея,¹⁶ бодрым своим духом ободряющаго Россию, начавшую паки двигать свои мышцы, утверждающаго благополучие подданных спасительными законами, полки военною наукою, церьковь истреблением ереси, простирающаго победоносный мечь свой на Сармацию¹⁷ и России издревле принадлежащия великия княжества праведным оружием России возвращающаго; представил бы я Петра именем Великаго, делами большаго, влиянною себе от Бога премудростию просвещающаго Россию и мужеством вселенную устрашающаго, единою рукою мечь и Скипетр обращающаго, к художествам^1н простирающаго другую, правлением всех земных Монархов, трудами рабов своих превосходящаго, искореняющаго невежество и науки насаждающаго, наполняющаго новыми полками землю и море новым флотом покрывающаго, военные свои законы собственным примером утверждающаго и славу свою со славою отечества до небес возносящаго; начертал бы я в умах ваших Героиню, прекрасную Августейшую Екатерину,¹⁸ среди варварских набегов, среди гремящаго оружия, среди шумящих ядр непоколебиму духом, премудрому Государю премудрые советы дающую, венчаему потом Его рукою и пресеченныя смертию предприятыя дела многотрудившагося^1оРоссийскаго Геркулеса на рамена свои¹⁹ приемлющую;^1п но слово мое к собственным добродетелям и достоинствам Монархини нашея поспешает: на них единых истощит всю свою силу,^1р не исчисляя подробну, но токмо^1с знатнейшия представляя. Того ради не изображаю словом блистающия лепоты лица Ея, являющия прекрасную душу, ни сановитаго возраста, Монархине приличнаго, ни величественной главы, к ношению венца рожденной, ни уст, щедроту источающих, ни очей, возрением оживляющих, ибо ко всем человеколюбивая Государыня взор Свой обращает. Всяк видит, всяк в уме своем изображает, что так Великий Петр обращал свои очи, взирая на обновляющуюся Россию; так произносил свой голос, укрепляя воинство и ободряя к трудам подданных; так простирал Свою руку, учреждая художества и науки, повелевал устроить полки ко брани и выходить флоту в море; так возносил главу, въежжая в побежденные грады и попирая поверженное неприятельское оружие; толь бодро шествовал, осматривая свои начинающияся стены, строящиеся корабли, исправляющиеся суды и среди моря со дна востающия пристани и крепости; не представляю внешних Монархини нашея достоинств, но внутренния душевныя токмо изобразить потщусь Ея дарования,²⁰ Коль великия нестроения, брани и человекоубийства^1тв народах единой крови и единаго языка от разделения веры происходят, толь, напротив того, крепко взаимным любви союзом сопрягает их единство веры, которая^1ухотя много учением, однако больше примерами укрепляется. Благополучна Россия, что единым язы́ком едину веру исповедует²¹ и, единою благочестивейшею Самодержицею управляема, великий в Ней пример к утверждению в православии видит. Видит повсюду, как звезды небесныя, блистающия и Ею сияние свое умножающия церькви; с удивлением взирает, что толь многих государств Повелительница, которой земля, море и воздух к удовольствию служат, часто, твердостию веры укрепляема, строгим пощением и сухоядением тело свое изнуряет, которой не токмо великолепныя колесницы и избранные кони, но и руки и главы сынов Российских к ношению готовы, вперенна усердием купно с подданными далекий путь к местам священным пешешествует.^1ф Коль горячим усердием воспаляются сердца наши к Вышнему и коль несомненно милосердия Его себе ожидаем, когда купно с нами предстоящую и молящуюся с крайним благоговением свою Самодержицу пред очами имеем! Коль мужественно дерзают против сопостатов Российские войны,^1х Украшенная святым Ея усердием, аки невеста, в день брачный торжествующая, Российская церьковь, блистая порфирою и златом и паче радостию сияя, возвышается, окруженна славою, к пресветлому жениха своего престолу и, показуя ему свое великолепие, вещает: «Так украшает меня на земли возлюбленная Твоя Елисавета — украси державу и венец Ея не увядающею добротою славы;^1ц возносит рог мой в поднебесной — вознеси Ея^1ч над всеми обладательми земными; посещает меня посещением усердным — посети Ея^1ш благодатию твоею неотступно; утверждает столпы мои в России — утверди здравие Ея непоколебимо; споспешествует мне в побеждении неверия — споспешествуй Ей в побеждении гордых и завистливых сопостатов и благословением твоим и силою твоею свыше осени Ея воинство». Сему священному церькви святыя гласу согласуется всех подданных желание; по сему веруем, что непобедимый благочестивых поборник славы, Господь, во всех предприятиях и делах Августейшия Единодержицы нашея есть предводитель и защитник, и высокою десницею своею управляет Ея мужество, которому ни внутрь России вкоренившиеся, ни отвне наступающие неприятели не могли стать противу. Сии побеждены в едино лето,²² а оные в едину ночь низвержены.^{23 1щ} сильною рукой держимый и великою властию объятую Россию взять в свое повелительство, есть дело и мужескому сердцу страшное, и великому Герою едва преодолимое. Но Богом предводимая Героиня наша с малым числом^1ъ верных сынов отечества презирает все препятства,²⁴ без пролития крови торжествует и к общей нашей радости приемлет свое наследство. Чудное и прекрасное видение в уме моем изображается, когда себе представляю, что предходит со крестом Девица, последуют вооруженные воины.²⁵ Она отеческим духом и верою к Богу воспаляется, они ревностию к Ней пылают; Она исполнить желание всех Россиян, они изволение^{1ы 1ь} за Оную усердствуют. Но что сему последует? Омертвели стрегущие, видя пришествие Петровой Дщери, и бесчувственное оружие пред законною своею Государынею, из трепещущих рук падши, преклонилось! Просветился Монаршеский дом Ея входом, воссиял престол вступлением, и веселящимся Россиянам казалось, что и стены Петровы двигались, радостию оживленны. Ужаснулись тогда вероломные Балтийские бреги, приступающие уже к пределам нашим кичливые сопостаты²⁶ оцепенели и, завистливый взор свой вспять обращая,²⁷ больше о бегстве, нежели о сражении помышляли. Изображался в устрашенных умах их Петр Великий, в мужественной Своей Дщери живущий, представлялись им отцы их в мысли, лежащие в крови своей на полях Полтавских, и многия тысячи их народа, ведомаго в плен на отделенныя половиною света степи; мечтались им горящие их грады и веси, приготовленныя Российския галеры ходить по су́ху,^1э как по морю, Российския галеры и выежжающие против них из волн морских всадники.^{1ю, 28 29} Но когда Отеческий скипетр^1я и мечь приняла мужественная Елисавета, тогда, как некоторым бурным дыханием возметаемы, неприятели с трепетом в бегство обратились и при защищениях своих, при крепких стенах, при непроходных^2а за́секах и при реках, быстрыми водами стремящихся, не токмо противиться не дерзнули, но и оглянуться на них едва смели, видя, что ни топкия болота, ни мшистыя озера, ни стремнины крутыя не могут препятствовать праведному Елисаветину гневу и ревности молниеносных Ея воинов. Наконец так утеснены отвсюду, так окружены были морем и землею от Российской силы, что естьли бы не толь великодушную Победительницу имели,^2бто никто бы из них спасен не был и о конечной^{2в 30} Сия победа тем паче протчих была предивна, что казалось, якобы и Марс, подражая кроткому Государыни нашея нраву, ненавидел пролития человеческия крови, и вся Европа рассуждала, что Россия не войну с неприятельми^2г имела, но токмо продерских вероломцов за неистовство наказала. За сродное Государыни нашея свойство вселенная почитает поступать со врагами^2двеликодушно. Сего не токмо при совершенном внешних неприятелей^2епосрамлении, но еще во время преславнаго Ея^{2ж 2з}Ею показан. Прибегла к Ней смущенная Россия и гласом избранных сынов своих вещала: «Приими меня в матерния Твои объятия, приими наследную Твою державу и врожденным Тебе бодрым Отеческим духом презирай все препятства. Надейся на Бога — он праведному Твоему предприятию предводитель будет.^2и Надейся на Себя — Ты едина истинная наследница, Ты Дщерь моего Просветителя.^2й Надейся на меня — я все свои силы подвигну к Твоему защищению и чрез главы и трупы Твоих неприятелей отворю путь к престолу». Но великодушная Государыня паче изволила наследной Своей короны до времени лишаться, нежели оной доступать пролитием крови, и, наконец, больше опасаясь бедствия Отечеству, нежели себе Величества желая, склонилась к правлению или вящше к сохранению государства. Восшед на высоту толикия власти, отлучившим Ея^2к от законнаго наследства, согрубившим неистовою гордостию и бессовестным утеснением огорчившим^2л жизни токмо самовольныя жизни^2м лишает и великое восшествия Своего геройское дело украшает крайним Своим великодушием, которым так обильно одарена Монархиня наша, что оное в пространной России не вмещается, но истекает и ко внешним народам. Побеждена Швеция Ея оружием, но больше побеждена великодушием; страшится Ея непобедимыя силы,^2н но больше чудится великому и благородному духу, ибо, приобретши толь великия преимущества, непобедимая Государыня с побежденными в конец мир заключает, но, справедливее сказать, преступившим вину прощает. Кто всю врага своего силу в руках имеет и всю свою волю над ним исполнить может, однако отдает все обратно и уже поверженнаго и противиться не могущаго восставляет, — тот не больше ли прощает, нежели примиряется? Но далее простирается прехвальная сия Монархини нашея добродетель, бо́льший пример великодушия показует Российская Героиня, ибо, не токмо отпустив врагам своим предерзость, мир, и тишину, и земли покоренныя возвращает, но и оружие свое простирает к их защите, отвращает с другой страны грозящую им войну и наследство их престола купно с вольностию утверждает.³¹ Сие рассуждая и взирая на цветущее состояние Российскаго государства, на изобилие пространнаго нашего Отечества и на умеренность, которою Государыня наша толикое множество поклоняющихся Ей народов управляет, возможно ли помыслить вам, соседы наши,^2о чтобы Ея благородное сердце к присвоению чужих земель склонилось? Имеющая толикое пространство полей плодоносных болот ли непроходимых пожелает? Простирающая Скипетр^2п Что храброе Российское воинство ко брони устроено, что флот готов к покрытию вод Балтийских, что все военныя приуготовления успевают,³² — сие все не войну, от России наносимую, предвозвещает, но показует премудрость прозорливыя нашея Героини. Искусный мореплаватель не токмо в страшное волнение и бурю, но и во время кротчайшия тишины бодрствует, укрепляет орудия, готовит парусы, наблюдает звезды, примечает перемены воздуха, смотрит на восстающия тучи,³³ исчисляет расстояние от берегов,^2р мерит глубину моря и от потаенных водою камней блюдется. Подобным образом премудрая Елисавета, хотя радуяся взирает на своих подданных, наслаждающихся дарованным от Ней возлюбленным покоем, однако и о будущей их безопасности печется: ограждает их^2с распростертым по земли и по морю оружием и тех, которые мечем не могут, мыслями воюющих проницательным оком назирает; открывает потаенныя тихими струями лести неприятельския коварства; рассуждает о прошедшем, рассматривает настоящее и будущее предвидит. Того ради, естьли кто из завистников благополучия нашего дерзнет неистовым или коварным озлоблением миролюбивое Монархини нашея сердце на гнев подвигнуть, то познает о всем премудрый Ея промысл и, хотя он пространными морями, великими реками или превысокими горами от нас покрыт и огражден будет, однако, почувствовав свое наказание, помыслит, что иссякло море, прекратили течение реки и горы, опустившись, в равныя поля претворились; помыслит, что не флот Российский, но целая Россия к брегам его пристала.^{34 2т} отечество, и безмятежным веком под кровом премудрыя Твоея Повелительницы наслаждайся. Коль безопасно твое благополучие! Коль несравненно с протчими твое блаженство! Другие на дымящияся развалины раззоренных от неприятеля градов своих со слезами взирают, но ты на восходящия к облакам новыя великолепныя^2у здания радостный взор возводишь.³⁵ Другие, день и ночь страхом объяты, трепещут, видя с обнаженными мечами бегающих друг за другом граждан и единородную кровь по стогнам проливающих, но ты единодушных сынов единыя общия всех Матери³⁶ согласным подданством украшаешся. Иные от пресечения купечества, от разрушения художеств, от попрания земледельства наготу и алчбу претерпевают, но в тебе купечеству пути открыты, отворены пристани, наполнены богатством торжища, возрастают науки и художества, и житницы твои преизобилуют. Иные, хотя от военнаго шума и страха свободились, однако видят плачевные следы своих сопостатов, и суровый оных вид ясно^2ф ́ в сонных привидениях военные страхи возмущают. Сие твое дражайшее и святое спокойство от единаго премудраго попечения прозорливыя твоея Государыни происходит. Ея провидение и промысл довольствует тебя изобилием, увеселяет общим согласием, обогащает купечеством и безмятежным земледельством, украшает возлюбленным миром и громкою твоею славою вселенную наполняет. Сие совершенное наше удовольствие, общее увеселение, обильное обогащение, приятное украшение, сию всемирную нашу славу умножает несравненная Монархиня божественным Своим человеколюбием, когда, возвышенная до толикой высоты власти и величества, которой уже человеческое могущество превзотти не может, крайним к подданным Своим снисходительством превыше смертных жребия восходит.^2х Что приятнее человеческому сердцу³⁷ и что чрезвычайнее на свете быть может, как Государыню, Повелительницу величайшей части света, от всех племен и владык земных почитаемую, ласковым взором, кроткою беседою и милосердым приятием рабов своих удостоевающую видеть? Но мы таковым приятным зрением^2ц услаждаемся по вся дни. Отличается человеколюбивая Государыня наша от великаго множества окружающих Ея подданных не кичливым возрением, не уничтожительным гласом, не страшным^2ч повелением, но прекрасным Величеством, тихою властию, благородным снисходительством и некоторою божественною силою, вливающею несказанную радость в сердца наши. Обращается при вратах пресветлаго Ея дому не ужас и трепет,^2ш — верная любовь подданных. Входящие в него не озираются беспрестанно, стен самих ужасаясь, ниже́ трепещущия стопы́ сомнительно простирают,³⁸ но предваряющему их веселию едва в след успевая, в священныя Ея чертоги светлым лицем шествуют. Нет нужды испытать сокровенныя их мысли: является на каждаго очах красота общаго удовольствия и на распростертых челах радостных сердец знаки написаны. Коль приятным чувствием обливаются сердца взирающих на толь снисходительное Величество! И кое прохлаждение втекает в кровь^2щ оцепеневающих повинных, когда о милосердии своея Государыни помышляют, к котораго изображению человеческое слово едва довольно быть может! Ничто есть толь похвально, как кротость,^2ъ ни единой добродетели благоутробия нет любезнее, ничем естество человеческое к божественным свойствам не подходит ближе, как прощением повинных и свобождением от надлежащей казни. Но где велегласнее^2ымилость на суде хвалится, где крепче объемлется^{2ь 2э} сопрягаются, где осуждение и свобождение союзнее^2ю друг друга лобзают, как пред высочайшим Ея Величества престолом? Пускай другие, лишая жизни, обагряя мечь свой кровию, умаляя число подданных, повергая пред народом растерзанные человеческие члены, устрашить злых и пороки истребить тщатся, но премилосердая Монархиня наша больше благоутробием и щедротою успевает.^2я Пускай другие ужасными, но Мати Российская радостными примерами исправляет человеческие нравы. Иные строгою и нередко безчеловечною казнию хотят искоренить злобу,³⁹ но Она щедрым награждением вкореняет добродетель. Естьли кто, имея великий сад, только об одном истреблении терния печется, забыв плодоносныя древа и прекрасные цветы напаять потребною влагою, тот не в долгом времени увидит древа́ свои сухи и бесплодны и цветы, увянувшие от зноя. Напротив того, кто древа плодоносныя и процветающия травы в пристойное время орошает, презирая плевы и токмо прохождением попирая, тот насладится изобилием древ плодоносных и красотою цветов возвеселится, которые усилившись иссушат тучность и соки негодных и вредных прозябений, прекратится тех ращение и корень истлеет. Подобным образом, хотя и полезно есть строгое над повинными исполнение законов, но без награждения добродетели тщетно и больше приводит в уныние добрых, нежели злых исправляет;^3а и видя возвышенную добродетель, наслаждающуюся праведною своею мздою, завистью угрызаемы истают или, обратившись ревностным подражанием того же, достойными себя учинить стараться будут. Таковым благоразумным милосердием щедрая Государыня в широко распростирающейся России расплодить добродетель и пороки искоренить тщится! Наказует^3б матерски, Монаршески снабдевает,^3в исправляет без строгости, с избытком награждает, воскрешает избавлением преступивших, заслуживших благодеянием ободряет.^3г Таковую Ея Величества особливую добродетель хотя всяк верный подданный, хотя все российское государство чувствует, хотя повсюду щедрая Ея рука обильные дары изливает, так что скорее голос мой ослабеет, язык притупится и слово оскудеет, нежели подробну Ея благодеяния исчислит,⁴⁰ однако, учрежденное от дражайших Ея Родителей сие собрание, великодушным щедролюбивыя Государыни призрением так удовольствовано и так снабдено, что, крайнейшею благодарностию усердствуя, ни вящшаго себе благополучия представить, ниже к засвидетельствованию своего удовольствия и рабской искренности удобных способов изобрести может.^{3д 41} но до всякаго чина и звания, до всего Российскаго государства, до всего рода человеческаго касается, ибо не токмо мы, довольствуясь Ея Величества щедротами, иные в откровении естественных таин и в исследовании пречудных дел премудраго Создателя в спокойстве услаждаемся, иные, преподая наставление учащимся, с радостию чувствуем являющиеся плоды трудов наших; не токмо учащиеся, питаемы обильною Ея рукою, без попечения о своих потребностях только о научении стараться могут, но общее благополучие предлагается. Нет ни единаго места в просвещенной Петром России, где бы плодов своих не могли принести науки; нет ни единаго человека, которой бы не мог себе ожидать от них пользы. Что святее и что спасительнее быть может, как, поучаясь в делах Господних, на высокий славы его престол взирать мысленно и проповедывать его величество, премудрость и силу? К сему^3е отворяет Астрономия пространное рук его здание: весь видимый мир сей и чудных дел его многообразную хитрость Физика показует, подая обильную и богатую материю к познанию и прославлению Творца от твари.^3ж Что полезнее есть человеческому роду к взаимному сообщению своих избытков, что безопаснее плавающим в море, что путешествующим по разным государствам нужнее, как знать положение мест, течение рек, расстояние градов, величину, изобилие и соседство разных земель, нравы, обыкновения и правительства разных народов? Сие ясно показует География, которая всея вселенныя обширность единому взгляду подвергает. Чем военныя сердца вящше к мужественному против врагов действию и к храброму защищению отечества побуждаются, как славными примерами великих Героев? Сии приводит на память История и Стихотворство, которое,^3з прошедшия деяния живо описуя, как настоящия представляет: обоими^3и3й Что превосходнее себе представить можно, как такое средство, которое управляет разум, показует непрелестный⁴² путь произволению,^3к укрощает человеческия страсти и естественные и гражданские законы утверждает? Сие исполняет Философия. Что есть человеку жизни своей дороже и что любезнее здравия? Обои сии^3л Медициною сохраняются и продолжаются. Что в человеческом^{3м 3н} Все сии точною и осторожною Математикою управляются.^3о Все к приращению блаженства человеческаго хотя разными образы, однако согласною пользою служат. Но все сии чрез особливое щедролюбивыя Государыни нашея благодеяние в России умножатся, процветут и принесут обильные плоды в свое время. Произрастет здесь насажденное Петром, огражденное милостию и напоенное щедротою достойныя толикаго Родителя Дщери прекрасное премудрости древо,^{3п, 43} возрастет и ветьви свои распрострет по всей вселенной. Отверста богатою Ея Величества рукою широкая дверь наукам в пространную⁴⁴ Россию, в которой оне, во всяком довольствии и в полной безопасности распростираясь, новое приращение,^{3р 45} и новую славу приобрящут и в новом великолепии на нечаянной высоте, на самом верьху своего совершенства поставленных себя всему свету покажут и полным своим сиянием оставшуюся ночь^3с варварства из самых отдаленных и ныне еще едва известных мест рассыплют; ибо где удобнее совершиться может звездочетная и землемерная наука, как в обширной Ея Величества державе, над которою солнце целую половину своего течения совершает и в которой каждое светило, восходящее и заходящее, в едино мгновение видеть можно.^3т Многообразные виды естественных вещей и явлений где способнее исследовать, как в полях, великое свое пространство различным множеством цветов украшающих, на верьхах и в недрах гор, выше облаков восходящих и разными сокровищами насыпанных,^3у в реках, от знойныя Индии до вечных льдов протекающих, и на многих пространных морях, полных дивными Божиими чудесами, под Елисаветиною державою волны свои преклоняющих? Где безопаснейшее жилище Музы обрести могут, как в пространной и безмятежной России, прозорливостию Монархини нашея успокоенной и непобедимою Ея силою огражденной?^{3ф 3х} благополучие ваше, Российские юноши, которые толикою милостию щедрыя Государыни питаемы, в радостных трудах упражняетесь! Представьте себе будущее ваше состояние, к которому вы избраны, со благоговением внимайте, что Августейшая Императрица, довольствуя вас своею казною, матерски повелевает: «Обучайтесь прилежно. Я видеть Российскую Академию, из сынов Российских состоящую, желаю;⁴⁶ поспешайте достигнуть совершенства в науках: сего польза и слава отечества, сего намерение Моих Родителей, сего Мое произволение требует. Не описаны еще дела Моих предков и не воспета по достоинству Петрова великая слава. Простирайтесь в обогащении разума и в украшении Российскаго слова. В пространной Моей державе неоцененныя сокровища, которыя натура обильно произносит,^3ц лежат потаенны и только искусных рук ожидают. Прилагайте крайнее старание к естественных вещей познанию и ревностно старайтесь заслужить Мою милость». Сие щедрое Ея Величества повеление слыша, дерзайте, бодрствуйте,^3ч успевайте в течении вашем. И вы, которым вход к наукам свободно отворен, употребляйте сию щедроту в пользу сынов ваших и намерения Петрова, попечения^3ш деле со стен Петровых, предстоящие Монаршескому лицу из пресветлаго Ея дому, строящие и управляющие^3щ флот Российский с верьхов корабельных^3ъ и обращающиеся в купечестве с судов и с пристанища на сие здание⁴⁷ взирали, среди своих упражнений о науках помышляли^3ы и к ним бы любовию склонялись.^{48 3ь}злоключением от грознаго пожара приятный вид свой на плачевное позорище пременило, на которое мы едва без стенания и слез^3э взирать можем,⁴⁹ но в сей нашей скорби едино имеем утешение, на едино щедролюбие всемилостивейшия Государыни нашея уповаем, ведая, что нет такой напасти, нет такого нещастия, которое бы великодушием Ея превышено и щедрою рукою отвращено не было. Толь велико⁵⁰ есть щедролюбие несравненныя Монархини нашея.^{3ю 3я} Таковых Монархов посылает Бог на землю, когда он смертных милует; толь благочестивых, когда моления их слышать и приношения приимать соизволяет; толь мужественных и великодушных, когда врагов их повергнуть^4а и посрамить хочет; толь премудрых, когда блаженство их умножить предприемлет; толь человеколюбивых, толь милосердых и толь щедрых, когда их утешить, умножить и ущедрить преклоняется. Красуйся великими сими вышняго дарами, Всемилостивейшая Государыня, и божественными Твоими благодеяниями увеселяйся. Куда Твое пресветлое око ни обратится,^4б везде радостныя лица Твоих подданных, везде избавленных Твоим великодушием и только милосердием Твоим живущих, везде обильно Тобою награжденных и Тобою возвышенных, видит. Вся северная страна хотя во всякое время, однако особливо в сей пресветлый праздник, по прошествии плодоноснаго лета и при окончании благословенной осени,^4в от земли плодами, от моря богатством, отвсюду Твоим щастием изобилующая, многочисленными торжествующих гласы превозносит Твое преславное на отеческий престол восшествие, и оныя восклицания, которыя тогда от внезапной радости и от истинной любви происходили, ныне многократно повторяет. Наше неописанное удовольствие4г и крайняя благодарность хотя никоим красноречием изображены быть не могут,^{4д 4е} сим засвидетельствовать тщимся по мере сил наших,⁵¹ ведая, что Бог и Божию власть на земли имеющие не столько на хитросплетенныя риторския сложения, сколько на чистое усердие взирают.

PANEGYRICUS ELISABETAE AUGUSTAE RUSSIARUM IMPERATRICI PATRIO SERMONE DICTUS ORANTE MICHAELE LOMONOSOW. LATINE REDDITUS EODEM AUCTORE

Quodsi hoc illustri solemnique die, Auditores, quo sub faustissimis auspiciis clementissimae Principis nostrae innumerabiles populi, placidissima tranquillitate fruentes, triumphant gaudio, et gloriosissime suscepti haereditarii Imperii suavissima memoria oblectantur, fieri posset, ut nos laetitia elati, relicta terrarum sede, eo altitudinis pertingeremus, unde amplissimum Illius Imperium oculis subjicere, et hilarissimas gestientium voces ab oriente sole ad occidentem personantes, ac Elisabetam ad sidera efferentes, exaudire liceret; quam pulchrum, quam magnificum, quam jucundum nobis spectaculum praeberetur! Quam multiplici solemnium forma perfrueretur animus, si per urbes firmius pace quam muris munitas, perque rura plenis horreis beatissima, ad maria a bellorum procellis et metu libera, inter amnes, amoenissimas ripas ditissimis undis interfluentes, per campos ubertate et securitate pulcherrimos, per montes sublimius prosperitate surgentes, perque colles laetitia exsultantes, diversos incolas diverso ritu, diversos ordines diversa pompa, diversos populos diversis linguis, unam efferre laudibis, unam laetis acclamationibus extollere, per unam eandemque clementissimam suam Dominam se beatos praedicare, sensu perciperemus! Hinc religiosissimum sacerdotum ordinem cum surgentibis ad coelum thuris odoribus miscere supplices voces et vota pro incolumitate Autocratoris suae protegentis et ornantis alta in pace Ecclesiam Dei; inde insonare per aëra sociatos laetissimo pacificorum armorum fragori triumphales plausus Russiaci militis ardentissimum amorem erga felicissimam ac liberalissimam Dominam suam testantis; hic proceres atque cives festivum celebrare convivium, crebrisque usurpare sermonibus Petri Magni labores, quibus vigilantissima ejus Filia summam imponit manum; ibi post fertilissimae aestatis sudores, circum collectas sine strepitu fruges, choros agere ac tripudiare agricolas, et rustico quidem carmine, sincero tamen ex animo Propugnatricem suam decantare; tum nautam fidissima fretum statione superatos procellarum furores laeta memoria repetere, et geminato gaudio diem hunc celebrare; rursus per vastissimos Asiae tractus campestres incolas equitare alacres, missisque mira arte sagittis indicare, quam promti paratique sint eas super hostes Dominae suae fundere. Quamvis autem humanae conditionis ratio haud patitur, nos tam sublime evehi, tantique spectaculi varietate recreari, tamen mente exsurgimus, et publica gaudia usquequaque animi oculis contuemur. Qui praesertim ad antiquam Imperantium sedem, expectatissima praesentia Serenissimae Imperatricis illustratam respiciunt. Saepius animus noster, perlustrata solemnium varietate, qua felicissimum Russiae Imperium hodie exornatur, ad Augustam convertitur, et disseminata passim gaudia in serenissimo Illius ore sociata reperit. Ex hoc enim veram pietatem delicias Ecclesiae, ex hoc masculum vigorem militaris incitamentum virtutis, ex hoc clementem justitiam exemplum judicum, et miserorum solamen, ex hoc sapientiam futuri providam et consciam, remoti etiam e longinquo lucem suam nobis offundere sentimus; hoc absentes ut praesentes colimus. Sed quis attentiore mentis oculo sanctissimos Illius vultus contemplatur, quam haec, quae ad propagandas in Russia optimas artes atque scientias a Petro Magno fundata est, Academia, incredibili munificentissimae Ejus Filiae Liberalitate restaurata. Non sylvae, non montes interpositi abscondere valent Divinam Ejus Faciem, quae animis nostris infixa est. Obversatur nobis vividissima imago suavissimi oris, erectos nos esse imperantis, et oculorum mitissime nos inspectantium, et munificentissimae manus, prosperitati nostrae subscribentis. Exsuscitare nascentes Musas erogando largissimos sumptus, stabilire earum securitatem scriptis consentaneis legibus, munire singulari gratia in propriam receptas tutelam, patefacere illis ad se liberiorem aditum, demandata earum cura intimorum suorum procerum benevolentissimo, est amplissimum beneficium, cujus memoria nulla oblivione ex animis nostris delebitur; pro quo, adhibito summo ad propagandas optimas artes atque scientias studio, et ornando munificentissimam Dominam, laudibus re ipsa et animo gratissimos hos testari debemus. Quo autem magis tempore aequum est ad agendas optimae Principi gratias nos excitari, quam solemnissima hac die, Imperio Russiae mascula virtute Illius suscepto illustrissima, ubi singulari gaudio nostro publica celebratio conjungitur. Non se capit pectoris angustiis tantae laetitiae magnitudo, sed ex ore atque oculis multa et Candida prorumpit. Intenduntur summae rationis et orationis vires ad exprimendas vere Regias Augustae virtutes, delicias subditorum, miraculum orbis, gloriam et ornamentum seculi nostri.

terrarum Principi agere gratias atque laudes impertire incipio. Sed quum diligentius expendo, eandem haud ita difficilem invenio. Quod enim dicendi genus uberius invenire eloquentia, qua in re latius diffundi ingenii vires, ubi denique flagrantius spirare devotissimi amoris ardor potest, quam in laudibus tantae Principis celebrandis? Et hanc meam linguam liberalitate Illius animatam quando flecti promtius, et istam meam vocem munificentia Ejusdem firmatam quando elevari altius par est, quam praedicando atque celebrando divinas Illius dotes? Non verbosa cogitationum exaggeratione amplificata, non exquisito verborum lenocinio comta, non artificioso Rhetorum incessu elevata erit haec oratio mea; sed quidquid fertilitatis, quidquid suavitatis, quidquid sublimitatis aut pompae habebit; id omne ingentibus Augustae factis, pulcherrimisque Ejus virtutibus atque devotissimo ferventissimoque amori nostro acceptum feret. Quandoquidem aguntur gratiae Dominae piissimae: testes sunt tot exornatae Divorum arae, exstructa templa, tamque crebra jejunia supplicationes et peregrinationes ad vota persolvenda institutae; aguntur gratiae Dominae fortissimae: testes sunt tot clarissimae victoriae a domesticis et externis hostibus reportatae; aguntur gratiae Dominae magnanimae: testis concessa illis delictorum et audaciae impunitas; aguntur gratiae Dominae sapientissimae: testis est prudentissime instituta rerum ordinatio ad pacem domi et foris firmandam; aguntur gratiae Dominae mansuetissimae: testis est materna Illius erga subditos comitas et acceptissima lenitas; aguntur gratiae Dominae clementissimae: testis est innumerabilis multitudo liberatorum a mortis poena, et concessus Illi a Deo gladius ad punienda crimina nondum sanguine humano tinctus; aguntur gratiae Dominae liberalissimae: testes sunt amplissimis praemiis ornata fidelitas, honorata praeclaris muneribus merita, erecta opibus egens et fracta calamitate probitas. In amoenissimo florentissimoque campo animus expatiatur meus, et inter varios pulcherrimarum virtutum flores ambiguus versatur! Omnes sunt memorandae, amplectendae omnes; ex omnibus elucet quam nobili stirpe tanta laudum seges sit procreata. Ex omnibus atque singulis Augustae virtutibus patet Serenissimorum Illius magnitudo Majorum, quibus resuscitata, elevata, firmata, amplificata, illustrata Russia super omnes terrarum gentes caput suum effert, quorum splendida facinora, magnaque erga Patriam merita non minus ad laudes Principis nostrae pertinent, quam Ejus procreatio ab illorum sanguine derivatur. Idcirco adumbrarem hic vobis Michaelem, tenera in aetate, propter gemitum et lacrymas majorum nostrorum suscipientem cum Regio diademate grave onus prostratae Russiae, renovantem dirutas urbes, instaurantem eversas aras, congregantem fugatos et dispersos cives, resarcientem direptos Imperii thesauros, exterminantem nefarios Russiaci sceptri usurpatores, et Mosquam ab infestissima audacissimorum hominum peste liberantem, et a lugubri vastitate revocantem; proponerem vobis prudentissimum et fortissimum Alexium vigore animi exsuscitare Russiam, jam suos moventem lacertos, firmare fortunam subditorum salutaribus legibus, exercitum militari disciplina, Ecclesiam exstirpata haeresi, circumferre victricia arma sua per Sarmatiam, magnasque provincias, ad Russiam antiquitus pertinentes, justissimo bello recuperare; redigerem in memoriam vestram Petrum, nomine Magnum, rebus gestis maximum, ut divinae sapientiae lumine illustraret Russiam et fortitudine orbi terrorem injiceret, ut altera manu sceptrum teneret atque gladium, altera optimas amplecteretur artes, et regendi arte omnes terrarum principes, laborum patientia servos suos vinceret, ut exterminaret barbariem et introduceret scientias, ut impleret novo exercitu terras, novaque classe maria occuparet, ut bellicas artes suo stabiliret exemplo, et secum Patriam ad sidera extolleret; depingerem vobis Heroida pulcherrimam Catharinam Augustam, inter barbarorum incursus, inter fragorem armorum et globorum stridorem immotam animo, Sapientissimo Principi sapientissima consilia adferentem, coronatam denique Illius manu, et interruptos morte indefessi Russiaci Herculis labores foemineis, fortissimis tamen, humeris suscipientem; verum tamen ad proprias Autocratoris nostrae virtutes atque pulcherrimas animi dotes festinat oratio mea, in illis solum vires consumtura suas, non equidem singulis enumerandis, sed potioribus percensendis. Quapropter praetereo tacitus excellentem pulchritudinem formae Ejus, pulcherrimi indicem animi; non commemoro honorem capitis ad portandum diadema nati, non proceritatem, non firmitatem corporis principibus decoram, non sacratissimum os gratiarum sedem, non serenissimos oculos hilaritatis et solatii fontes, Nam omnibus spectandam se praebet clementissima Princeps. Spectant omnes et clarissime in animo repraesentant, sic Petrum Magnum circumtulisse oculos, cum renovari a se Russiam contemplaretur; sic elevasse vocem, cum ad proelia milites, ad laborem subditos exhortaretur, sic extendisse manum, cum instauraret artium scientiarumque officinas, cum instrui aciem, vel portu excedere classem imperaret; sic elevasse caput, cum ingrederetur captas urbes, et projecta hostium arma calcaret; sic erectum incessisse, cum surgere sua moenia, reformari judicia, aedificari naves, et mediis ex undis arces atque portus erigi cerneret. Non praedicandis Augustae speciei miraculis immorabor, verum omnem meam operam conferam ad excellentissimas animi dotes, pulcherrimasque Principis nostrae celebrandas virtutes, quarum ducit chorum suavissima Deo, suavissima mortalibus pietas, firmum praesidium regnorum, decus et ornamentum diadematum, certissima fiducia in praeliis, arctissimum vinculum societatis humanae. Quam perniciosae turbae, quam cruenta luctuosaque bella inter gentes, cognatione sanguinis et sermonis sociatas, religionis dissidio concitantur, tam stricto amoris nexu conjungit illas unitas fidei, quae multum quidem doctrina, plus tamen exemplis corroboratur. Felix est Russia, quae una lingua unam fidem profitetur, et unius piissimae Principis imperio administrata maximum documentum, et verae devotionis instar in Illa coram constitutum habet. Videt ut sidera coeli collucere ubique Divorum aras, sanctissimisque Ejus votis in dies magis magisque clarescere. Saepius miratur tot populorum Dominam, cui terra, maria et aër in suppeditando victu famulantur, fidei constantia roboratam, parcissimo cibo diuturna jejunia solari; eam denique, ad quam portandam non solum superbi currus et lectissimi equi, verum etiam humeri cervicesque nostrae sunt paratae, divino amore excitatam, inter suos subditos, ad celebrandas religiones, longa itinera pedibus emetiri. Quanto Dei amore inflammantur nostra pectora, quantaque fiducia gratiam illius nobis exspectamus, quando Principem nostram simul nobiscum adstare altaribus, et devotissimo animo ardentissimisque precibus sacra prosequi, ante oculos habemus! Quam animosos et alacres ad conserendas cum hostibus vires praebent se Russiaci milites, cum persuasum habeant, fortissimum in praeliis Deum, Deum piissimae suae Dominae propitium pro illis depugnaturum stare in acie! Quanto gaudio perfunduntur sanctissimae religiones acceptissimis Deo salutationibus Ejus celebratae! Ornata piissimis Illius votis, tanquam sponsa nuptialium celebritate sacrorum, triumphans Russiaca Ecclesia, purpura auroque fulgida, magis autem laetitiae et gloriae Majestate eminens, ascendit ad circumfusum divina luce sponsi sui solium, et splendidissimum cultum suum ostentans, sic, inquit, exornat me in terris suavissima tua Elisabeta; exorna sceptrum et diadema Ejus decore perennis gloriae: auget dignitatem meam in mundo; amplifica potentiam Ejus super omnes terrarum dominos: visitat me devotissima visitatione; visita Illam semper visitatione gratiae tuae: firmat columnas meas in Russia; firmam ac inconcussam valetudinem Ejus conserva: affert mihi opem et auxilium ad conterendam impietatem; affer opem et auxilium Illi ad conterendos superbos et invidos hostes, et Divino tuo numine ac virtute tua desuper tuere Illius militiam. His sacratissimis ecclesiae vocibus consentiunt omnium subditorum vota. Hinc credimus invictum ilium piorum propugnatorem, gloriae Dominum, in omnibus Principis nostrae consiliis et conatibus ducem et auspicem esse, et altissima dextra sua dirigere Ejus fortitudinem, cui non illi, qui insederant atque inveterarant in visceribus Russiae, non qui fines illius oppugnaturi erant, hostes resistere valuerunt. Ad hos enim debellandos unius aestatis curriculum, ad illos vero opprimendos una nox suffecit. Obsessum firmis praesidiis Patrium diadema, fortique manu occupatum sceptrum recuperare, et magna vi praereptum Russiae Imperium redigere in ditionem, est facinus virili etiam animo formidabile, et a magno Heroe vix perpetrandum. At divino numine excitata Princeps nostra, parvo satellitio fidelium Patriae filiorum comitata, obstantia contemnit et vincit fata, triumphum sine sanguine agit, et publicum adfert gaudium, haereditatem consecuta. Pulcherrimum admirandumque spectaculum animo praebetur meo, cum mihi repraesento, praeire cum signo Crucis Virginem, armatos milites sequi; Illam Patria virtute et ardentissima erga Deum pietate, hos devotissimo erga Ipsam amore incendi; Illam ad explenda totius Russiae vota, hos ad exequendam Illius voluntatem festinare; Illam victoriae jam proximam cruentam victoriam abhorrere, hos orbis terrarum potentiam Illius causa oppugnare non dubitare! Quid vero tandem sequitur? Obstupuerunt praesidiorum catervae, cum Petri Filiam venire sentirent, et sensu carentia arma trepidantibus excussa manibus coram legitima Domina sua procubuerunt. Perfunditur lumine Regia, Illa intrante, collustratur thronus, ascendente, et exsultantibus Russiae civibus etiam moenia Petri se commosse sunt visa. Contremuerunt turn perfida Botnica littora, et ingruentes finibus nostris superbi hostes repentino terrore exanimati diffidere rebus suis coeperunt, et fugam potius maturare quam proelium committere cogitabant. Repraesentabant perterritae eorum mentes Petrum Magnum in fortissima illius Filia redivivum. Oberrabat illis tristissima et sanguinolenta imago patrum, per Poltavae campos fusorum. Concipiebant animis gentis suae myriades super divisos infinita vastitate interjacentis soli campos duci captivas, flammis corripi urbes et agros, trajici siccum pariter ac freta triremibus, erumpere ex mediis maris fluctibus equites. Equidem profligati erant proelio hostes ad Willmanstrandiae muros; ambiguo tamen diu certatum est Marte, senserunt strenuae Russiaci militis manus obstantem pertinaciam cruentamque palmam obtinuerunt. At quamprimum Patrium sceptrum et gladium suscepit Augustissima Virago, turn non secus ac rapacissimo quodam turbine concussi in fugam se conjecerunt, desertisque munitionibus, firmissimus moenibus, praecisis sylvis, et rapidissimis fluminibus, cogitarent ea defendere, sed ne respicere quidem sunt ausi, cum metu abjecti cogitarent, nec uliginosas paludes, nec torpentes lacus, nec alta praecipitia remorari posse justissimam Principis nostrae iram, et impetum fulminei Ejus militis. Denique eo angustiarum erant compulsi atque coacti, et victore exercitu ita claudebantur terra marique, ut, si non magnanimae Victricis lenitas illis saluti fuisset, tum nemo eorum mortem effugisset, nec nuncius quidem tantae cladis superfuisset, qui omnium interitum domi prius referret, quam celeberrima Principis nostrae fama id divulgaret. Haec victoria eo fuit maxime memorabilis, quod et Mars ipse mitissimum Princips nostrae ingenium imitari, et humano sanguini parcere videretur, et tota Europa judicaret Russiam non bello cum hostibus decertasse, sed solum temeritatem poena affecisse. Res sermonibus gentium est percelebrata, magnanimitatem propriam Principis nostrae esse virtutem, qua erga infensissimos etiam hostes suos utitur, cujusque ante devictos et confusos externos, etiam erga domesticos inimicos magnum exhibuit specimen. Confugit in sinum Illius conturbata Russia, et voce lectissimorum filiorum suorum sic fidem et amorem suum testata est: Recipe me maternos in amplexus Tuos; capesse haereditarium sceptrum Tuum, et Patria virtute animata omnibus obstaculis esto major. Pone fiduciam in Deo, qui justae Tuae causae et salutaribus coeptis aspirabit; pone fiduciam in Te ipsa, quae unica es legitima haeres, et Filia mei Sideris; pone fiduciam in me, quae, quidquid firmamenti ac virium habeo, saluti et gloriae Tuae propugnandae impendam, perque concisa hostium Tuorum corpora viam ad solium Tuum recludam. At magnanima Princeps maluit potius haereditate Sua ad tempus privari, quam illam adire profuso sanguine. Tandem vero periculo et nutatione Patriae coacta magis, quam Maiestatis desiderio mota, accedit ad gubernandum, seu verius ad conservandum Imperium. Constituta in summa rerum omnium potestate, in eos, qui Patria haereditate Ipsam excludere, qui nefaria insectatione affligere, et impudentissimo fastu contemnere non dubitarunt, quamnam vindictam exercet? divina lege atque humana, optatisque Russiae civium ad acerbissimos cruciatus, ad atrocissimam mortem condemnatos, tantum a serenissimo conspectu suo vult esse remotos, et qui vita indigni judicati sunt, licentiore solum vita privatos vivere jussisse contenta est, et hac moderatissimi animi gloria magnum suscepti Imperii atque heroicum facinus majus reddit atque illustrius. Haec autem Augustae magnanimitas tanta est, ut etiam ultra vastissimi Russiarum Imperii fines ad exteras gentes exundet. Victa est Suecia Illius armis, sed magis victa magnanimitate Ejusdem; stupet invictissimum Illius exercitum, sed magis suspicit generosam animi excelsitatem. Quandoquidem acceptis tot commodis totque praerogativis invictissima Princeps cum victis penitus pacem componit, vel, ut verius dicam, veniam temerariis tribuit. Qui omnem hostium exercitum victum comprehensumque, et ex arbitrio suo pendentem tenet, ac ipsum belli impetu perculsum atque prostratum, attollit, nonne is culpam potius remittere, quam pacem componere dicendus est? Sed longius progreditur praeclara haec Principis nostrae virtus, magis illustre exemplum magnanimitatis exhibet Russiaca Herois. Etenim non solum data hostibus impunitate, tranquillissimam pacem et subactas ante armis suis eorum terras illis restituit, verum etiam eadem arma ad ipsos propugnandos extendit; reprimit ingruens illis novum bellum, atque firmata regni haereditate, asserit eorum libertatem. His perpensis, consideratoque florentissimo statu Russiaci Imperii, et ubertate amplissimae Patriae nostrae, perspectaque lenitate, qua clementissima Princeps nostra tot adorantes Ipsam populos moderatur, num etiam existimatis, finitimae gentes, generosum Illius animum ad vindicandas sibi alienas terras esse pronum? Inviasne paludes concupiscet, quae tot longe lateque patentes fertilissimos campos possidet? torpentiumne stagnorum desiderio afficietur, quae super tot amnes, vastissimo Nilo ampliores, uberrimis undis in obedientia Illius profluentes, sceptrum suum extendit? et quae in terris lacte et melle affluentibus dominatur, rupesne et saxa sterilia requiret? Quamvis enim strenuissimum Russorum exercitum ad arma capienda procinctum, classemque ad frangendos Balticos fluctus instructam esse, omnem denique militiae apparatum adornari non ignoratis, eo tamen non bellum cuiquam comparari, sed securitati nostrae a sapientissima Elisabeta provideri intelligite Peritus nauta non furentibus solum fluctibus et procellis, verum etiam, cum mitissimum coelum sit, vigilat, firmat armamenta, vela expedit, observat sidera, coeli vicissitudines animadvertit, in distantiam littorum computatione inquirit, pertentat altum maris, et scopulorum fraudem evitare curat. Simili ratione sapientissima Elisabeta quamvis laetissimis oculis videt suos subditos carissima, quam illis attulit, pace frui; verum tamen etiam futurae eorum indolentiae prospicere non desistit; tuetur illos explicato terra marique exercitu, eosque, qui armati nobis sunt impares, animo bellum gerentes acutissima mente observat; scrutatur profundos cogitationum recessus, ubi placida quiete clandestinus dolus adumbratur; expendit praeterita, praesentia discernit ac praevidet futura. Itaque si quis prosperitati nostrae invidens eo insolentiae furorisque processerit, ut amantissimam pacis Principem nostram excitet ad iram; nae ille, sive interfuso mari, sive vastissimis amnibus, aut denique montium praecipitiis defenditur, vigilantissima Illius cura omnia persapienter provisa experietur, indignationemque Ejus sentiet ita, ut poena perculsus, interceptum esse mare, exaruisse amnes, et montes in apertas planities subsedisse, nec classem Russiacam, sed terras nostras sibi illatas arbitretur. Fruere suavissimo otio tuo, carissima Patria, et sub auspiciis sapientissimae Autocratoris Tuae tranquillissimi seculi utere deliciis. Quam secura est felicitas tua? Quanto multis aliis populis es beatior? Quidam enim luctu perditi fumantes urbium ruinas respiciunt; tu vero surgentia ad nubes magnifica tecta laetis metiris oculis. Alii concitatam civium multitudinem dies noctesque stricto ferro concursare, et germanum sanguinem per viarum compita profundere, trepidantes spectant; tibi vero unanimi obedientia conjunctissimi communis omnium Parentis et Dominae filii augent ornamenta. Plerique interrupta mercatura, disturbatis opificiis, desertaque agricultura, fame confecti algent; at tu apertam undique mercantibus viam, patentes portus, foraque ditissimis mercibus plena habes; tibi artes atque scientiae vernant, tibi horrea frugibus exuberant. Alii denique quamvis belli strepiti ac horrore jam liberati sint; luctuosa tamen vestigia hostis sui exhorrent, et ferocissimus illius adspectus adhuc illis ante oculos versatur: te autem in secundo vitae sine ulla offensione cursu nec per somnium oblati proeliorum terrores turbant. Haec carissima, sanctissimaque otia sapientissimae tuae Principis cura tibi fecit. Illius providentia atque consilium auget tuas opes, afficit te publicae concordiae voluptate, locupletat imperturbata agricolarum mercatorumque diligentia, exornat jucundissima pace, et inclyta nominis tui fama orbem terrarum replet. Hanc consummatissimam indolentiam nostram, atque communem voluptatem, haec amplissima opum incrementa, jucundissima ornamenta, hanc denique celeberrimam gloriam nostram auget atque cumulat incomparabilis Princeps nostra incredibili mansuetudine sua, cum in summo rerum humanarum fastigio constituta, inusitata erga subditos suos comitate supra mortalium sortem evecta videatur. Quid enim pulchrius, quidve jucundius visu, aut quid minus usitatum est, quam terrarum Dominam, ab omnibus gentibus Principibusque venerandam, blando adspectu, placido colloquio et clementissima conversatione servos suos dignari videre? at nos tanti spectaculi voluptate saepissime fruimur. Discernitur mansuetissima Princeps a frequentissima circumstantium subditorum multitudine non fastuoso obtutu, non indignabunda voce, non minaci imperio, sed acceptissimo Majestatis decore, mitissima auctoritate, generosa popularitate, et divino quodam numine, ineffabile gaudium pectoribus nostris inspirante. Versatur pro foribus sanctissimae Illius domus non terror trepidus, sed mitissima mansuetudo, devincens sibi omnes clementia, et fidissimus Majestatis custos amor populi. Hanc ingredientes non timidos oculos circumferunt continuo, parietum etiam conspectu perturbati, sed praecurrentem sibi laetitiam consectando sacratissima alacres subeunt limina. Nec operta mentium rimari necesse est; extat in vultu cujusque hilaritatis publicae decus, et in serenis frontibus animorum indicia praeleguntur. Quam jucundissimo sensu perfunduntur pectora eorum, qui tam comem Majestatem intuentur! Quanto solatio recreantur pavidi sontes, cum clementissimae Elisabetae misericordiam animo expendunt, quam nulla vis dicendi complecti potest! Nihil est tam laudabile, quam lenitas, nulla ex virtutibus misericordia est gratior, nulla re homines propius ad divinam naturam accedunt, quam salutem hominibus et sontibus impunitatem dando. At ubi clementia in judicio magis praedicatur, ubi justitia et misericordia strictius conjunguntur, ubi convictio atque venia arctius sese amplectuntur, ubi denique condemnatio et liberatio conjunctius sese exosculantur, quam coram celsissimo Augustae Elisabetae solio? Occidant alii, ut velint, cives suos, eosque ad pauciores redigant, tingant ferrum sanguine, et discerpta hominum membra populo spectanda objiciant, eoque terrere improbos et scelera exterminare contendant; clementissima tamen Princeps nostra misericordia et liberalitate plus proficit. Statuant alii terribilia ad perducendos homines ad frugem exempla; sed illa jucundissimis felicius idem exsequitur, cum virtutem beneficiis propagare studeat. Si quis horti cultor de frugiferis florentibusque plantis irrigandis minus sollicitus, sola zizania exscindere curat, is flore et fructu brevi se frustratum sentiet; contra qui fructiferas arbores et nascentes flores humore perspergere tempestive studet, despiciendo lolium, et transitu solum calcando, is ex floribus voluptatem, ex fructibus utilitatem capiet, cum fructuosae interim arbores auctis suis viribus succum et nutrimentum noxiis germinibus subducant, ariditate ac putredine ab stirpe interituris. Ita quoque licet utile sit legibus in scelera animadvertere, tamen, nisi etiam virtus justo ornetur praemio, vix alicujus fructus est: cum eo bonorum animi magis percellantur quam mali cogantur redire ad frugem. Contra, cum honoratur muneribus virtus, cum praemio afficiuntur merita, id solum, levior sit licet transgressorum punitio, sufficiet ad corrigendos hominum mores. Nam cum senserint se despectos et afflictos improbi, cumque cohonestatam virtutem justa sua mercede frui intellexerint, tum vel invidia confecti concident, vel converso animo a vitae pravitate, simili laudis honore dignos se praestare operam dabunt. Hujusmodi prudentissimo consilio utitur clementissima Elisabeta, quo in vastissimo Imperio suo virtutem propagare et scelera exstirpare atque exterminare curat; castigat ut Mater, ut Princeps afficit praemiis, emendat absque severitate, ex abundanti confert munera: resuscitat errore lapsos, salutem illis impertiendo, accendit muneribus bene meritam virtutem. Quamvis autem tantam Augustae liberalitatem quilibet fidelis subditus, omnisque Russia experiatur; quamvis munificentissima Illius manus passim largissima distribuat munera; tamen instaurata a caxissimis Parentibus Ejus haec Academia, in tantum a magnanima Domina sua locupletata est, ut nec majorem felicitatem desiderare, nec ad testandum gratissimum devotissimumque animum apta satis verba reperiri posse arbitretur. Hoc autem beneficium eo est majus, eo splendidius et Filiae Petri convenientius, quod non solum ad hanc societatem, non tantum ad consecratam studiis hanc juventutem, sed ad cujusvis ordinis atque conditionis cives, totumque Russiarum Imperium, atque adeo ad universum genus humanum spectat. Quandoquidem non solum nos, sustentati Augustae liberalitate, quidam in perscrutandis naturae mysteriis, mirabilibusque operibus sapientissimi Creatoris contemplandis, operam nostram collocamus, alii instituendo studiosam juventutem, germinantem jam segetem, laboribus nostris responsuram, laeti sentimus; non solum discentes largitate Autocratoris nostrae nutriti, omnibusque necessitatibus provisi, unice litterarum studio invigilare possunt; verum publica felicitas proponitur. Non locus est ullus in Russia, a Petro illustrata, ubi non fructum ferre possint scientiae; non homo est unicus, qui non commoda sibi ab illis praestolari queat. Quid sanctius quidve magis salutare esse potest, quam perpendendo Dei opera, altissimam gloriae ejus sedem mentis oculis contueri, ac majestatem, sapientiam et potentiam ejusdem depraedicare? hunc autem in finem patefacit Astronomia vastissimum ejus opificium, mundum hunc adspectabilem, et stupendorum illius operum multiplex artificium ostendit Physica, atque uberrimam materiam offert ad cognoscendum et celebrandum Creatorem ex operibus ejus. Quid utilius humano generi est ad communicanda mutua commoda, quid navigantibus tutius, quid magis commodum peregrinantibus, quam novisse situm, locorum, fluviorum cursum, distantias urbium, amplitudinem, ubertatem et confinia regionum, mores, consuetudines, regiminaque populorum? haec clarissime ostendit Geographia, quae universi terrarum orbis vastitatem uni conspectui subjicit. Quid ardentius militares animos ad splendida facinora et ad Patriam ab hostium impetu strenue propugnandam accendit, quam magnorum exempla Heroum? horum vero memoriam repetit Historia atque Poësis, quae vivis coloribus depicta praeterita, ut praesentia ante oculos sistit; utriusque beneficio celebranda magnorum Principum facta ex voracissimis invidiosae vetustatis faucibus eripiuntur. Quid excellentius mente concipi potest, quam id, quod dirigit rationem, rectam monstrat voluntati viam, compescit affectus, et naturae atque civitatis leges firmat? at id Philosophia praestat. Quid homini vita sua est carius, quid jucundius sanitate? utraque tamen prorogatur et conservatur opera ac praesidio Medicinae. Quid fructuosius in republica machinarum usu, et cognitione interioris corporum mixtionis? Hanc recludit Chymia, Mechanica illas componit. Omnes circumspecta atque considerata Mathesi diriguntur; singulae ad promovendam humani generis felicitatem diversis quamvis modis, communi tamen fructu atque emolumento inserviunt. Omnes autem inusitata munificentissimae Principis nostrae liberalitate propagatae florem fructumque ferent tempore suo. Adolebunt hic jacta a Petro, munita gratia et irrigata largitate dignae tanto Parente Filiae scientiarum semina in felicissimam segetem, cujus fertilitas per orbem terrarum exuberabit. Patefactus est largissima Augustae manu spatiosissimus in Russiam Musis introitus; ubi opibus potentes et securitate fretae, nova incrementa, novum decus, novamque sibi gloriam consequentur, novoque splendore nitentes, praeter opinionem, in summo perfectionis fastigio constitutae, orbi terrarum spectandas sese praebebunt, et pleno suo lumine reliquam barbariei noctem ex remotissimis et vix fama notis regionibus dissipabunt. Ubi enim expeditius absolvi potest siderum et terrarum orbis scientia, quam in amplissimo Elisabetae Imperio, in quo dimidium sol peragit cursum, et luminaria singula ortum atque occasum simul oculis usurpandum exhibent? Multifaria rerum et phoenomenorum facies ubi tanta varietate ac frequentia naturae scrutatoribus occurret, quam in Russiae campis, quorum spatiosissima planities, multiplici florum varietate superbit; aut in montibus ultra nubium tractum exporrectis, opibusque refertis; sive in amnibus, ab aestuosa India ad perpetuas nives aeternamque glaciem decurrentibus; denique in variis iisque vastissimis maribus, quae plenos mirabilium Dei operum fluctus sub Elisabetae sceptro devolvunt? Quod tandem hospitium securius reperire possunt Musae, quam longe lateque patens Russiae Imperium, providentia Augustae ab armorum strepitu remotum, et invictissimo exercitu Illius praemunitum? Quam amplum beneficium ab hac Augustae munificentia universus terrarum orbis accipiet! Quam exoptatissima prosperitas vestra, Russiaci juvenes, qui tanta liberalitate Illius sustentati jucundissimis studiis operam tribuitis! considerate futuram prosperitatem vestram; animos venerabundi ad id advertite, quod Augustissima Imperatrix, erogando in vos sumptus amplissimos, clementissime jubet: Incumbite in litterarum studia: videre enim Russiacam Academiam ex civibus Meis compositam cupio; festinate ad consummandum scientiarum cursum: id enim honor et emolumentum Patriae, id consilium Meorum Parentum, id voluntas Nostra requirit. Non proditae sunt litteris Majorum Meorum res gestae, nec Petri gloriosa facta pro dignitate sunt decantata: conferte omne studium ad conquirendas ingenii opes, et ad patrium sermonem excolendum; in vastissimo Imperio Nostro pretiosissimi thesauri, quos natura uberrime profert, in obscuro jacent, et peritioris manus scrutationem opperiuntur: impendite indefessum laborem ad cognoscenda rerum naturalium arcana, atque his studiis gratiam nostram mereri contendite. Hoc clementissimo Augustae mandato accepto, pergite alacres, properate stadium laboris vestri. Vos autem, quibus ad Musarum sacra patet aditus, utilitati liberorum vestrorum prospicite; et Petri consilium, Catharinae curam, atque liberalitatem Elisabetae infructuosam vobis esse nolite. Non enim sine industria et consilio in media civitate sua serenissimi Conditores Musarum sedem positam esse voluerunt; sed ut exercentes judicia de tribunalibus, sagati de summis Petri moenibus, purpurati ex Augustissima Regia, ii, qui classes instruunt, de navium tabulatis, mercantes e foro atque portu, scientiarum et artium officinam etiam inter exequenda negotia sua haberent ante oculos, amarent atque suspicerent. Equidem pulcherrimum hoc Musarum domicilium repentino fato, quod nobis fuit summae sollicitudini, et foedissima flamma in luctuosum horrendumque spectaculum commutatum, vix sine gemitu et lacrymis praeterire, aut contueri possumus; hunc tamen doloris atque aegritudinis sensum sola Principis nostrae dementia minuit, in sola liberalitate Illius omnem spem nostram ponimus, qui compertum habemus, nullam tam atrocem calamitatem, tamque adversam fortunam contingere nobis posse, quae non magnanimitate Ejus victa, et liberalissima manu propulsata esse queat. Tam inusitata est atque inaudita beneficentia Principis nostrae! Tanta virtute ornatur Russiacum solium. Istiusmodi Principes impertitur Deus terris, cum est mortalibus propitius; tam pios atque devotos, si precibus illorum annuere, nec dona vult aspernari; tam fortes, tamque magnanimos, si hostes illorum conterere atque confundere apud se statuit; tam sapientes, si prosperitatem eorum amplificare instituit; tam denique mansuetos, tam clementes, tamque liberales, si illos consolari, multiplicare atque opibus cumulare destinat. Fruere itaque tot divinis muneribus, clementissima Princeps, et beneficentissimo ingenio Tuo oblectare. Quocunque serenissimos Tuos oculos circumfers, ubique explicatas subditorum Tuorum frontes, ubique animi Tui generositate salutem consecutos, et per solam clementiam Tuam spiritum suum ducentes, ubique largissimis Tuis beneficiis ornatos atque elevatos conspicis. Tota septemtrionis regio, quamvis quolibet tempore, praesertim tamen celeberrimo isto die, post elapsam fertilissimam aestatem, decurrente beatissimo autumno, a terra ubertate, a mari divitiis, undique felicitate Tua affluens, concordissimis feriantium populorum vocibus gloriosissime susceptum Patrium Sceptrum Tibi gratulatur, atque illos plausus, quos tunc inopinatum gaudium et ardentissimus amor tulit, creberrime repetit. Devotissimus vero amor noster et gratissimus animus quamvis nulla dicendi vi nulloque eloquio exprimi possit; verum tamen, quantum in nobis situm est, id testari muneris nostri ducimus, praesertim cum persuasum habeamus, Deo atque iis, qui vim et numen illius in terris tenent, puram devotamque mentem magis acceptam esse quam meditatam orationem.

Примечания

Печатается: русский текст — по последнему прижизненному изданию (Соч. 1757, стр. 187—208) с указанием в сносках вариантов по рукописи, написанной рукой А. П. Протасова, с поправками Ломоносова (ААН, ф. 3, оп. 1, № 838, лл. 119—132, обозначаемой Рук. 1749), по отдельному изданию 1749 г. (обозначаемому Отд. изд. 1749), по тексту, напечатанному в книге «Торжество Академии Наук... празднованное публичным собранием... Ноября 26 дня 1749 года» (обозначаемому Торж.), по тексту, напечатанному в Соч. 1751, и по изданию 1755 г. (обозначаемому Отд. изд. 1755); латинский перевод — по единственному прижизненному изданию.

Впервые напечатано: русский текст — отдельным изданием в 1749 г. в книге «Diem Imperii faustissimum atque laetissimum Serenissimae et Potentissimae Principis ac Dominae Elisabetae Petri Magni Filiae, Imperatricis et Autocratoris omnium Russiarum, Academia Scientiarum solemni conventu celebrat postridie illius diei Novembris XXVI anno MDCCXLIX. Petropoli Typis Academiae Scientiarum» («Всерадостнейший и вожделеннейший день восшествия на престол всепресветлейшей державнейшей государыни императрицы Елизаветы, дочери Петра Великого, самодержицы всероссийской, Академия Наук празднует публичным собранием на следующий день, 26 ноября 1749 г. Петербург. Типография Академии Наук»).

Датируется предположительно: русский текст — промежутком времени с 7 апреля 1749 г. (день получения Ломоносовым ордера Академической канцелярии о сочинении похвальной речи для публичной ассамблеи — ААН, ф. 3, оп. 1, № 838, л. 119) по 3 августа того же года (день подачи Ломоносовым репорта об окончании работы над речью — там же, л. 69); латинский текст — промежутком времени с 17 августа 1749 г. (день получения Ломоносовым ордера о представлении латинского перевода похвальной речи — там же, № 595, л. 135) по 2 ноября того же года (день получения Типографией бумаги для печатания этого перевода — там же, оп. 2, № 186, лл. 34 и 66).

Академический регламент 1747 г. обязывал «всякий год иметь три ассамблеи публичных». Однако только через полтора года после утверждения этого регламента, 23 января 1749 г., состоялось распоряжение президента Академии об устройстве первой такой ассамблеи (ААН, ф. 3, оп. 1, № 596, лл. 17—18). В соответствии с регламентом она приурочивалась ко дню именин императрицы и была назначена на 6 сентября 1749 г. Г. -Ф. Миллеру поручалось прочитать на ассамблее «сочинение об ученой материи», а Ломоносову — «похвальную речь ея имп. величеству на русском языке» (там же, № 838, л. 2). Непосредственный устроитель торжества, Шумахер был в затруднительном положении. Он понимал, с одной стороны, что с такой ответственной по тогдашним условиям задачей, как произнесение русского панегирика императрице в присутствии всей столичной знати, никто лучше Ломоносова не справится, и потому сам же и выдвинул его кандидатуру (там же, № 817, л. 187). Но, с другой стороны, он предвидел, что предстоящее публичное выступление упрочит еще более и без того уже громкую славу автора недавно вышедшей «Риторики» и только что премированной императрицей оды, а это было Шумахеру отнюдь не на руку. Двор и в составе его К. Г. Разумовский со своим влиятельнейшим советчиком Г. Н. Тепловым находился тогда в Москве, и Шумахер слал Теплову письмо за письмом, где откровенно признавался, что рад был бы доверить похвальную речь другому оратору, и не жалел язвительных слов, чтобы хоть как-нибудь очернить и принизить Ломоносова (там же, ф. 1, оп. 3, № 36, лл. 36 об., 49, 91).

Канцелярский ордер, которым Ломоносову предписывалось «сделать» похвальную речь, был датирован 7 апреля 1749 г. (там же, ф. 3, оп. 1, № 838, лл. 6 об. — 7). 3 августа того же года текст этой речи, каллиграфически переписанный А. П. Протасовым, был представлен Ломоносовым в Академическую канцелярию (там же, л. 69), которая в тот же день направила рукопись в Москву (там же, № 817, л. 204). На заглавном ее листе Разумовский написал: «Печатать по сему», и 10 августа Теплов отослал ее назад в Петербург, сообщив Шумахеру, что президент ее «апробовать изволил» (там же, № 838, л. 75). Только после этого Шумахер ордером от 17 августа предложил Ломоносову «взнести» свою речь в Канцелярию не только на русском, но и на латинском языке, что было приказано президентом еще в апреле (там же, лл. 3 об. и 72, где дата ордера обозначена неверно; № 518, л. 363 об.; № 595, л. 135, исх. № 1454). Ломоносов обещал, если верить Шумахеру, представить латинский перевод 31 августа (там же, ф. 1, оп. 3, № 36, л. 91), но успел перевести к этому сроку только половину своей речи (т. X наст. изд., документ 506). Когда именно был окончен перевод второй части, мы не знаем. Известно лишь, что 28 сентября он не был еще готов (ААН, ф. 3, оп. 1, № 459, л. 149 об.), что 2 ноября была выдана бумага для печатания всего латинского текста речи (там же, оп. 2, № 186, лл. 34 и 66) и что к 23 ноября 1749 г. этот текст был уже отпечатан (там же, оп. 1, № 838, л. 289 об.).

«оставя все имеющиеся при Типографии дела», печатать этот текст «с крайним поспешением как днем, так и по ночам» (там же, л. 83). Типография напечатала ломоносовскую речь вовремя, и приглашения на ассамблею были уже разосланы, когда за два дня до торжества, 3 сентября 1749 г., поздно вечером, в Академию прискакал из Москвы курьер с известием, что ассамблея переносится на конец ноября (там же, л. 151). «Весь город в волнении от внезапной перемены относительно публичной ассамблеи, — писал Шумахер Теплову, — и каждый занят отысканием причин этого» (там же, ф. 1, оп. 3, № 36, л. 94). Причиной, не известной в то время и Шумахеру, было недовольство той ученой диссертацией, какую намеревался прочитать на ассамблее Г. -Ф. Миллер (подробнее см. т. VI наст. изд., стр. 17—80, 546—559). Относительно же речи Ломоносова Шумахером были получены 27 сентября из Москвы следующие указания: «Похвальное слово г. профессора Ломоносова, к славе Академии и к его собственной чести, оставить так, как оно и прежде было уже от г. президента апробовано, а перепечатать только те приличности, которые сам г. Ломоносов отменить [т. е. изменить] захочет при переносе слова своего от 6 сентября к 25 ноября [т. е. к годовщине восшествия императрицы на престол], и не ожидая на ту отмену никакой конфирмации от президента, в том уповании, что то неважные переносы будут, которые автору отменить должно» (ААН, ф. 3, оп. 1, № 838, л. 218). Изменения, которые Ломоносову пришлось ввиду этого внести в свою речь, были в самом деле незначительны, и через день, 29 сентября, он сдал в Канцелярию переправленный им текст (там же, л. 232), который 5 октября был послан в Типографию (там же, л. 243), а 6 ноября отправлен уже в печатном виде в Москву (там же, ф. 1, оп. 3, № 36, л. 110 об.).

26 ноября 1749 г., в день ассамблеи, несмотря на ненастную погоду, гостей съехалось много: академическая аудитория была полна. Ломоносов и заменившие Миллера профессоры Г. -В. Рихман и Х. -Г. Кратценштейн, по свидетельству Шумахера, «превосходно справились со своей задачей» (там же, л. 115 об.). 4 декабря Теплов сообщил Шумахеру, что Разумовский поднес печатный экземпляр академических речей императрице и что панегирик Ломоносова «снискал рукоплескания Двора» (там же, л. 116 об.). Шумахер не воздержался и тут от свойственного ему злословия: в ответном письме Теплову он дал понять, что всякая похвальная речь независимо от ее качества всегда встретит одобрение со стороны тех, кого хвалят, а попутно Шумахер осторожно намекнул и на то, что в ломоносовском «Слове» встречаются выражения, которые могут показаться обидными как прусскому, так и шведскому правительству (там же, л. 116 об.). Однако при всем старании Шумахера ослабить впечатление, произведенное похвальной речью, это ему не удалось. Успех ее был огромен: она выдержала при жизни Ломоносова четыре издания — в 1749, 1751, 1755 и 1758 гг. (Соч. 1757).

«Сравните, что писано до Ломоносова, и то, что писано после его: действие его прозы будет всем внятно», — говорил Радищев (А. Н. Радищев, Полное собрание сочинений, т. I, М. — Л., 1938, стр. 389). Более поздний исследователь, Евгений Болховитинов, развивая ту же мысль, отмечал, что ломоносовское похвальное слово Елизавете Петровне «было таким примером панегирического красноречия, с которым тогда нечего было россиянам сравнять или, по крайней мере, нечего было предпочесть ему» (Словарь русских светских писателей, соотечественников и чужестранцев, писавших в России, т. II. М., 1845, стр. 20). Первое ораторское произведение Ломоносова было для своего времени действительно новым словом. Сочиненное в строгом соответствии с теми основанными на античной традиции правилами «расположения» панегирика, которые Ломоносов формулировал еще в начальном варианте «Риторики» (т. VII наст. изд., стр. 70—72), оно пленяло слушателей и читателей не только тем, что его «высокий», «украшенный» слог был «важен и великолепен», но и тем, что оно было первым в нашей прозаической литературе образцом того «довольства пристойных и избранных речений» и той «чистоты штиля», о которых Ломоносов так много и так горячо писал в своих филологических работах. Оно доказывало на практике, что русский литературный язык имеет в самом деле, как утверждал Ломоносов, «природное изобилие, красоту и силу, чем ни единому европейскому языку не уступает» (там же, стр. 92). В утомительном на наш теперешний взгляд «искусственном распространении слова» современники Ломоносова и их ближайшие потомки умели находить «цветы восхищающего красноречия» («Труды Общества любителей российской словесности», 1812, т. III, стр. 88) и сквозь гром гиперболических похвал «добротам» императрицы различали уже привычные им по ломоносовским одам публицистические отклики на живую действительность (см. ниже, примечания 2, 4—6, 9—13, 22, 23, 26, 28, 29, 31, 34, 46 и 49).

Благодаря латинскому переводу Ломоносова, мастерски передававшему пышный ораторский стиль подлинника, «Слово похвальное» приобрело известность и за границей. Леонард Эйлер называл его образцовым в своем роде произведением («un chef d’oeuvre dans son genre» — ААН, ф. 1, оп. 3, № 39, л. 148).

¹ Обычный для художественных произведений Ломоносова мотив мира.

² V, стлб. 628—629).

³ Императрица с декабря 1749 г. находилась в Москве (Камер-фурьерские журналы за 1748 г., стр. 75).

⁴ «Обществом» Ломоносов именует Академию наук, а называя ее «обновленной», имеет в виду новый регламент Академии, утвержденный в 1747 г. (ср. примечания к стихотворению 141).

⁵ Намек на то, что бюджетные ассигнования на Академию наук, установленные новым штатом 1747 г., были вдвое больше тех, какие назначил в свое время Петр I.

⁶ Речь идет о назначении президентом Академии К. Г. Разумовского. Как брат фаворита императрицы, женатый к тому же на ее родственнице, он был действительно одним из «ближайших».

⁷ «день, пресветлым Ея на Отеческий престол восшествием осиянный», в латинском переводе: «день, знаменитейший тем, что силою мужественной своей доблести приняла на себя власть над Россией».

⁸ «Не витиеватым сложением замыслов» при переводе на латинский язык опущено.

⁹ Императрица Елизавета Петровна отличалась исключительной набожностью и строго соблюдала все церковные обряды и посты. В июне 1749 г. она отправилась из Москвы в Троице-Сергиеву лавру на богомолье, причем часть пути шла пешком (Камер-фурьерские журналы за 1749 г., стр. 20). Из этого следует, что данный отрывок «Слова» был написан Ломоносовым, вероятно, не ранее июня 1749 г.

¹⁰ Т. е. победа над шведами в 1742 г. и рейнский поход 1748 г. (см. примечания к стихотворению 149).

¹¹ Под «внутренними» неприятелями разумеются А. И. Остерман, Б. -Х. Миних и другие видные государственные деятели времен бироновщины. Указом от 22 января 1742 г. смертная казнь, к которой они были приговорены, была заменена ссылкой (ПСЗ, 8506). Под «внешними» неприятелями разумеются шведы. В августе 1742 г. после капитуляции шведской армии, окруженной русскими войсками в Гельсингфорсе, ей было разрешено возвратиться на родину, а мобилизованному шведами финскому войску было позволено разойтись по домам (Соловьев, кн. V, стлб. 183). «И кроткое наказание Ея злодеев» при переводе на латинский язык опущено.

¹² военно-морского порта (Соловьев, кн. V, стлб. 143, 204—206).

¹³ Императрица Елизавета воздерживалась от подписания смертных приговоров, но не отменила таких наказаний, как вырезывание языка, вырывание ноздрей, и не отказалась от применения пыток.

¹⁴ Т. е. царя Михаила Федоровича.

¹⁵ Вместо «и Москву от жестокаго поражения и глубоких ран исцеляющаго» в латинском переводе: «и освобождающего Москву от зловреднейшей чумы дерзостнейших людей».

¹⁶ Т. е. царя Алексея Михайловича.

¹⁷

¹⁸ Т. е. Екатерину I.

¹⁹ Вместо «на рамена свои» в латинском переводе: «на женские, но крепчайшие плечи».

²⁰ В латинском переводе добавлено: «и прекраснейшие, достойные прославления добродетели нашей государыни».

²¹ Ср. т. VII наст. изд., стр. 588 и 590.

²²

²³ Имеется в виду дворцовый переворот 25 ноября 1741 г.

²⁴ В латинском переводе добавлено: «и побеждает судьбу».

²⁵ См. примечание 3 к стихотворению 141.

²⁶ Т. е. шведы.

²⁷ «завистливый взор свой вспять обращая» в латинском переводе: «и стали сомневаться в своем успехе».

²⁸ Имеются в виду десантные операции Петра I в 1719—1720 гг. на восточном побережье Швеции, а также следующая запись в «Журнале» Петра I, датированная 29—30 сентября 1702 г.: «Того же числа с пятьдесят судов с Ладожского озера с полмили сухим путем чрез лес волочены в Неву-реку» (Журнал, или поденная записка, императора Петра Великого, 1770, ч. I, стр. 56). Ср. поэму «Петр Великий» (стихотворение 256) и примечание 80 к ней.

²⁹ Ср. примечания к стихотворению 22. По сообщению русского командования, в сражении под Вильманстрандом 23 августа 1741 г. шведы потеряли убитыми около 4000 человек, а наши войска — около 550 человек («Ученые записки имп. Академии Наук по I и III Отделениям», СПб., 1854. т. II, стр. 153—155).

³⁰ См. выше, примечание 11.

³¹ Швеции после заключения ею в 1743 г. мира с Россией стала угрожать войной Дания. В связи с этим, по просьбе шведского правительства, русский флот был двинут к берегам Швеции для их охраны, и в Стокгольм были переброшены два русских полка. Одновременно наследником шведского престола был признан выдвинутый русским двором кандидат, голштинский принц Адольф-Фридрих (Соловьев, кн. V, стлб. 230 и 368).

³²

³³ Вместо «примечает перемены воздуха, смотрит на восстающия тучи» в латинском переводе: «примечает перемены неба».

³⁴ Ломоносов не поясняет, против кого из «завистников благополучия нашего» направлена эта фраза, но люди осведомленные понимали, что она заключает в себе предостережение прусскому королю Фридриху II, который в начале 1749 г. был занят усиленными военными приготовлениями, тревожившими петербургский двор. Дипломатические сношения с Пруссией, становившиеся все более напряженными, были прерваны в октябре 1750 г. (Соловьев, кн. V, стлб. 635—638).

³⁵ См. примечание 6 к стихотворению 189.

³⁶ В латинском переводе добавлено: «и владычицы».

³⁷ «что приятнее человеческому сердцу» в латинском переводе: «что прекраснее или приятнее на вид».

³⁸ «Ниже трепещущия стопы сомнительно простирают» при переводе на латинский язык опущено.

³⁹ «Иные строгою и нередко безчеловечною казнию хотят искоренить злобу» при переводе на латинский язык опущено.

⁴⁰ «Так что скорее голос мой ослабеет, язык притупится и слово оскудеет, нежели подробну Ея благодеяния исчислит» при переводе на латинский язык опущено.

⁴¹ Вместо «до учащагося здесь юношества» в латинском переводе: «до этого юношества». Ломоносов, готовя речь, предполагал, по-видимому, что в числе слушателей будут и учащиеся.

⁴² «непрелестный» в латинском переводе: «прямой».

⁴³ Вместо «произрастет здесь насажденное Петром, огражденное милостию и напоенное щедротою достойныя толикаго Родителя Дщери прекрасное премудрости древо» в латинском переводе: «из кинутых Петром семян наук, огражденных милостью и напоенных щедростью, достойной столь великого родителя дочери, произрастет богатейшая нива, плоды которой в изобилии распространятся по всей земле».

⁴⁴ «Пространную» при переводе на латинский язык опущено.

⁴⁵ «Новое просвещение» при переводе на латинский язык опущено.

⁴⁶ В § 36 Академического регламента 1747 г. говорилось, что Академическое собрание «впредь должно состоять из природных российских».

⁴⁷ «на сие здание» в латинском переводе: «на мастерскую наук и художеств».

⁴⁸ Вместо «о науках помышляли и к ним бы любовию склонялись» в латинском переводе: «любили бы ее [т. е. мастерскую наук и художеств] и смотрели бы на нее с уважением».

⁴⁹ После происшедшего 5 декабря 1747 г. пожара пострадавшее от огня здание Библиотеки и Кунсткамеры долгие годы оставалось невосстановленным (см. т. X наст. изд., документ 438 и примечания к нему).

⁵⁰ Вместо «толь велико» в латинском переводе: «столь необычайно и неслыханно».

⁵¹ Вместо «искреннюю ревность и рабскую верность нашу Величеству Твоему сим засвидетельствовать тщимся по мере сил наших» в латинском переводе: «считаем своим долгом засвидетельствовать это в меру сил наших».