Ломоносов М. В. - Шувалову И. И., 17 апреля 1760 г.

66

1760 АПРЕЛЯ 17. И. И. ШУВАЛОВУ

Милостивый государь Иван Иванович!

Вашему высокопревосходительству довольно известно, что Александр Серге[е]вич весьма жалует Миллера, который нигде не пропускает случая, чтобы какое-нибудь зло против меня вселять. Того ради не удивлялся я Александра Сергеевича¹ издавна холодности, вместо которой ко мне для любления наук должен был я ожидать такой горячности, какую вы оказали ко мне и его сиятельство Роман Ларионович, приехав из Москвы. Имея охоту к российским словесным наукам и к минералам, как бы можно было пренебрегать меня, если бы от Миллера предуверение не усилилось. К сему присовокупилось еще новое неудовольствие, что я печатать отсоветываю французскую речь, не ради того, что она весьма нескладна, но для того, что все учиненные в ней похвалы для России тем самим опровергаются, что он, не зная российского языка, рассуждает о российских стихотворцах и ставит тех в параллель, которые в параллеле стоять не могут. Ваше превосходительство праведно рассуждаете по его тихим поступкам, чтобы мог кого изобидеть. И я сам вчерась бранным словам его не верил, пока великой перемены в глазах и во всем его лице не увидел. Всю процессию могу с вашего высокопревосходительства позволения при нем на словах представить. Я сожалею сердечно, что вас принужден представлением утруждать о моей неповинности, а особливо видя из вашего письма, что вы уже моего обидщика защищаете. Едва принимаю смелость послать к вам сии строки, и нонче бы не послал, если бы меня общая польза отечества к тому не побуждала. Мое единственное желание состоит в том, чтобы привести в вожделенное течение Гимназию и Университет, откуду могут произотти многочисленные Ломоносовы, и для того ваше высокопревосходительство всеуниженно прошу постараться, чтобы из Конференции, при дворе учрежденной, дан был формуляр привилегии по прошению его сиятельства Академии Наук г. президента, чего при сем копии сообщаю.² которые мне низкою моею породою попрекают, видя меня, как бельмо на глазе, хотя я своей чести достиг не слепым счастием, но данным мне от бога талантом, трудолюбием и терпением крайней бедности добровольно для учения. И хотя я от Александра Сергеевича мог бы по справедливости требовать удовольствия за такую публичную обиду, однако я уже оное имею чрез то, что при том постоянные люди сказали, чтобы я причел его молодости, и его приятель тогда ж говорил, что я напрасно обижен. А больше всего тем я оправдан, что он, попрекая недворянство, сам поступил не по-дворянски. Итак, все позабывая, еще всеуниженно прошу вашим предстательством для пользы учащихся россиян споспешествовать университетской привилегии,³ которая может быть и для Московского университета несколько послужит.

Примечания

Печатается по собственноручному подлиннику (ААН, ф. 20, оп. 3, № 55, лл. 12—13).

— «Воронежская беседа на 1861 г.», СПб., 1861, стр. 233—235.

Публикуемое письмо теснейшим образом связано с тем отзывом о литературной и театральной деятельности А. П. Сумарокова, который напечатан в т. IX наст. изд. (документ 388).

Как видно из текста письма, оно было вызвано столкновением Ломоносова с бароном А. С. Строгановым, которое произошло накануне — 16 апреля 1760 г. Яблоком раздора послужила речь французского аббата Лефевра, произнесенная в салоне Строганова на тему об успехах изящных искусств в России. Строганов настаивал на ее напечатании, Ломоносов же возражал, причем в процессе спора вельможный юнец позволил себе попрекнуть Ломоносова «низкой породой». Победа — и притом не только моральная — осталась за Ломоносовым. Он не побоялся поставить под угрозу свои отношения с Воронцовым и Шуваловым и нашел в себе мужество не уступить обидчику: печатание брошюры Лефевра, которую Академическая типография успела уже набрать, было приостановлено. Строганову пришлось печатать ее за границей, изменив предварительно ее текст и выкинув из нее те выражения, которыми особенно задет был Ломоносов (подробнее см. т. IX наст. изд., примечания к документу 388). Поражение Строганова этим не ограничилось. Примерно через месяц после его стычки с Ломоносовым другой молодой вельможа, гр. А. П. Шувалов (в публикуемом письме Ломоносов именует его «приятелем» Строганова), произнес, а затем и напечатал — тоже за границей — речь, где, не называя Лефевра, вступил с ним в решительную полемику по тому самому вопросу, который в данном случае особенно волновал Ломоносова: вся речь Шувалова посвящена обстоятельному и нелицеприятному сопоставлению Ломоносова с Сумароковым, причем Ломоносов назван «гениальным творцом» (génie créateur) и «отцом нашей поэзии», тогда как про Сумарокова сказано, что он «лишен творческого гения» (privé d’un génie créateur) и является только ловким подражателем (русский перевод речи А. П. Шувалова см. П. Н. Берков, указ. соч., стр. 262—265).

¹ «Александр Сергеевич» — барон А. С. Строганов, зять вице-канцлера М. И. Воронцова, свойственник императрицы, едва ли не самый богатый человек в тогдашней России. В 1757 г. он вернулся из-за границы после шестилетнего путешествия. В 1760 г., когда было написано публикуемое письмо, А. С. Строганову было 27 лет.

² «копии» не отысканы.

³ «университетской привилегии» освещены в т. IX наст. изд., документ 324.