35
1753 ОКТЯБРЯ 16. И. И. ШУВАЛОВУ
Милостивый государь Иван Иванович!
В исполнение приказания, от вашего превосходительства в нынешнем письме присланного, не могу никоим образом отказаться, по вашему убеждению, почитая вашу неоднократно объявленную мне волю. Итак, хотя учинить отпор моим ненавистникам, не знаю и весьма сомневаюсь, не больше ли я им благодарить и их хвалить, нежели мстить и уничтожать должен: благодарить за то, во-первых, что они меня своей хулой хвалят и к большему приращению малой моей славы не пожалели себя определить в зоилы, что я не за меньшую услугу себе почитаю; второе, за то, что они подали причину вашему превосходительству к составлению нынешнего вашего ко мне письма с разными рассуждениями, до словесных наук касающимися, которое бывших, настоящих и будущих зоилов злобу в ничто обращает и в котором я не столько заслуги, сколько свою должность вижу. Они стихи мои осуждают и находят в них надутые изображения, для того что они самых великих древних и новых стихотворцев высокопарные мысли, похвальные во все веки и от всех народов почитаемые, унизить хотят.1* Для доказательства предлагаю вашему превосходительству примеры, которыми основательное оправдание моего им возможного подражания показано быть может.
«Илиады», N, 17:
Внезапно встал Нептун с высокия горы,
Пошол и тем потряс и лесы и бугры;
Трикраты он ступил, четвертый шаг достигнул
До места, в кое гнев и дух его подвигнул.
«Енеиды», кн. 3:
Едва он речь скончал, великая громада
С горы к водам идет среди овечья стада,
Ужасной Полифем, прескверной изувер,
Исполнен ярости и злобы выше мер.
Как трость, и ищет тем дороги пред собою.
Зубами заскрыпел и морем побежал.
Едва во глубине до бедр касался вал.
Как сему Камуенс подражает, можно видеть в моей «Риторике», § 158. Кроме сих героического духа стихотворцев, и нежный Овидий исполнен высокопарными мыслями.
«Превращений», кн. 1:
Трикраты страшные власы встряхнул Зевес,
Подвигнул горы тем, моря, поля и лес.
и из кн. 15:
Я таинства хочу неведомые петь,
Оставив низ, пойду небесною горою,
Сим подобных высоких мыслей наполнены все великие стихотворцы, так что из них можно собрать не одну великую книгу. Того ради я весьма тому рад, что имею общую часть с толь великими людьми, и за великую честь почитаю с ними быть опорочен неправо; напротив того, за великое несчастие, ежели зоил меня похвалит. Я весьма не удивляюсь, что он в моих одах ни Пиндара, ни Малгерба не находит, для того что он их не знает и говорить с ними не умеет, не разумея ни по-гречески, ни по-французски. Не к поношению его говорю, но хотя ему доброе советовать за его ко мне усердие, чтобы хотя одному поучился. Заключая сие, уверяю ваше превосходительство, что я с Перфильевичем переписываться никогда намерен не был; и ныне, равно как прежде сего пародию его на «Тамиру», все против меня намерения и движения пропустил бы я беспристрастным молчанием без огорчения, как похвалу от его учителя без честолюбивого услаждения, если бы я не опасался произвести в вас неудовольствие ослушанием. Но и еще притом прошу, ежели возможно, удовольствоваться тем, что сочинил г. Поповской, почетши за свою должность по справедливости, что Перфильевич себе несправедливо присвояет. Данный мне от него титул никогда бы я не оставил в его стихах, если бы я хвастовством моих завистников не принужден был рассудить, что тем именем ныне ученику меня назвать можно, которым меня за двадцать лет учители мои называли. Всепокорнейше прошу извинить тесноту строк, с усерднейшим высокопочитанием пребывая
|
Из С. П. бурга 1753 года |
вашего превосходительства всепокорнейший слуга Михайло Ломоносов |
56), сохранившемуся не полностью; отсутствующее в нем начало письма (до слов «Древних и новых стихотворцев» включительно) печатается по тексту первой, посмертной публикации.
Первая половина письма (до слов «Атланту наступлю на плечи я ногою» включительно) впервые напечатана — Соч. 1784, ч. I, стр. 343—345; вторая половина письма (начиная со слов «Сим подобных высоких мыслей») впервые напечатана — Грот, стр. 24. Полный текст письма впервые напечатан — Билярский, стр. 220—222.
Упоминаемое Ломоносовым письмо И. И. Шувалова не дошло до нас, и содержание его нам не известно. Мы видим лишь, что в нем было предложение или даже «приказание» выступить с возражениями против нападок, которым стала подвергаться в эту пору поэзия Ломоносова.
Публикуемый текст достаточно ясно обозначает «зоилов» Ломоносова: это — «Перфильевич», т. е. И. П. Елагин, и «его учитель», т. е. А. П. Сумароков.
«надутые изображения», т. е. за гиперболичность образов. Нам не удалось отыскать ни одного относящегося к этим годам произведения Сумарокова или Елагина, где подобное обвинение было бы предъявлено Ломоносову открыто. Известна лишь опубликованная М. И. Сухомлиновым афиша-пародия (Акад. изд., т. I, стр. 435 втор. паг.), где имя Ломоносова не названо, но где высмеивается приподнятость его поэтического стиля. Эту именно афишу Ломоносов и называет, вероятно, пародией Елагина на «Тамиру». Однако из текста публикуемого письма можно заключить, что в данном случае Ломоносов восстает не против этой пародии, а против других, более поздних, «намерений и движений» Елагина, в частности против его послания к Сумарокову, где поэзия Ломоносова подвергалась уже прямому осуждению.
Есть основание думать, что письмо Шувалова было вызвано написанной Елагиным, очевидно, в это именно время сатирой «На петиметра и кокеток» («Библиографические записки», 1859, т. II, столбцы 451—454), задевшей за живое Шувалова. В ответ на эту сатиру появилось пародировавшее ее стихотворение под заглавием «Возражение или превращенный петиметр» (там же, столбцы 457—458); автором этого последнего стихотворения был ученик и последователь Ломоносова Н. Н. Поповский (П. Н. Берков. Ломоносов и литературная полемика его времени. 1750—1765. М. — Л., 1936, стр. 134). Об этом-то произведении Поповского Ломоносов и говорит в публикуемом письме («прошу, ежели возможно, удовольствоваться тем, что сочинил г. Поповский»). В новой сатире Елагина Ломоносов был затронут лишь мимоходом: высмеивалась его неудачная рифма Россия — Инди́я. Но Поповский счел тем не менее нужным вступиться за учителя и сказал в своей ответной пародии:
Парнасского писца, для бога, не замай:
Стократ умней тебя; его не задирай.
«Парнасским писцом» Поповский называет Ломоносова: это и был тот «титул», о котором говорится в заключительной части публикуемого письма.
«Отмщать завистнику меня вооружают» (т. VIII наст. изд.).
1 Ссылку на § 158 своей «Риторики», где говорится о том, что путем «увеличения вещей» поэты «особливо возвышают героические поэмы», Ломоносов мог бы дополнить цитатами из §§ 196 и 197 той же книги, где он учит, как достигать «напряжения» при помощи гипербол, которые особенно нужны для изображения «людей, великими страстьми объятых».
2 В послании Елагина к Сумарокову («Библиографические записки», 1859, т. II, столб. 524) были такие стихи:
Где сей Пиндар несравненный,
Елагин имеет в виду сумароковскую «Эпистолу о стихотворстве», датируемую 1748 г., где о Ломоносове, с которым Сумароков был тогда еще близок, было сказано:
— наших стран Мальгерб, он Пиндару подобен.
(См. т. IX наст. изд., примечания к документу 371).
3 «За двадцать лет», т. е. двадцать лет тому назад. Так как публикуемое письмо написано в 1753 г., то речь идет, стало быть, о времени пребывания Ломоносова в Московской славяно-греко-латинской академии. Наши сведения о поэтической деятельности Ломоносова в эти годы до крайности скудны и ненадежны («Ломоносов», II, стр. 58; Ломоносовский сборник. Архангельск, 1911, стр. 19). Тем большее значение приобретает поэтому сообщение Ломоносова о том, что его тогдашние стихотворные опыты высоко оценивались его учителями.
1*