22
1752 МАРТА 3. И. И. ШУВАЛОВУ
Милостивый государь Иван Иванович!
Ежели бы не вчерашние строчки, которые ваше превосходительство в ответ на мое письмо прислать изволили, знаком непременной вашей ко мне милости не утолили внезапного моего смущения, то бы я пришел в отчаянье не ради своего какого преступления, но ради опасности от несчастия. Вашему превосходительству не безызвестен гнев на меня некоторой знатной особы, положенный на меня, первое, для того что зачал было я делать фарфоровые пробы и, второе, конечно, как я думаю, что ему противна была ваша ко мне милость и мое в вас искание, ибо он всех тех ненавидит, которые, кроме его, других благодетелей находят. Ныне нашел он случай учинить мне великое повреждение. Присланные сибирские серебряные руды по пробе, учиненной в Лаборатории, явились с нарочитыми признаками серебра. А как я слышу от достоверных людей, то по пробам, учиненным на Монетных дворах в Москве и здесь, весьма мало или и ничего серебра не явилось. Я сперва был спокоен, зная, что операция мною произведена точно по всем химическим правилам, которые и весьма немноги, и не трудны, и мне довольно известны. Но как я вчерась во весь день исследовал приборный развес и пробирные вески, которые здесь на Монетном дворе деланы, то нашел в них неисправности и для того не могу против своей совести спорить, чтобы в моих пробах также не были какие неисправности. А он, как я слышал, хочет еще пробовать их при свидетелях и с их подпискою подать всемилостивейшей государыне, чтобы тем меня привести в беду. И хотя я в сем деле по совести своей чист, однако мне ничего тяжелее в жизни быть не может, как ежели наша всемилостивейшая монархиня хотя подумает, чтоб я в науке своей был неискусен. Что я прежде пробования весков не исследовал и на них положился, тому, кроме других, больше всего причиною было понуждение от Кабинета и от Академической канцелярии, чтобы пробы сделать скорее не токмо для серебра, но и для всяких других металлов и минералов, чего бы по последней мере в три месяца сделать нельзя было, затем что 32 пробы должно бы было пробовать по 20 раз и больше. В таких обстоятельствах прибегаю к вашему превосходительству как к известному милостивому моему покровителю и всепокорнейше прошу предварить мое неблагополучие вашим предстательством. И, ожидая смущениям моим отрады, с глубоким и непременным почтением до смерти пребываю
вашего превосходительства
всепокорнейший слуга
Михайло Ломоносов
Марта 3 дня
1752 года
В Санктпе[те]рбурге
Примечания
Печатается по собственноручному подлиннику (ААН, ф. 20, оп. 3, № 55, лл. 1—2).
Впервые напечатано — «Воронежская беседа на 1861 г.», СПб., 1861, стр. 231—232.
Как видно из первых слов публикуемого письма, ему предшествовало другое письмо Ломоносова на имя И. И. Шувалова по тому же вопросу, на которое Шувалов ответил «вчерашними строчками», т. е. 2 марта 1752 г. Ни это первое письмо Ломоносова, ни ответное письмо Шувалова не отысканы.
Исследование сибирских руд производилось Ломоносовым по поручению Академической канцелярии для Кабинета, который разослал образцы этих руд одновременно в три учреждения: в Академию, в Монетную канцелярию и в Берг-коллегию. Передавая распоряжение Кабинета Ломоносову, Канцелярия предлагала ему «учинить непродолжительное исполнение» (ААН, ф. 3, оп. 1, № 161, л. 222). Ему пришлось, таким образом, торопиться.
«все руды, запечатанные в тридцати трех бумажках, содержат в себе признак серебра» (т. V наст. изд., стр. 277—278), о чем Канцелярия на следующий же день известила Кабинет (ААН, ф. 3, оп. 1, № 161, л. 224).
вместе с тем, что представившим образцы руд тобольским купцом И. Зубаревым был совершен подлог: его товарищ Леврин сознался, что, «купя в Тобольске на рынке изломанный крест и растопя, показал, якобы то серебро вышло из оных руд». В связи с этим стоявший во главе Кабинета бар. И. А. Черкасов (Ломоносов называет его в письме «некоторой знатной особой») потребовал от Академической канцелярии объяснения, «отчего оная в пробе неверность и обманство произошло и нет ли в том подобного, как и вышеписанный Леврин учинил, чьего коварства» (Билярский, стр. 169—170).
Ломоносов узнал обо всем этом, как видно из публикуемого письма, задолго до вышеприведенного официального сообщения Кабинета, в ответ на которое 16 мая 1752 г. подал в Кабинет репорт, где сообщил, что произвел повторную пробу «самой богатой» руды и серебра в ней не нашел (Пекарский, II, стр. 491). Чистосердечно признав, таким образом, свой промах, Ломоносов положил тем самым конец этому делу, которое дальнейших неприятных для него последствий не имело.