1748 ОКТЯБРЯ 1. И. Г. ГМЕЛИНУ
Obwohlen ich gleich zum Anfange auf Sie nur darum böß seyn sollte, daß Sie meine nicht geringe Geneigtheit vergeßen, und ein gantzes Jahr lang nicht einen einigen Brief an mich abgelaßen, und das vielleicht deswegen, damit ich in meinem Antwort-Schreiben Sie nicht an die Rückkehr nach Rußland erinnern möchte; So habe doch jetzo eine wichtigere Ursache, die mich nicht nur zwinget, ungehalten auf Sie zu seyn, sondern Ihnen noch darzu etwas zu schreiben, was man an gewißenhafte Leute nicht zu schreiben pflegt. Ich kan wahrhaftig mich nicht genug verwundern, wie Sie ohne alle Schande und Gewißen Ihr Versprechen, contract und Eyd gebrochen, und nicht nur die großen Guthaten, so Sie von Rußland genoßen, vergeßen, sondern auch ohne Sich um Ihren eigenen Nutzen, Ruhm und Ehre, und kurtz um Sich Selbst im geringsten zu bekümmern, Sich haben in den Sinn kommen laßen, die Rückreise nach Rußland abzusagen, und Sich dardurch den Unwillen unsers erlauchten Herrn Praesidenten auf den Halß zu ziehen, welcher so, wie Er vor geleistete Dienste Guthaten zu erzeigen geneigt ist, so kan Er auch die welche mit Seelenverderblichem Verfahren Ihn erzürnen, strafen, wie es Ihme beliebt. Überdiß haben Sie uns Ihre Bürgen in die äußerste Schande und großes Elend gebracht, denn mich hat man auf die halbe gage gesetzt, dem H. Müller aber ist befohlen worden, 800 Rub. von seinen verdienten gagen-Geldern inne zu behalten, mit dem Anhange, daß man mit uns künftighin nach den Befehlen verfahren werde. Dieses Ihr Verfahren halten nicht nur Ihre Landsleute sondern überhaupt alle Ausländer vor ungewißenhaft, und glauben, daß es Ihnen Ihre Ehre und credit in Rußland schmählere. Und es ist nicht der geringste Zweifel, daß alle gewißenhafte Menschen anderer Reiche, auch diejenige, von denen Sie in Ihrem Vaterlande abhängen, diese Untreue nicht mit gleichgültigen Augen ansehen werden, so bald sie von allem dem, was hier zu gehöret, benachrichtiget seyn werden. Ihre Ausreden heißen alle nichts. In Teutschland hält man keinen Menschen mit Gewalt, es möchten dann etwa Übelthäter seyn. Ihre Verbindung hat gar keine Kraft, weil sie erst geschehen nach geschloßenem hiesigen contract, und Sie haben Rußland hundertmahl mehr obligation, als Ihrem Vaterlande. Was aber die Krankheiten betrift, so ist diß Ihre alte Sibirische Ausrede, und längstens bekant. Und so können Sie gewiß glauben, daß man fürwahr auf keinerley conditionen Sich mit Ihnen in einen neuen contract einlaßen wird, und wenn Sie Sich nicht bey Zeiten beßern, und um Vergebung dieses Ihres großen Verbrechens bitten werden, mit dem Verspruch, gegen das neue Jahr hier zu seyn, so wird man mit Ihnen als mit einem malhonneten Manne verfahren, und wird Sie als einen Verräther nach dem Völker-Rechte traktiren, und alle Mittel anwenden, Sie aufzusuchen, welches so gleich geschehen wird, so bald Sie zum zweyten mahl versagen werden, wieder zu kommen. Itzt ist es noch Zeit, und es kan alles gemildert werden, und Sie werden nach Ihrer Ankunft nach Ihrem contracte gehalten werden. Man legt Ihnen itzt zwey Seiten vor, die eine, daß Sie ohne Verzug anderen Sinnes werden, und nach Rußland zurück kehren, und darinnen in Ehre seyn, und dardurch Ihrer ewigen Schande entgehen, in dem Überfluß leben, sich mit Ihren Arbeiten einen rühmlichen Namen in der Welt erwerben, und nach Verfluß Ihres contractes mit Ehren auch noch mit Belohnung nach Ihrem Belieben in Ihr Vaterland zurücke kehren; Im Gegenseitigen Falle aber werden alle diejenigen Sie mit Haß und ewigem Schimpfe belegen, denen undankbare und untreue Leute ein Greuel sind. Sie werden ein beständig nagendes Gewißen haben und allen Ruhm gantz und gar verlieren, den Sie bey Ihrem Hierseyn erlangen könnten, endlich werden Sie in der aüßersten Gefahr und in einem von allen Seiten her zudringenden Elende leben. Von diesen zweyen Seiten wird wohl jedermann die erste wehlen, der seines Verstandes nicht beraubt ist. Jedoch wann Sie Sich ernstlich vorgenomen haben, weder Schand noch Gewißen mehr zu haben, und nicht nur die Ihnen in Rußland wiederfahrne Guthaten, Ihr Versprechen, contract, Eyd, sondern auch Sich Selbst zu vergeßen: So belieben Sie ohngesäumt mir vor meinen Theil einen Wechsel von 3571/2 Rub. zu schicken, und alle Schriften und Zeichnungen dem H. Prof. Krafft rein abzugeben, so bald die Academie Ihme befehlen wird, selbige entgegen zu nehmen. Dieses aber muß ohne allen Verzug geschehen, dann Ihretwegen bin ich gezwungen, in der äußersten Nothdurft zu leben. Beym Beschluß dieses versichere Sie, wann Sie nicht anderes Sinnes werden, so werden Sie bald empfinden, daß Sie diejenige haben beleydigen wollen, welche Sie allenthalben finden können
Dero
durch Sie viel gekränkte Freund und Diener
Michaila Lomonosow
Перевод
Несмотря на то что я на Вас должен быть сердит с самого начала, потому что Вы забыли мою немалую к Вам расположенность и не прислали за весь год ни одного письма ко мне, и это, наверное, потому, чтобы я в моем письме-ответе к Вам не смог бы напомнить Вам о Вашем возвращении в Россию, у меня все же есть причина, которая меня не только заставляет, будучи на Вас в раздражении, писать Вам то, что обычно не пишут людям с чистой совестью. Я воистину не перестаю удивляться тому, как Вы без всякого стыда и совести [нарушили] Ваши обещания, контракт и клятву и забыли не только благорасположенность, которой Вы пользовались в России, но и, не заботясь о своих собственных интересах, чести и славе и ни в малейшей степени о себе, Вы пришли к мысли об отказе от возвращения в Россию и этим навлекли на себя немилость со стороны его сиятельства господина Президента, который за прежние заслуги склонен осыпать Вас милостями, но он же может на Вас за Ваш противоречащий честности поступок и осердиться, и наказать, как ему будет угодно.
Кроме того, мы, те, кто поручился за Вас, испытываем благодаря Вам материальные неудобства и чувство жгучего стыда, так как мне выдают только половину моего жалованья, а Мюллеру приказано вернуть из его заработанных денег 800 рублей жалованья и уведомить его, что с нами в дальнейшем будут поступать так, как будет приказано. Это Ваше поведение считают бессовестным не только Ваши земляки, но и вообще все иностранцы, они думают, что это повредит Вам в Вашей чести и добром имени.
И нет никакого сомнения, что все добросовестные люди из других государств, также и те, от которых Вы зависите в Вашем отечестве, не будут смотреть на эту неверность равнодушными глазами, как им только будет сообщено обо всем этом. Все Ваши отговорки ничего не значат. В Германии человека не держат силой, если это не злодей. Ваши новые обязательства не имеют никакой силы, потому что они имели место после подписанного здесь договора, а Вы России обязаны в сто раз больше, чем Вашему отечеству. Что же касается болезней, то это Ваши старые сибирские отговорки давненько всем известны. Таким образом, Вы можете быть уверены, что в новом договоре с Вами не пойдут ни на какие условия, и если Вы со временем не изменитесь в лучшую сторону, и не попросите прощения за преступления, и не дадите обещания быть здесь к Новому году, то с Вами поступят как с бесчестным человеком, будут относиться к Вам как к предателям по международному праву и примут все меры к тому, чтобы разыскать Вас, и это произойдет тотчас же, как Вы во второй раз откажетесь приехать. Еще есть время, все можно еще смягчить, и Вы по прибытии будете работать по Вашему договору. Вам предлагается сейчас два пути; один — что Вы без промедления передумаете и вернетесь в Россию честно и, таким образом, избежите своего вечного позора, будете жить в достатке, приобретете своими работами известность во всем мире и по истечении Вашего договора с честью и деньгами сможете по Вашему желанию вернуться в Ваше отечество.
В противном случае все те, кому ненавистны неблагодарность и неверность, покроют Вас ненавистью и вечными проклятьями. Вас всегда будет мучить совесть, Вы потеряете всю Вашу славу, которую Вы приобрели здесь у нас, и будете жить в конце концов в вечном страхе и бедности, которые будут окружать Вас со всех сторон. Из этих двух возможностей каждый выбрал бы первую, если он не потерял свой разум. Однако же, если Вы серьезно решили не иметь ни стыда, ни совести и забыть благодеяния со стороны России, Ваше обещание, контракт, клятву и самого себя, то постарайтесь прислать причитающиеся мне 3571/2 рублей и все работы и зарисовки передать профессору Крафту, как только Академия прикажет ему получить их. Это, однако, должно произойти без всякого отлагательства, так как из-за Вас я вынужден жить в крайней нужде. При решении этого дела заверяю Вас, что если Вы не передумаете, то скоро почувствуете, что хотели оскорбить тех, кто Вас может найти везде.
Ваш
Вами очень обиженный друг и слуга
Михайла Ломоносов
Примечания
Печатается по переводу (Г. А. Лихачевой), сделанному с копии на немецком языке, писанной рукой И. Г. Гмелина и хранящейся в Главном государственном архиве Штутгарта (Hauptstaatsarchiv, Stuttgart, А 202 Bü 2558).
Опубликовано Лотаром Манером (Вестн. МГУ, сер. истории, 1978, № 4, с. 30—31). Местонахождение подлинника неизвестно.
О переписке между Ломоносовым и Гмелином было известно давно, но эта переписка была утрачена. П. П. Пекарский писал по этому поводу в своей «Истории имп. Академии наук»: «В руках акад. А. А. Куника были письма Ломоносова к Гмелину, которые, вероятно, заключают в себе любопытные черты для характеристики нашего знаменитого писателя. Уже давно письма эти г. Куник передал другому лицу в надежде видеть их обнародованными в свет, но этого до сих пор не последовало» (Пекарский, II, с. 399, примеч. 1).
Заинтересованный в публикации этой переписки П. С. Билярский установил, что она была передана академику Н. С. Тихонравову, который собирался обнародовать ее в издававшихся им «Летописях литературы и древностей», но не выполнил своего намерения. Вместе с тем Билярский выяснил, что в руках Н. С. Тихонравова были не подлинники, а копии писем, списанные для А. А. Куника в Вюртемберге (Билярский, с. 797, примеч.). Поиски этих копий в архиве Н. С. Тихонравова, находящемся в Рукописном отделе Гос. библиотеки СССР им. В. И. Ленина, оказались тщетными.
Переписка Ломоносова с Гмелином была вызвана, с одной стороны, отъездом Гмелина из России в 1747 г., а с другой — денежным поручительством Ломоносова и Миллера за Гмелина, данным в июле 1747 г. при отъезде Гмелина за границу (ПСС, т. X, с. 342). Несмотря на это поручительство, Гмелин остался в Германии. К переписке поэтому поводу относится письмо Ломоносова к Гмелину от 1 октября 1748 г., о котором упоминал сам Гмелин в своем письме Г. Ф. Миллеру, называя письмо Ломоносова «бешеным» (ЛО ААН СССР, ф. 21, оп. 3, № 20, л. 53—55).
архиве в Марбурге). Публикация этого письма (Вестн. АН СССР, 1973, № 7, с. 105—108) привлекла внимание исследователей, так как оно являлось ответом на не найденное письмо Ломоносова от 1 октября 1748 г., содержание которого Гмелин довольно подробно пересказал Миллеру, и послужила толчком к возобновлению поисков указанного письма Ломоносова.
Копия его была обнаружена через пять лет немецким ученым Лотаром Майером в Главном государственном архиве Штутгарта среди бумаг Гмелина, которые он посылал в 1748 и 1749 гг. администрации и членам Петербургской Академии наук (Майер Л. Неопубликованное письмо М. В. Ломоносова к И. Г. Гмелину. — Вестн. МГУ, сер. истории, 1978, № 4, с. 29). Это письмо представляет несомненно очень большой интерес для биографов Ломоносова. В нем ярко выступают черты принципиального и предельно откровенного человека, горячего патриота, открыто выражавшего свое мнение о неблаговидном поступке ученого, с которым у него были дружеские отношения.
И. Г. Гмелин, воспитанник Тюбингенского университета, был приглашен в 1727 г. в Петербургскую Академию наук. Через три с половиной года он стал профессором химии и натуральной истории, а в 1732 г. вместе с историком Г. Ф. Миллером, географом де ла Кройером и адъюнктом С. П. Крашенинниковым отправился в Сибирь в составе Камчатской экспедиции знаменитого Витуса Беринга.
получившим всемирную известность трудом «Flora sibirica sive historia plantarum Sibiriae» (Флора Сибири, или История сибирских растений), изданным Академией наук в 1747—1769 гг. Гмелин описал 1178 видов растений и приложил изображения 294 из них.
Продолжение путешествия до Камчатки, которое он обязан был совершить, было отменено вследствие его болезни.
Вернувшись в Петербург, Гмелин должен был заняться разборкой привезенных им материалов и составлением описания сибирской флоры. В 1744 гг., ссылаясь на плохое состояние здоровья, он стал хлопотать о своем увольнении из Академии, но его не хотели отпускать. Гмелина очень ценил Ломоносов, много с ним работавший. 1 июля 1747 г. Гмелин подписал предложенный ему новый контракт, обязывающий его остаться на действительной службе в Академии еще на четыре года, но разрешавший ему годовой отпуск для поездки на родину. Материальную ответственность за выполнение обязанностей, принятых на себя Гмелином, должны были нести вместе с ним два поручителя, которыми согласились быть Ломоносов и Миллер. Однако по истечении срока отпуска Гмелин в Петербург не вернулся, сообщив президенту Академии наук К. Г. Разумовскому, что назначен профессором ботаники Тюбингенского университета и остается в Германии.
Дело осложнялось тем, что Гмелин взял с собой материалы, собранные им во время сибирской экспедиции и выданные ему под расписку, чтобы он имел возможность продолжать свою работу над ботаническим трудом «Flora sibirica», и нужно было позаботиться об их возвращении.
До окончания дела Ломоносову и Миллеру было постановлено выплачивать только половинное жалованье, а другую половину удерживать в казне на покрытие суммы, выданной при отъезде Гмелину. Кроме того, Ломоносову надлежало еще выплатить 315 р. 83 к. — сумму, которой он поручился за Гмелина (ЛО ААН СССР, ф. 3, оп. 1, № 457, л. 251 об.).
«бессовестным», изложил истинную причину своего отъезда из России (плохое состояние здоровья, надорванного тяжелыми условиями сибирской экспедиции) и возместил денежный долг.
На протяжении ряда лет Гмелин присылал свои работы в Петербург и завещал свое собрание минералов и травников Академии наук. Оно было доставлено из Германии ботаником И. Г. Кельрейтером и в 1757 г. по решению Конференции оплачено вдове Гмелина (Пекарский, I, с. 454—455).