Таким образом, вероятнее всего М. П. Погодин перепутал Е. Ф. Орлову (Ртищеву) с Е. Н. Орловой.
Упоминания о нахождении рукописей Ломоносова в семье Орловых встречаются и у других исследователей. Одним из таких свидетельств любезно поделилась с нами сотрудница Отдела рукописей Государственной библиотеки СССР им. В. И. Ленина Е. Н. Ошанина. В принадлежащем ей экземпляре «Краткого указателя фондов» Отдела рукописей сохранилась заметка о том, что однажды в отдел приходил историк Б. Б. Кафенгауз, интересовался фондом Орловых—Давыдовых и сообщил, что, по его сведениям, архив Ломоносова находился у А. Г. Орлова-Чесмевского и его потомков. Предположение Б. Б. Кафенгауза следует рассмотреть подробнее.
В 1808 г. С. Н. Глинка опубликовал в «Русском вестнике» два письма Ломоносова, одно из которых было адресовано Г. Г. Орлову, а другое — Ф. Г. Орлову.89
Издание писем из двух архивов наводит на мысль, что ко времени публикации С. Н. Глинки архивы Ф. Г. и Г. Г. Орловых хранились в одном месте. В это время оставались в живых только В. Г. Орлов и А. Г. Орлов- Чесменский, поэтому оба архива могли оказаться у кого-нибудь из них.
Дальнейшая публикация документов Г. Г. Орлова убеждает, что более вероятным владельцем его архива был А. Г. Орлов- Чесменский.
В 1868 г. в «Сборнике Русского исторического общества» Н. А. Орловым были напечатаны письма Екатерины II к Г. Г. Орлову под заглавием «Из бумаг Г. Г. Орлова».90
Поскольку одновременно с рукописями Г. Г. Орлова Н. А. Орлов опубликовал и бумаги А. Г. Орлова-Чесмевского,91 мы вправе предположить, что рукописи Г. Г. Орлова и его брата идентичны до происхождению. По свидетельству В. С. Иконникова, после смерти А. А. Орловой-Чесменской А. Ф. Орлов изъял бумаги политического содержания Г. Г. Орлова и А. Г. Орлова-Чесменского.92
Но если это так, то большая часть архива должна была остаться у наследников графини, и это заставляет нас выяснить вопрос об объеме документов, хранившихся у А. А, Орловой-Чесменской, хотя бы к моменту ее смерти. Ответ находим в упоминавшемся уже деле о наследстве А. А. Орловой-Чесменской, где есть подробнейшая опись ее имущества.93
В описи имущества петербургского дома, которая проводилась последовательно по шкафам, имеются указания на 9 «книг и рукописей духовного содержания»,94 «рукописи духовного содержания и переписку с высочайшими особами»,95две рукописи, хранившиеся в «кордонке»,96 «Указы и документы, относящиеся до турецкой войны» и «Рескрипты мператрицы Екатерины».97
В новгородском имении графини также хранилось значительное число рукописей. При последовательном его описании было выявлено «13 разных рукописей»,98 «два шкафа с бумагами и в них в двух стопах документы о происхождении рода графини Орловой-Чесменской с приложенными двумя печатями г. исправника и совестного судьи»,99 «4 письма императора Александра I и Николая I».100
Согласно духовному завещанию графини, все ее имущество должно было поступить в новгородский Юрьевский монастырь.101 Однако 16 февраля 1849 г. архимандрит Мануил (тогдашний настоятель монастыря) обратился к А. Ф. Орлову с письмом следующего содержания:
«Сиятельнейший граф, милостивейший государь!
кроме бриллиантов и драгоценных камней, находящихся в Новгородском доме ее сиятельства, что на мызе близ Юрьева, следовательно, и всякого рода акты и письма должны поступить в пользу Юрьевской обители; но со своей стороны будучи совершенно уверен, что вашему сиятельству приятно будет сохранить у себя переписку покойной графини с некоторыми лицами, равно акты и докумепты, касающиеся собственно рода Орловых, я почел обязанностию передать все такие бумаги поверенному Вашему коллежскому советнику Кранцу и покорнейше прошу вас, милостивый государь, принять их на память близких вашему сердцу родственников».102
Было составлено два списка рукописей, поступивших к А. Ф. Орлову, которые дают отчетливое представление о том, что оказалось в его владении.
«Реестр документам Петербургского дома, представленным его сиятельству гр. Алексею Федоровичу Орлову.
1) Бумажник с высочайшим рескриптом и 6-ю пакетами писем августейших особ.
2) Высочайшая грамота и рескрипт императора Александра.
3) Высочайшая грамота и рескрипт императрицы Екатерины II.
4) Похвальный лист от Адмиралтейств-Коллегии и грамота Московского опекунского совета.
5) Собственноручная переписка высочайших особ с 1783 по 1805 год.
6) Манускрипты на греческом языке и письма полковника Милорадовича 1812 года.
7) Указы и документы, относящиеся до турецкой войны.
8) Рескрипты императрицы Екатерины».103
«Опись документам, доставленным из Новгородского дома графини Орловой-Чесменской.
1) Высочайшая грамота о возведении Ивана Григорьевича Орлова в графское достоинство.
2) Высочайшая грамота на пожалование А. Г. Орлову за Чесменскую битву 4000 душ.
3) Грамота Орловскому епископу 1794 г. на построение храма в селе Козьмодемьянском.
4) 13 патентов и грамот на имя Михаила Орлова и гр. Ивана и Алексея Орловых.
5) 4 патента на чины Д. Лопухина и Мих. Хованского.
6) 17 копий грамот Моск. двор. Собр. о внесении А. Г. Орлова в Московскую родословную книгу.
7) Копия высочайшей грамоты гр. А. Г. Орлову 1770 г. на за ключение торговых трактатов.
8) Указ 1770 г. на заключение договоров о плавании судов через Средиземное море.
10) [А. Г. Орлов-Чесменский]. Рассуждение о народном праве касательно нейтральной торговли и мореплавания».104
Осмотр и отбор рукописей проводились в достаточной мере тщательно и убедительно показывают, что у А. А. Орловой-Чесменскои не было ни архива ее отца, ни архивов Ф. Г. и Г. Г. Орловых, ни рукописей Ломоносова. Хранившиеся у нее документы совершенно очевидно представляли собой коллекционный материал, специально отобранный из какого-то более обширного со брания.
В таком случае наиболее вероятным владельцем этого обширного собрания следует считать В. Г. Орлова (который мог его унаследовать после смерти А. Г. Орлова-Чесменского), поскольку он принимал самое деятельное участие в имущественных делах детей Ф. Г. Орлова и А. А. Орловой-Чесменской.
В библиотеке В. Г. Орлова хранилась рукопись «Краткой исто рии о поведении Академической канцелярии»; 105 можно было бы предполагать и гораздо большее их наличие, однако в старых описях Отрадинской библиотеки нет никаких указаний на рукописи Ломоносова, а описи архива В. Г. Орлова настолько кратки, что не дают информации о реальном его содержании.106
Можно, конечно, было бы считать, что в архиве В. Г. Орлова хранились бумаги Г. Г. и Ф. Г. Орловых, но в настоящее времн это предположение не поддается проверке. В 1815 или в 1816 г., как свидетельствует В. П. Орлов-Давыдов, В. Г. Орлов сжег всю свою переписку с братьями, а возможно, и их архивы.107
Так что в этом направлении поиски архива Ломоносова не представляются перспективными.
Таким образом, мы могли убедиться, что собрание рукописей Ломоносова, приобретенное Г. Г. Орловым, было доступно как при его жизни, так и после его смерти, что положило начало разъединению и частичной гибели ломоносовского архива. В то же время выяснилось, что часть рукописей была передана потомкам Ломоносова, и это обстоятельство заставляет нас обратиться к истории собрания Раевских.
Портфели служебной деятельности Ломоносова
Портфели служебной деятельности Ломоносова108 в настоящее время составляют два объемистых фолианта в картонном переплете, обтянутом темно-зеленой кожей с золотым тиснением. Известные нам подробности их первоначальной истории свидетельствуют, что это собрание рукописей Ломоносова при разборке его архива не понадобилось Г. Г. Орлову и было возвращено потомкам Ломоносова. Мы не располагаем документальными данными, когда именно состоялась передача, но, по всей видимости, она не выходит за пределы 60-х годов XVIII в. После кончины вдовы Ломоносова в 1766 г. наследницей всего имущества стала единственная дочь ученого Елена Михайловна, по мужу Константинова.
Естественно предполагать, что рукописи вернулись в ломоносовский дом на Мойке, откуда они были взяты Г. Г. Орловым. Усть-Рудицу дочь Ломоносова получила только в 1768 г. «за услуги ее отца, оказанные отечеству».109 Вряд ли потомки Ло моносова прочно обосновались там до 1772 г., пока А. А. Констан тинов служил в Петербурге. После выхода его в отставку Усть- Рудица становится более обитаемой,110 но мы опять же не можем утверждать, что там находились ломоносовские рукописи. По всей видимости, рукописи Ломоносова были перевезены в Усть-Рудицу в самом начале XIX в., так как в 1808 г. ломоносовский дом в Петербурге занимал уже действительный статский советник В. В. Романовский. Сохранилось описание С. Т. Аксакова, посетившего его тогда, где рассказано, что в доме оставалась только мебель, принадлежавшая Ломоносову. «Я едва мог дождаться конца обеда, — писал еще совсем юный Аксаков, — попросил позволения пройти в кабинет хозяина и принялся целовать чернильные пятна на довольно неуклюжем, полукруглом дубовом столе».111
Из письма Е. Н. Орловой к А. Н. Раевскому, написанному в 1820 г., мы узнаем, что рукописи Ломоносова перевез в Усть- Рудицу А. А. Константинов (младший),112 который стал хозяином Усть-Рудицы и жил там до конца дней, до 1814 г.
После смерти А. А. Константинова все имущество Ломоносова, в том числе рукописи, переходит по наследству к С. А. Раевской (урожд. Константиновой) и Е. А. Константиновой. Послед няя в 1842 г. завещала имение и рукописи своей любимой племяннице Е. Н. Орловой, которая с тех пор и стала единственной их владелицей.113
В 1839 г. ввиду материальных затруднений, связанных с вынужденной отставкой ее мужа М. Ф. Орлова, видного деятеля декабристского движения, Е. Н. Орлова предоставила рукописи Ломоносова А. Ф. Вельтману и В. В. Пассеку для публикации в «Очерках России». А. Ф. Вельтман, осуществивший первую публикацию этих материалов,114 заявил в предисловии, что они «составляли родовое наследие по женской линии».115
116
Это побудило А. Ф. Вельтмана и В. В. Пассека обнародовать в журналах остальные документы из Портфеля Ломоносова, пзбрав для этой цели комиссионером А. И. Герцена. Об этом неизвестном факте биографии А. И. Герцена мы узнаем из письма В. В. Пассека к А. Ф. Вельтману от 24 сентября 1840 г.: «Записки Ломоносова у Сенковского; оп просит оставить их для рассмотрения. Это дело я передал Герцену, и он сделает все, что надобно. Греч же сказал, что самое интерес ное мы уже напечатали и за остальное просим дорого (200 целк [овых] ). Сенковскому я сказал, что мне это дело поручено Вами вполне и что я последнюю цену назначаю 500 руб[лей]».117
Тем не менее публикация в журналах не удалась, и остальные наиболее любопытные документы Портфелей служебной деятельности появились в печати лишь в 1842 г. в тех же «Очер ках России».118
После этих публикаций документы возвращаются к E. Н. Орловой и надолго исчезают из поля зрения исследова телей.
И как раз когда публикаторы охладели к обнародовапию рукописей Ломоносова, последние начинают привлекать усиленный интерес коллекционеров. В это время правом распоряжаться авто графами получает сын E. Н. Орловой H. М. Орлов, который в 1848 г. подарил памятную записку Ломоносова известному коллекционеру И. И. Бецкому119 и, вероятно, не ему одному. Кроме того, другие потомки Ломоносова изъявили желание получить на память его автографы и обращались с просьбами к H. М. Орлову и E. Н. Орловой.120
Это рассредоточение автографов из Портфелей служебной деятельности продолжается вплоть до 1865 г., когда отмечалось 100-летие со дня смерти Ломоносова; в связи с памятной датой академик Я. К. Грот попросил E. Н. Орлову временно предоставить рукописи в Академию наук,121 а позже передал их в распоряжение П. С. Билярского.122 Бнлярский разобрал и датировал рукописи, а также опубликовал многие из них в своих «Материалах к биографии Ломоносова». Когда прошла столетняя годовщина, рукописи передаются не E. Н. Орловой и ее сыну, а А, М. Раевской, Теперь она на время получает в свое распоряжение все собрание. Об этом свидетель ствует запись в дневнике А. В. Никитенко от 29 декабря 1865 г.: он был с визитом у А. М. Раевской и «до обеда разбирал с хозяйкой черновые бумаги Ломоносова, которые хранятся у одного из потомков его — Орлова».123
По-видимому, в то время, когда рукописи Ломоносова находились в распоряжении А. М. Раевской, из состава собрания было изъято еще несколько автографов, даже из числа тех, которые видел и публиковал П. С. Билярский.124
Потеря нескольких автографов, а также прошедшее 100-летие со дня смерти повысили иптерес к личности и творчеству Ломоносова не только у общества, но и у его потомков и побудили Е. Н. Орлову переплести ломоносовские рукописи в роскошный переплет, в который они одеты в настоящее время.
В таком виде получил Портфели для написания биографии Ломоносова П. П. Пекарский.125 Он же составил подробное описание содержащихся в них рукописей и дал каждому из документов заголовок на вкладном листе.126
С тех пор в составе Портфелей уже не происходит никаких изменений. Из Петербурга они переезжают в имение H. М. Ор лова Макарово Саратовской губернии, затем по просьбе М. И. Сухомлинова были предоставлены ему для издания собрания сочинений Ломопосова и больше уже не возвратились к своим прежним владельцам: 127 в 1926 г. Елизавета Николаевна Орлова, прапраправпучка Ломоносова, пожертвовала рукописи Академии наук. Такова внешне незамысловатая история Портфелей служебной деятельности Ломоносова. Рукописи Ломоносова были в руках многих его потомков, которые недостаточно бережно распоряжались их судьбой. Это обстоятельство, конечно, не в малой степени отразилось на распылении и утрате ломоносовских бумаг. Некоторое представление о значительности утрат дает изучение пагинации Портфелей служебной деятельности Ломоносова, которые сохранили и старую нумерацию листов, осуществленную задолго до их систематизации. В то время служебные документы Ломоносова представляли собой один портфель, в котором было 463 пронумерованных листа. Фактически же число листов в нем было значительно больше, поскольку полистная нумерация была проведена непоследовательно. В приводимой ниже реконструкции первоначального состава Портфелей служебной деятельности Ло моносова в скобках указывается современная нумерация страниц портфелей. Римской цифрой II обозначен второй портфель. Опыт реконструкции первоначального расположения служебных бумаг Ломоносова
1 (199), 2 (200), 3 (56), 7 (34 II), 8 (352 II), 9 (354 II), 10 (355 II), 11 (257 II), 12 (258 II), 13 (259 II), 14 (363), 15 (364), 16 (365), 17 (366), 18 (261 II), 19 (212 II), 20 (213 об. II), 21 (222 II), 22 (174 II), 23—31 (223—231 II), 32 (250 II), 33-37 ( 389-393 II), 38-40 (95-97), 42 (103), 43-44 (76-77 II), 45 (385), 46(190 II), 47 (395), 48 (163 II), 49-50 (188-187 II), 51(361 II), 52 ( 68), 53-54 (336-337 II), 55 (84 II), 56 (403 II), 57-58 (379-380), 59 (304 об.), 60-61(410-411 II). 62 (331 II), 63 (281), 64-65 (374-375), 66 ( 261), 67 (445 II), 71 (447 II), 72 (78 II), 73 (102), 74 (165 II), 75 (440 II), 76 (137), 77 (36 II), 78-79 (118—119), 81-83 (136—138 II), 84-87 (356-357), 88 (314), 89 ( 332), 90-96 (333—339), 97-98 (141-142 II), 99 (274 II), 100 (307), 101 (59 II), 102 (116), 103-104 (188—189), 105 (204 об. II), 106 (33 II), 107 (146 11), 108 (33311), 109 (33411), НО (263 II), 111 (53 II), 112 (54 об. II). 113-115 (56-58 II), 116-117 (325-326 II),118(123 II), 119 (403), 120— 121 (97—98 II), 122 (203), 124—125 (328—329 II), 126 (413 И), 152—153 (452— 453 II), 154—157 (384-387 II), 162—165 (199-202 II), 166—170 (86—90 И), 171—172 (2—3 II), 173-183 (148-158), 184-190 (8-14 II), 191—192 (17— 18 II), 193 (15 II), 194 (142 об.), 195-212 (162-179), 213-217 (24—28 II), 218(126 II), 219-220 (283—284), 221(356 И), 222-223(208-209 II), 224 (38 II), 225—226 (108—109), 227—231 (255—259), 233 (272). 233 (112), 234 (111), 235 (401), 236 ( 359 II), 237-238 (191-192), 239 (102 II), 240 (282), 241-242 (131-132), 243-244 (134-135), 245-247 (264-266), 249-250 (298- 299), 251 (451 II), 252 (291), 253 (446 об. II), 254 (292), 255 (384), 256— 257 (301—302), 258—261 (183—186), 262 (277 II), 263 (140 об.), 264 (448 об. II), 265-266 (279-280 II), 267 (139), 268-269 (392-393), 270 (182 II), 272- 278 (111—117 II), 279 (206 II), 282 (363 II), 283 (40 II), 284 (450 II), 286- 293 (166—173 II), 294 (124), 295—296 (288—289), 297 (295), 298-311 (61— 75 II),314-315 (421-422 II), 316-317 (415-416 II), 318—323 (343-348 II), 324 (144 II), 325 (135 II), 326—327 (160—161 II), 328 (159 II). 329—332 (398— 401 II), 333-334 ( 396-397 И), 335-336 (179—180 II), 337 (134 II), 338- 339 (131-132 И), 340 (279), 341-342 (389-390), 343-348 (284-289 II), 349- 350 (196-197), 351-352 (312-313), 353-354 (358-359), 355 (100 II). 356— 358 (180-182), 359-360 (5—6 II), 361 (161), 362 (109 II), 363(73), 364 (81), 365—366 (128-129), 367 (210 II), 368—369 (30—31 II), 370—371 (105—106), 372 (286), 373 (121), 374-375 (398—399), 376-377 (113—114), 378 (105 II), 379 (184 И), 380 ( 50 об. II), 381-382 (281-282 II), 383 (405), 384-385 (176— 177 II), 386 (308 II), 387 (268), 388 (368 II), 389 (376 II), 392 (51 II), 393 (430 II), 394—395 (418-419 II), 396 (394 II), а также (78), 397 (79), 398 (99), 399-400 (428-429 II), 401(151 II), 402—403 (424—425 II), 405 (432 II), 410-411 (128-129 II),412 (146), 413 (148 II), 414—419 (43—48 II), 420 (426 II), 421 (194), 423-426 (92-95 II), 428(339 II), 429— 430 (340 об,—341 И), 431 (107 II), 432—436 (193—197 И), 437 (119 II), 438 (318 II), 439 (103 II), 440-454 (292-306 И), 456-458 (314-316 II). 459—462 (310-313 II), 463 (160).
Изучение первоначальной пагинации показывает, что рукописи Ломоносова были расположены хаотично, листы отдельных сочинений разбросаны.128
Сборник открывался разрешением «на владение землей в Петербурге», выданным М. В. Ломоносову от Главной полицмейстерской канцелярии 15 июня 4756 г. (л. 1). Сейчас этот документ расположен на л. 199—200 первого Портфеля служебной деятельности. Однако, как оказывается, это не подлинник, а копия на гербовой бумаге 1800 г.; подлинник на гербовой бумаге 1754 г. был изъят наследниками и обособленно хранился у них.129
Тот факт, что рукописи Ломоносова перемежались с документами, явно принадлежавшими Константиновым и Раевским, доказывает, что собрание бумаг Ломоносова не было неприкосновенным.
Так, л. 316—317 (ныне л. 414—416 II портфеля) занимал документ из архива Константинова «Перечень книг, внесенных 25 декабря 1765 года в комнату императрицы поручиком лейб- гвардии Преображенского полка Иваном Белохвостовым», а вслед за ним на л. 318—323 (ныне л. 343—349 II портфеля) следовал автограф Ломоносова «Список грамматик иностранных языков и разных книг на иностранных языках». На л. 324 (ныне л. 144 II портфеля) находилась «Роспись книгам, принятым Алексеем Константиновым в императорскую библиотеку от камердинера Федора Михайловича». С 393-го листа опять шли документы из архива Константиновых и Раевских. Л. 393 (ныне л. 430—431 II портфеля) занимало «Прошение неизвестного о завладении его землей», на обороте которого сохранилась записка H. Н. Раевского (старшего) к некоему Ивану Алексеевичу с просьбой прочесть этот документ и решить, спра ведливо ли решение Палаты по этому делу и можно ли «искать» в Сенате. Прошение поступило в собрание, по всей видимости, после смерти H. Н. Раевского в 1829 г.
Наличие упомянутых документов среди ломоносовских рукописей означает, что собрание бумаг Ломоносова, которое сосредоточилось в руках Е. Н. Орловой, воссоединило и некоторые документы потомков и что перемещение документов в собрании ломоносовских бумаг при их просмотре продолжалось и после смерти H. Н. Раевского. Постоянное обращение к документам Портфелей служебной деятельности Ломоносова отразилось на его сохранности в гораздо большей степени, чем это можно было предполагать.
"126— 151, 158-161, 232, 248, 271, 280, 281, 285, 312-313, 390-391, 404, 406— 409, 422, 427, 455. Это составляет минимально 56 листов, а если какой-то номер относился к циклу документов или листов, то объем утрат из Портфелей будет еще большим. Утрата бумаг из ломоносовских Портфелей несомненно значительна, поэтому необходимо рассмотреть вопрос о возможности местонахождения этих документов.
Из лиц, интересовавшихся в течение ряда лет рукописями Ломоносова, следует назвать А, М. Раевскую, жену H. Н. Раевского-младшего. Она была личностью незаурядной, организовала несколько археологических экспедиций и собрала значительную коллекцию разных автографов, где, однако, впоследствии не оказалось ни одного автографа Ломоносова.130
Это обстоятельство позволяет считать, что хранившиеся у А. М. Раевской автографы стали достоянием ее потомков.131 Один из них — П. М. Раевский, — умерший в 1970 г. во Франции, незадолго до смерти подарил АН СССР часть своего архива. В дарственной П. М. Раевского читаем: «Являясь прямым потомком великого ученого академика М. В. Ломоносова, я получил в наследство его серебряное блюдо с выгравированной надписью „принадлежит М. В. Ломоносову" и записки, им подписанные». Далее П. М. Раевский пишет, что, учитывая важность этого наследства для науки в России, он передает означенное в дар Академии наук в Москве.
Поскольку поисками рукописей Ломоносова за рубежом за нималась Г. Н. Моисеева, присланное наследие Раевского было направлено в Пушкинский дом, где и хранится сейчас в фонде Раевских.
К сожалению, рукописей Ломоносова не оказалось, но на дне полученного сундука был обнаружен явный отпечаток досье с надписью «Автографы Ломоносова». Говоря об унаследованных автографах своего великого предка, П. М. Раевский называет их «записками, им подписанными». Это дает основание предполагать, что ими могли быть не дошедшие до нас служебные документы из Портфелей служебной деятельности Ломоносова. По всей видимости, в собрании у потомков Ломоносова не было сколько-нибудь значительных литературных произведений ученого, иначе они, несомненно, предоставили бы их для обнародования издателю Полного собрания сочинений (1784—1787 гг.) Ломоносова, откликнувшись на призыв, обращенный ко всем «свойственникам славного мужа» присылать имеющиеся у них его неопубликованные сочинения. Как известно, в 1787 г. Е. Р. Дашкова получила у А. А. Константинова только портрет Ломоносова.132
Для выяснения вопроса, по какому руслу потекли ломоносовские рукописи, не попавшие к его наследникам, приходится снова обращаться к ранней истории архива Ломоносова. 5 апреля 1765 г. граф Г. Г. Орлов опечатал двери кабинета Ломоносова. Современникам оставалось лишь гадать о причинах этой акции. «Г. статский советник Ломоносов, — сообщал И. И. Тауберт в письме к Г. Ф. Миллеру в день похорон Ломоносова, — переменил здешнюю временную жизнь на вечную в прошедший понедельник, около 5 часов пополудни, после нового припадка своей прежней болезни, который у него сделался от простуды. За два дня до своей кончины он причащался и испустил дух во время совершения над ним обряда соборования, после прощания в полном разуме как со своей женой и дочерью, так и с прочими присутствующими. Сегодня рано он был погребен в Невском монастыре при огромном стечении народа. На другой день после его смерти граф Орлов велел приложить печати к его кабинету. Без сомнения в нем должны находиться бумаги, которые не же лают выпустить в чужие руки».133
12 мая 1765 г. Тауберт вновь сообщает Миллеру, что кабинет Ломоносова остается еще недоступным и Академия ие может получить обратно принадлежащие ей вещи.134
Эта же ситуация сохраняется и 1 июня, когда Миллеру сообщают, что три «татищевских летописца (Tatischtschewischer letopisetz) находятся в доме Ломоносова, запечатанные вместе с прочими его бу магами».135
И. И. Тауберт, однако, не извещал своего московского кор респондента о том, что Академия наук предприняла энергичные попытки получить из дома Ломоносова академическое имущество.
7 апреля 1765 г. президент Академии К. Г. Разумовский сделал следующее распоряжение:
«После погребения тела умершего статского советника г-па Ломоносова назначить от собрания академического двух персон, которые бы вместе с поверенным со стороны госпожи вдовы Ломоносовой оставшиеся у него письменные дела как до канцелярии, так и до ученого академического корпуса принадлежащие разобрали, от других его дел и партикулярной корреспонденции отделили, тако же и взятые им из императорской библиотеки для употребления при своих сочинениях книги и манускрипты на прежнее место возвратили, а когда по сему исполнено будет и от определенных персон подастся рапорт с описью; тогда оставшейся его вдове учинить по прежним в Академии примерам на граждение годовым мужа ее жалованьем из суммы академической, вычтя из того числа, что покойный господин статский советник Ломоносов деньгами, книгами или вещами партикулярно на свой щет забрал».136
9 апреля 1765 г. Канцелярия Академии наук назначила для разбора архива Ломоносова профессоров С. Я. Румовского, С. Н. Котельникова и секретаря М. М, Гурьева.137
11 апреля они посетили дом Ломоносова и представили следующий рапорт:
«В Канцелярию Академии наук
Репорт
Был в доме Ломоносова 11 числа сего месяца, уведомились изустно от самой госпожи статской советницы Ломоносовой, что все письма с прочими вещами запечатаны печатью его сиятельства графа Г. Г. Орлова по высочайшему соизволению ее величества всемилостиьейшей государыни.
Апреля 13 дня 1765 года
Профессор С. Котельников
Профессор Ст. Румовскии
».138
Документация архива Канцелярии Академии наук не сохранила никаких свидетельств о реакции президента на это известие. Учитывая это обстоятельство, можно было бы согласиться с предположением С. Н. Чернова, что Академия, зная об аресте архива Ломоносова Г. Г. Орловым по приказу императрицы, не решилась беспокоить всесильного фаворита. Однако это предположение противоречит очевидным фактам. Уже 3 июня заведующий химической лабораторией И. Г. Леман, а 9 июля С. Я. Румовский рапортовали Канцелярии об исполнении указа президента и возвращении из дома Ломоносова многих вещей, принадлежавших Академии.
Это свидетельствует о том, что не на все запечатанное имущество распространялся «арест» и он по крайней мере не имел отношения к вещам Академии. Дальнейшее рассмотрение вопроса позволяет расширить круг предметов, избегнувших ареста, до рукописей, которые принадлежали Академиин аук и находились в архиве Ломоносова. В упомянутом перечне Румовского означены не только приборы и химическая посуда, но также книги и рукописи, взятые Ломоносовым из Академической библио теки.139
Получить же все это Академия могла только в результате обращения к Г. Г. Орлову. Документы подтверждают, что это обращение не было единственным.
26 августа 1765 г. в Академическом собрании обсуждался вопрос об «исправлении российского атласа», для чего понадо бились ответы на географическую анкету Академии наук, которые хранились в доме Ломоносова. Необходимость этих документов была настолько очевидной, что «профессорское собрание» решило просить Канцелярию Академии наук, «дабы повелено было требовать от вдовы покойного статского советника Ломоносова собранные им повелением Академии наук из губерний, ведомств и городов географические известия, яко до Академии принадле жащие, и потом сообщить помянутому собранию».140
которые были переданы в Академию наук в 1764 г.
В ходе разбирательства этого дела выяснилось, что «географические известия, принадлежащие Корпусу, были взяты покойным статским советником Ломоносовым в дом его».141
Академическая канцелярия постановила послать за ними студента Илью Аврамова, «а как ему отданы будут, представить в Канцелярию». Нам неизвестны конкретные обстоятельства получения этих рукописей, но они вместе с академическими анкетами оказались в Архиве Академии наук, где и хранятся в настоящее время.142
19 сентября 1766 г. Академическая канцелярия снова обратилась к Г. Г. Орлову за получением сделанного Ломоносовым описания к вырезанным на медных досках изображениям северного сияния и наблюдений над изобретенным нм маятником.
В журнале Академической канцелярии появилась об этом следующая запись: «Академическое ученое собрание поданным сообще нием: в Канцелярию требовало, чтоб наведаться у его сиятельства господина генерал-фельдцейхмейстера и кавалера графа Григорья Григорьевича Орлова, не было ли между купленными его сия тельством манускриптам» покойного статского советника Ломоносова описания вырезанным при Академии разным видам Северных сияний также и продолжения начатых печатанием его ж Ломоносова обсерваций над сделанным по его инвенции пендулом. А как известно, что все оставшиеся после смерти господина Ломоносова книги и манускрипты разбиравы и описываны господами коллежскими асессорами Мотонисом и Козицким; того ради студенту Аврамову к ним сходить и переговорить о вышеписан ном требовании Академического собрания, а какой получен будет ответ, представать рапортом в Канцелярию, о чем ему и дан ордер».143
«репорт» Ильи Аврамова: «По посланному мне сего месяца 21 числа ордеру ходил я, нижайший, к господам коллежским асессорам Козицкому и Мотонису для осведомления, что не было ли между некупленными его сиятельством господином генерал-фельдцейхмейстером и кавалером графом Григорием Григорьевичем Орловым манускриптами покойного господина статского советника Ломоносова описания, вырезанного на меди разным видам Северных сияний и сверх сего продолжения начатых печатанием им же самим на блюдений по сделанному его изобретения пендула, на что я полу чил от господина коллежского советника Мотониса ответствие, что де у них в кладовой книги и манускрипты, хотя и находятся, однако за строением и заваленнем оной упомнить не можно. А как скоро строение совершится, то господин коллежский асессор Мотонис, посмотрев сперва на оное требования и ответствие, сообщить обещался, а чего чрез сие Канцелярии Академии наук покорнейше я репортую.
Студент Илья Авраамов».144
«Репорт» Аврамова является отныне центральным документом, содержание которого позволяет понять, что же произошло с архивом Ломоносова.
Пребывание в кладовой не прошло бесследно ни для архива, ни для библиотеки. Цвет рукописей, входящих в состав Свиньинского сборника и материалов к «Российской грамматике», землистый от пыли, которая настолько въелась в бумагу, что наложила на нее неизгладимый отпечаток. В отличие от них бумага Портфелей служебной деятельности обычного цвета. Следовательно, рукописи, принадлежавшие затем Константиновым—Раевским, не находились в кладовой Штегельмановского дома и их выделение из общего состава рукописей произошло гораздо раньше, по-видимому, при разборке еще в доме Ломоносова.
Некоторые обстоятельства этой истории нам уже известны. Согласно указу Разумовского, разбор бумаг и вещей сначала должны были проводить представители Академии вместе с вдовой Ломоносова. Однако рукописи были опечатаны Г. Г. Орловым, и академическим чинам пришлось в дальнейшем работать вместе с его представителями — Козицким и Мотонисом. Были отобраны документы, относящиеся к Канцелярии и Конференции Академии наук, и их перечень вряд ли ограничивался ответами на географические анкеты.
«Краткой истории академической канцелярии»: «Но согласно или несогласно с желанием Ломоносова, однако записка его сохранилась для потомства, и притом в Академии, для которой она, конечно, не назначалась. Вероятно, она захвачена была, по его смерти, вместе с нужными бумагами по текущим делам Академической канцелярии».145
Мы не знаем точно, какие дела были получены Румовским и переданы в Канцелярию Академии наук, но если среди них были автографы Ломоносова, то они должны были найти отражение в исчерпывающем описании их в книге Л. Б. Модзалевского «Рукописи Ломоносова в Архиве Академии наук СССР».
Среди описанных им автографов Ломоносова из делопроизвод ства Канцелярии Академии наук обращают внимание документы, которые не должны были там находиться. Приведем наиболее характерные примеры. Под No 401 Модзалевский указывает за метку для памяти: «Епинусова отговорка от физических лекций, чтоб не дать инструментов Брауну. Шумахеров счот строения нового корпуса».146
Заметка для памяти, которая была понятна только Ломоносову, не должна была находиться в архиве Академической канцелярии.
Еще более показателен документ под No 765— «Записка в Канцелярию Академии наук с распоряжением о присылке к нему копий с переведенных профессорских аттестатов о студентах, посылаемых в чужие края, и составить вчерне определение о приеме в ректоры Гимназии конректора Киница», где под тек стом Ломоносова вписана записка одного из канцеляристов к Ломоносову о том, что рапорт о Кинице был оставлен у Ломоносова, а без рапорта определение невозможно составить.147
канцелярской отметки о представлении. Таких документов, по описанию Л. В. Модзалевского, можно насчитать не один десяток.
Однако тогда возникает вопрос: каким образом служебные документы Ломоносова оказались в собрании его потомков, если существовал указ президента Академии наук об изъятии из его архива всех рукописей, «принадлежащих» Канцелярии и Конференции Академии наук? В Портфелях служебной деятельности в изобилии есть такие документы. В качестве показательного примера можно привести «Представление» К. Г. Разумовскому о но вых географических экспедициях.148
Этот документ имеет дело производственный номер «1167», хранился в Архиве Академии наук и был затребован оттуда Ломоносовым 28 января 1765 г. Документ не был возвращен Ломоносовым, но почему-то не был изъят и после его смерти.
Объясняя наличие среди материалов Раевских документов, от носящихся к Канцелярии Академии наук, мы должны учесть следующее. Г. Г. Орлов проявил большой интерес к архиву Ломоносова. Он знал, что Ломоносов неоднократно составлял проекты реорганизации Академии наук и писал записки об академических деятелях, стремившихся парализовать просветительскую работу Академии. Одним из таких обличительных документов была «Краткая история Академической канцелярии», повествующая о фактах, о которых не было упоминаний в других архивных источниках. Эта записка, которой Ломоносов при жизни не успел дать какое-либо движение, должна была находиться в его служебных бумагах, как и другие аналогичные документы. Между тем, по свидетельству Штелина, «Краткая история» была представлена императрице и явилась основанием для перестройки Академии.149
Косвенные отзвуки прочтения этой записки находим в резолюциях Екатерины II, относящихся к деятельности «всесильного» до того времени советника Академической Канцелярии И. И. Тауберта. Уже в мае 1765 г. она наложила резкую резолюцию на письме Тауберта о недостаче в кабинете Я. В. Брюса: «Тож вы крал. У меня в конюшни отцепили и продали за тридцать рублев аглинскую лошадь, которая стоит пятьсот рублев, но то учинено незнающими людьми. Видно, что у них безпорядица не менее как в последней воеводской канцелярии, но таковых воевод сменяют ныне отчасти».150
«Если сии планы в Академии, то и спрашивать их не для чего, понежа верно украдены ».151 Если вспомнить, что хозяином рукописного наследия Ломоносова стал Г. Г. Орлов, то нет никаких оснований сомневаться в том, что он передал императрице найденную в бумагах Ломоносова записку о плачевном состоянии Академии наук. Благодаря этому, хоть и поздно, записка Ломоносова попала в те руки, в какие он намеревался ее передать, и достигла той цели, ради которой составлялась.
30 октября 1766 г. указом Екатерины II была упразднена Академическая канцелярия, отстранен от должности И. И. Тауберт, и директором Академии наук стал родной брат фаворита императрицы В. Г. Орлов.152
Дальнейшая история с бумагами Ломоносова не получает ни какого отражения в документах Академии наук, по-видимому, по-очень простой причине: вопрос о рукописях Ломоносова стал при ватным делом семьи Орловых. В пользу этого предположения свидетельствуют достоверные факты. Как мы уже знаем, приватно через В. Г. Орлова запрашивал о рукописях В. Н. Татищева в архиве Ломоносова Г. Ф. Миллер. Г. В. Козицкий и H. Н. Мотонис, разбиравшие архив Ломопосова, постоянно общались с В. Г. Оровым. Козицкий в это время играл значительную роль в основанном в 1768 г. «Собрания старающемся о переводе иностранных книг», которое возглавляли директор Академии В. Г. Орлов и граф А. П. Шувалов.153
В 1769 г. Мотонис, когда его направляли на службу в Московский университет, обратился к В. Г. Орлову, чтобы он попросил своего брата оставить его в Петербурге.154
работ Ломоносова не была опубликована.
Это объясняется, вероятно, тем, что какая-то часть рукописей погибла в кладовой Штегельмановского дома или оказалась на столько загрязненной, что была сразу же уничтожена.155 Складывается впечатление, что часть архива Ломоносова погибла значительно раньше — еще при жизни ученого. Глухое свидетельство Я. Я. Штелина о том, что Козицкий привел в порядок 156 рукописи Ломоносова, наводит на мысль, что они были в беспорядке. И это впечатление вполне подтверждается отчетами академических членов о состоянии приборов и другого имущества, вернувшегося из дома Ломоносова в Академию. Астрономический квадрант, по словам Румовского, «складен... в ящике беспоря дочно; не видно, все ли принадлежащие к нему штуки целы».157
Леман писал в Академическую канцелярию 23 февраля 1766 г., что получил только часть имущества химической лаборатории, причем большая часть приборов была испорчена, относительно же прочего «госпожа статская советница Ломоносова объявила господину Унгебауеру, что она ничего более из академических вещей у себя не имеет».158
пошатнулось. В 1763 г. императрица распорядилась уволить его в отставку и лишь благодаря заступни честву Г. Г. Орлова отменила этот указ. Тем не менее Екате рина II продолжала подозрительно относиться и к деятельности Ломоносова, и к ценности его научных изысканий. Последние годы жизни ученого протекали в обстановке непрерывной борьбы с И. И. Таубертом и А. Л. Шлецером. Отношения со Шлецером стали совершенно нетерпимыми с тех пор, когда он (по предложению Тауберта) в начале 1763 г. написал грамматику русского языка с элементами этимологии, основанную на принципах сравнительного языкознания. Тауберт надеялся, что «Грамматика» Шлецера затмит «Российскую грамматику» Ломоносова. Взбешенный Ломоносов написал уничтожающую рецензию,159 и печатание труда Шлецера было приостановлено. Отношения между ними еще более накалились, когда Шлецер представил в июне 1764 г. в Академию наук план обработки русской истории, которую он намеревался избрать «главным предметом» своих занятий. Можно представить, с каким негодованием Ломоносов отнесся к плану работ Шлецера, где было изъявлено желание написать серию очерков по русской истории с использованием трудов Татищева и Ломоносова. Против этих слов на записке Шлецера, до ставленной Ломоносову на отзыв, стоит его восклицание: «Ich lebe noch und schreibe selbst» (Я еще жив и пишу сам).160
Изложив программу обработки русской истории, Шлецер указал, что рассчитывает на содействие русских академиков и особенно Ломоносова, что вызвало вторую, еще более резкую помету: «Nehmlich ich soll sein Handlanger werden» (Иначе говоря, я должен стать его подручным).161
Ломоносов был убежден в желании Шлецера использовать его неопубликованные работы, что подтверждает его совершенно недвусмысленная записка: «Всего того господин Шлецер требует себе в помочь в той силе, чтоб человек, знатный по летам, по заслугам, по достоинству и по разным наукам, а особливо известный по Российской истории, уступил собрания свои, с достохвальностию в сочинении истории отечества своего молодому иностранцу, дабы оные были преданы вечному забвению».162 Борьба со Шлецером продолжалась в течение года и закончилась полным поражением Ломоносова. 29 декабря 1764 г. Шлецер был назначен ординарным профессором истории на особых кондициях,163 164
Назначение Шлецера ординарным профессором истории означало отставку Ломоносова, которого современники считали официальным историографом. Еще в 1753 г. императрица Елизавета Петровна изъявила желание, чтобы «Российская история» была написана его «штилем». Этот статус с тех пор сохранялся. Теперь место Ломоносова занял А. Л. Шлецер.
Определение Шлецера ординарным профессором русской истории состоялось во время предсмертной болезни Ломоносова. Ломо носов понимал, что историю ему уже не написать. Не желая быть «подручным» Шлецера и не желая, чтобы его материалы были предоставлены врагу, Ломоносов, очевидно, уничтожил и продол жение «Российской истории», и все выписки и примечания, сделанные к ней. Были, по всей видимости, уничтожены и письма И. И. Шувалова и М. И. Воронцова, т. е. материалы его меценатов интимного характера, которые он не хотел делать достоянием посторонних лиц.165 Известен аналогичный поступок талантливого ученика Ломоносова H. Н. Поповского, который за несколько дней до смерти сжег неоконченный перевод Тита Ливия, Анакреона и другие свои не совсем, по его мнению, обработанные сочинения, опасаясь, чтобы после его смерти их не напечатали.166 Рассмотрим предположение Д. Д. Шамрая, считавшего, что все материалы Ломоносова поступили в распоряжение Ф. А. Эмина. Аргументация Д. Д. Шамрая основана на факте упоминания Эмином имени Ломоносова при описании болезни и смерти Всеволода III. «В Никоне, — пишет Эмин, — болезнь сего князя долго продолжалась, по Стрыйковский и Могила этот случай с большей вероятностию описывают, с ними и г. Ломоносов согласен».167 «Кратком российском летописце» о болезни Всеволода III ничего не говорится, Д. Д. Шамрай и предположил, что Эмин использовал какие-то неизвестные нам рукописи Ломоносова, однако упоминания о болезни Всеволода нет ни в Синопсисе, который Эмин, следуя В. Н. Татищеву, называет летописью Петра Могилы, ни у Стрыйковского.
Различие во мнениях, отмеченное Эмином, вытекает из проти воречивости датировки смерти Всеволода III в известпых исто рических источниках. По Никоновской летописи, он заболел в 1212 г., а умирает в 1213 г.,168 у Ломоносова,169 в Синопсисе 170 и по современным данным 171
Таким образом, у нас не остается доводов для предположения, что Эмин использовал рукописи исторических трудов Ломоносова или что они вообще попали в чьи-то руки.
Вместе с тем по отношению к автографам литературных произ ведений Ломоносова точка зрения Д. Д. Шамрая имеет известное основание: сохранились свидетельства, что незадолго до смерти Ломоносов дарил друзьям и знакомым отдельные автографы. Только некоторые из них были напечатаны в конце XVIII в., другие же, по-видимому, так и остались безвестными. Обнародование неизвестных автографов ученого связано с не раз уже упоминавшимся обращением издателей Полного собрания сочинений Ломоносова, опубликованным в «Санкт-Петербургских ведомостях» 1783 г.
Вскоре после этого в «Собеседнике любителей российского слова» появились нигде не публиковавшиеся стихи «На Кузнечика», которые сопровождало письмо неизвестного из Москвы. В письме сообщалось, что указанный автограф был подарен самим Ломоносовым незадолго до смерти.172
Данный случай не был единственным, поскольку сохранилось аналогичное свидетельство Я. Я. Штелина. Под 1783 г. в дневнике Штелина встречаем довольно красноречивую запись: «Статский советник Штелин преподнес ее сиятельству княгине (Дашковой, — Авт.) гравированную доску с портретом Ломоносова, некогда исполненную в Париже.
».173
Возможно, число даров было значительно большим и автографы из архива Ломопосова хранились у многих его дру зей и знакомых.
Поскольку у нас имеются совершенно конкретные свидетельства на этот счет, мы можем соответствующим образом интерпре тировать и некоторые менее ясные из них, к примеру происхожде ние черновика «Слова на торжественную инавгурацию С. -Петербургского университета», опубликованного издателями журнала «Друг просвещения» в 1804 г.174
В примечании к публикации указывалось, что «черновой манускрипт» этой рукописи хранится у одного из издателей. До того как попасть к издателям «Друга просвещения» этот автограф Ломоносова принадлежал И. И. Дмитриеву.175
Тому он мог быть подарен или продан кем-то из литераторов, получивших его непосредственно от Ломоносова.
«Русском чтении» С. Н. Глинки. В 1779 г. И. И. Шувалов писал М. М. Хераскову: «С удовольствием и с жадностью прочитал я Россияду. Чем вас за нее благодарить? Препровождаю к вам начало первой оды в царствование Елизаветы, собственной руки Ломоносова. Этой драгоценности приличнее всего быть в ваших руках».176
Шувалов, очевидно, имеет в виду «Оду на прибытие ее величества великия государыни императрицы Елисаветы Петровны из Москвы в Санктпетербург 1742 года по коронации», которая была написана в 1742 г., до знакомства Ломоносова с Шуваловым, и которую поэт мог подарить лишь значительно позже. Тем не менее приведенные примеры не позволяют убедительно объяснить исчезновение значительного числа автографов Ломоносова.
Поскольку мы видим, что рукописи Ломоносова, находившиеся у Г. Г. Орлова, были вполне доступны для членов Академии, а не которые сочинения, упоминавшиеся в отчетах Ломоносова, так п не были папечатаны, можно предположить, что они или погибли в кладовой Штегельмаыовского дома, или вообще не были написаны. Второе предположение совершенно естественно, если вспомнить состояние подавленности Ломоносова в последние месяцы жизни. К тому же сохранились материалы к объяснению рисунков северного сияния, которые указывают, что Ломоносов начал над ним работать, но так и не закончил. В Свиньинском сборнике есть лишь первоначальный набросок под заглавием «Испытание причины северных сиянии и других подобных явлений, состоящее всего из первых двух параграфов первой главы первой части, названной „О собственных наблюдениях"».177
Нет никаких оснований предполагать, что Ломоносов закончил исследование: он не успел изложить свою теорию и лишь приступил к описанию опытной части.
Детальное изучение вопроса показывает, что некоторых ра зыскиваемых рукописей вообще не существовало. Во всяком слу чае к такому заключению можно прийти относительно сочиненнй, упомянутых в записке Ломоносова «О сохранении и размножении российского народа». Как мы уже знаем, в литературе было много версий об их местонахождении, что во многом способствовало организации поисков утраченного архива Ломоносова, но оказалось бесполезным относительно самих упомянутых в записке сочинений. Эта неудача объясняется тем, что исследователи недо статочно внимательно интерпретировали показания документов. Рассмотрим заново упомянутое письмо Ломоносова. «Разбирая свои сочинения,178— пишет он, — нашел я старые записки моих мыслей, простирающихся к приращению общей пользы. По рассмотрении рассудилось мне за благо пространнее и обстоятельнее сообщить их вашему высокопревосходительству яко истинному рачителю о всяком добре любезного отечества в уповании, может быть, найдется в них что-нибудь к действительному поправлению российского света служащее, что вашим проницательством и рачением разобрано, расположено и к подлинному исполнению приведено быть может. Все оные по разным временам замеченные порознь мысли подведены быть могут, как мне кажется, под следующие главы:
1. О размножении и сохранении российского народа
2. О истреблении праздности
3. О исправлении нравов и большем народа просвещении
4. О исправлении земледелия
6. О лучших пользах купечества
7. О лучшей государственной экономии
8. О сохранении военного искусства во время долговременного мира.
Сии столь важные главы требуют глубокого рассуждения, долговременного в государственных делах искусства к изъясне нию и предосторожной силы к произведению в действо».179
«долговременное в государственных делах искусство». Этот документ помещен непосредственно перед письмом «О со хранности и размножении российского народа». Приведем его здесь и сопоставим с уже изложенным текстом.
«1. О сохранении и размножении народа
2. О истреблении праздности
3. О исправлении нравов и о просвещении
4. О умножении внутреннего изобилия
6. О ремесленных делах и художествах
7. О государственной экономии
8. О сохранении военного искусства и храбрости во время долговременного мира.
Ориентальная академия.
Экономическая география.
Олимпические игры.
Истребление раскола.
Экономическая ландкарта.
».180
Сопоставив эту записку с письмом «О сохранении и размножении российского народа», приходим к выводу, что изложенные темы совпадают в деталях, но что записка, как это совершенно справедливо означено в комментариях собрания сочинений,181 первична по отношению к письму «О сохранении и размножении российского народа», поскольку многие из тем статей вошли в него в переработанном виде. А если это так, то записка и является теми набросками незавершенных мыслей, которые упомянуты в письме Ломоносова.
Примечания
88. ЦГАОР, ф. 1711, ед. хр. 99. Т. Ф. Ярославова умерла 7 марта 1846 г. (там же, л. 4). См.: Приложения к трудам редакционных комиссий для составления положений о крестьянах, выходящих из крепостной зависи мости. Сведения о помещичьих имепиях, т. I. СПб., 1860, с. 4 (II. М. Орлов указан владельцем села Кубенского).
—324.
90. Сб. РИО, т. И. СПб., 1868, с. 284—294.
91. Там же, т. I, с. 1—144.
92. Иконников В. С. Опыт русской историографии, т. Т, ч. II, с. 1100. Часть этих бумаг поступила в Государственный архив, но среди них руко писей Ломоносова не было (ЦГАДА, ф. 31, ед. хр. 274 «О политических бумагах, оставшихся по смерти А. Ф. Орлова»)
93. ЦГВИА, ф. 83, ед. хр. 128. Дело по духовному завещанию гр. Анны Алексеевны Орловой-Чесменской.
95. Там же, л. 76.
96. Там же, л. 76 об.
97. Там же, л. 96 об.
98. Там же, л. 149 об.
100. Там же, л. 207.
101. Там же, л. 5 об.
102. Там же, л. 215—215 об. 5 февраля 1849 г. о тех же бумагах запра шивал А. Ф. Орлова В. П. Орлов-Давыдов, совершенно обделенный в заве щании, как и прочие потомки В. Г. Орлова: «Милостивый государь граф Алексей Федорович! В числе бумаг, оставшихся после покойной тетушки графина Анны Алексеевны Орловой-Чесменской, должна находиться пе реписка как ее самой, так и родителя ее графа Алексея Григорьевича с высочайшими особами, с духовными и другими лицами. Хотя я не счи тая себя вправе на получение оной, полагая со своей стороны, что это право принадлежит тетушке Екатерине Владимировне Новосильцевой, как старшей из наследников покойной графини, однако интересуясь этим делом в родственных отношениях, я решился в надежде на благосклон ность Вашего сиятельства обратиться к Вам, милостивый государь, с покорпейшею просьбою почтить меня уведомлением, как угодно вам будет поступать касательно вышеупомянутой переписки» (там же, л, 320— 320 об.).
103. Там же, л. 115.
—210 об. Здесь же на л. 350—350 об. помещен «Реестр рукописям и письмам, оставшимся после гр. Анны Алексеевны Орловой- Чесменской», где перечислены исключительно рукописи архимандрита Фо- тия. Обследование архива новгородского Юрьева монастыря, хранящегося в ЦГАДА, дало также отрицательные результаты. В сохранившихся описях библиотеки упоминания о рукописях Ломоносова отсутствуют (ЦГАДА, ф. 1208, оп. 2, ед. хр. 597; оп. 3, ед. хр. 134).
105. РО ГБЛ, ф. 219, 100. 2, л. 180.
106. Там же, ф. 219, 98, 34—36.
107. Орлов-Давыдов В. П. Биографический очерк гр. В. Г. Орлова, т. 1, с. 327—328.
108. ААН, ф. 20, оп. 1, No 1—2. Термин «портфель» принадлежит первому издателю ломоносовских материалов из собрания Раевских — А. Ф. Вельтману.
«Ломоносов и Елизаветинское время», т. VII. Пгр., 1917, с. 154.
110. А. Л. Константинов был даже избран ораниенбаумским исправником. В письме к академику В. И. Вернадскому последняя владелица портфелей Ломоносова Е. Н. Орлова писала: «Шила ли там (в Усть-Рудице, — Лет.) впоследствии дочь (и единственная наследница) Ломоносова со своим мужем А. Константиновым и детьми, я не зпаю, но предполагаю, что они там жили, так как прекрасный сад, называемый „нижним садом", в стило тогдашнего времепи устроен был именно Константиновым» (ААН, ф. 20, оп. 6, ед. хр. 38, л. 1).
111. А ксаков С. Т. Полн. собр. соч., т. 3. СПб., 1886, с. 135; Городинская Р. Б. Мемориальные вещи Ломоносова в музеях и архивах СССР, с. 281.
112. РО ГБЛ, М. 3614, 4.
113. Завещание опубликовано в «Архиве Раевских» (т. IV, с. 679—683), подлинник — ААН, ф. 20, оп. 6, No 42, л. 3—4. Возможно, что с момента дарения рукописи возвращаются из Усть-Рудицы в Петербург.
собственных его бумаг, храня щихся у Екатерины Николаевны Орловой. М., 1839).
115. Там же, с. 7—8. Более подробно он высказался в письме к П. С. Бм- лярскому: «В отношении напечатанных в „Очерках России11, издаваемых В. В. Пассеком обще со мною, некоторых бумаг из портфеля Ломоносова имею честь сообщить, что этот портфель был мне в то время доверен ее превосходительством Екатериною Николаевной Орловой, урожденной Раев ской. По выборе, с дозволения ее любопытнейшего для напечатания, я воз вратил его по принадлежности как родовое наследие, которым Екатерина Николаевна, правнука Ломоносова, не могла не дорожить» (РО ГБЛ, ф. 47, II, 1, 4. Отпуск),
116. Библиотека для чтения, 1840, т. 39, с. 2; Сын отечества, 1840, т. 2, с. 840—843; Отечественные записки, 1854, 92, с. 87. Об этой публи кации писал В. М. Федоров в письме к К. С. Сербиновичу: «Статья Вельт- мана мне известна, она очень замечательна и напечатана во 2-й книжке Очерков России, издаваемых Пассеком. В ней помещены прелюбопытные бумаги Ломоносова. Вдова знаменитого генерала от инфантерии Раев ского — родная внука Ломоносова, а Орлова — его правнучка, В отношении к Шлецеру поэт груб, но, судя по-русски, — прав. Можно ли князей производить от кнехтов и Деву от Tief и Dieb. В Вашем журнале нужно было бы обратить особенное внимание на статью Вельтмана и драгоценную на ходку бумаг Ломоносова. Но лучшая часть их принадлежит Академии, л в них-то вполне показываются блистательные заслуги сего великого мужа» (ЦГИА СССР, ф. 1661, оп. 1, ед. хр. 1599, л. 214).
117. РО ГБЛ, ф. 47, II, 4, 51. 10 октября 1840 г. В. В. Пассек писал А. Ф. Вельтману: «Он (Н. Греч, — Авт.) приглашает Вас и просит об этом через меня, но я сказал, что желание его передам Вам, а еще лучше, если он напишет Вам об этом через меня. Теперь у него записки Ломоносова. Ожидаю от него ответа».
118. Очерки России, издаваемые В. В. Пассеком, кн. V, 1842, с. 5—90. Видимо, к этому времени следует отнести недатированное письмо E. Н. Ор ловой к А. Ф. Вельтману с просьбой вернуть рукописи (РО ГБЛ, ф. 47, II, 4, 42).
«Полу чено от H. М. Орлова, сына Мах [аила Федоровича) Орлова в 1848 году» (Отчет Публичного и Румянцевского музеев за 1867—1869 гг. М., 1871, с. 33; РО ГБЛ, Авт. 3, 53).
120. Архив Раевских, т. IV, с. 453, 551, 569, т. V, с. 191, где говорится о том, что жена H. Н. Раевского-младшего А. М. Раевская буквально вы маливала для своих детей какой-либо автограф Ломоносова и получила его лишь от H. М. Орлова в 1860 г. Не произошло этого ранее только по тон причине, что E. Н. Орлова не имела доступа к бумагам Ломоносова. Она давно уже не жила в Усть-Рудице, дом сгорел и лежал в руинах, а бумаги находились у соседа-помещика (там же, т. V, с. 62).
121. По-видимому, при посредничестве А. М. Раевской. По крайней мере к ней обращено письмо E. Н. Орловой с обещанием доставить Я. К. Гроту Портфели служебной деятельности (Архив Раевских, т. V, с. 457—458).
122. Это произошло не без некоторых трений между Билярскпм и Гро том, о чем свидетельствуют письма Билярского. Так, 31 марта 1864 г. он пишет Н. С. Тихонравову: «По моему ли обращению к Вельтману, напе чатанному в газетах, или по частному письму Грота, потомок Ломоносова Орлов доставил Гроту ломоносовские бумаги, бывшие некогда в руках Вельтмана. Грот не затруднился принять их, не думая, что, моТкет быть, принимает хлам, за который не будет стоить благодарить» (РО ГБЛ, Тих./И, 2.42).
123. Никитенко А. В. Записки и дневники, т. II. СПб., 1905, с. 225 и 267—268; Архив Раевских, т. V, с. 12—13.
«Очерках России» и в «Материалах» Билярского: черновики писем к президенту Академии наук К. Г. Разумовскому 1753 и 1763 гг., черновик записки 27 августа 1762 г., черновик памятной записки Ломоносова о разных делах и др.
125. Рукописи были предоставлены Пекарскому Я. К. Гротом, который получил их опять же через посредство А. М. Раевской (ААН, ф. 137, он. 3, No 791, л. 3—3 об.).
126 Переплет был расшит, а затем заново прошит черными нитками поворх кожи, после того как документы были разделены вкладными ли стами, на которых рукою П. П. Пекарского вписан заголовок.
127. 2 марта 1902 г. Е. Н. Орлова обратилась к Н. Ф. Дубровину с прось бой вернуть бумаги Ломоносова: «По смерти Сухомлинова я ожидала, что бумаги будут мне возвращены, но в настоящее время начинаю волноваться за их судьбу и решилась обратиться за Вашим содействием для получения обратно этих бумаг. Они находятся в двух папках или скорее переплетах, зеленого цвета, очень толстых, с надписью на коже „Портфель Ломоно- сова“» (ААН, ф. 9, on. 1, No 608, л. 52—52 об.). Тем не менее рукописи не были возвращены ни тогда, ни позже в 1905 г. (там же, л. 56), по скольку они были необходимы для издания собрания сочинений Ломоносова.
128. Состояние Портфелей подтверждает и академик П. С. Билярский: «Портфель представлял собою сброд отрывочных бумаг разнороднейшего содержания, кучу черновых и копий, на половину без обозначения вре мени», «очень важные и даже единственные бумаги становятся источни ками для биографии Ломоносова только при помощи академического архива» (ААН, ф. 332, No 29).
130. В РО ИРЛ И (ф. 652, оп. 1, ед. хр. 31) хранятся два письма Н. В. Го голя к А. А. Иванову, восходящие к коллекции А. М. Раевской. Саму же коллекцию А, М. Раевской имел возможность просмотреть Б. Л. Модзалев- скиЙ при публикации «Архива Раевских», который и указывает, что там не было автографов Ломоносова^ (Архив Раевских, т. V, с. 191).
131. См.: Модзалевский Б. Л. Род и потомство Ломоносова, с. 334—336.
132. Протоколы Конференции Академии наук, т. IV. СПб., 1911, с. 85, 73.
133. Пекарский П. П. Дополнительные известия для биографии Ломоносова. — Зап. Академии наук, 1866, т. VIII, кн. 2, с. 88—89.
135. Там же, л. 23
136. ААН, ф. 3, on. 1, No 289, л. 18.
137 Там же, л. 22, 23.
138. Там же, л. 28; Ламанекий В. И. Ломоносов и Петербургская Академия наук. М., 1865, с. 138.
—154.
140. ААН, ф. 3, оп. 1, No 287, л. 264 (перевод с немецкого, подлинник здесь же, л. 265).
141. Там же, No 536, л. 82; Шамрай Д. Д. К истории цензурного режима Екатерины II. — В кн.: XVIII век, сборник 3. М.—Л., 1058; РО ГПБ, ф. 1105, ед. хр. 40, л. 46.
142. ААН, ф. 3, оп. 10а и 106.
143. Там же, оп. 1, No 536, л. 214 об,—215.
145. [Билярский П.]. Материалы для биографии Ломоносова. Собраны экстраординарным академиком П. Билярским. СПб., 1865, с. 674.
146. ААН, ф. 3, on. 1, No 708, л. 109.
147. Там же, No 285, л. 185.
148 ААН, ф. 20, on. 1, No 1, л. 350—351; Модзалевский Л. Б. Рукописи Ломоносова в Архиве Академии наук СССР, с. 207.
— В кн.: Ломоносов. Сборник статей и материалов, IV. М.—Л., 1960, с. 320.
150. Пекарский П. П. История ими. Академии наук в Петербурге, т. I. СПб., 1870, с. 665-666.
151. Там же, с. 665.
152. Поэтому-то у него как руководство к действию оказалась рукопись «Краткой истории о поведении Академической Канцелярии», которая указана в ранней описи Отрадинской библиотеки (РО ГБЛ, ф. 219, оп. 100, 2, л. 180), но отсутствует в более поздних описях середины XIX в. По-видимому, это та самая рукопись, которая хранится ныне в Архиве АН СССР. Она могла быть передана туда или самим В. Г. Орловым, или его потомками.
153. Семенников В. П. Собрание старающееся о переводе иностранных книг. СПб., 1913, с. 8, 10, 12.
155. Быть может, именно с этим фактом связаны те таинственные не приятности, которые постигли Козицкого и Мотояиса в 1766 г. а о которых упоминает в одном из писем к А. П. Протасову А. Я. Поленов: «... случавшиеся с гг. Козицким и Мотонисом обстоятельства служат нам примером быть всегда в осторожности» (Русский архив, 1865, с. 704).
156. М. В. Ломоносов в воспоминаниях и характеристиках современников. Л., 1962,. с. 59.
157. Ламанский В. И. Ломоносов и Петербургская Академия наук, с. 154
158. ААН, ф. 3, оп. 15, No 3, л. 2.
—427.
160. ААН, разр. I, оп. 77, No 23, л. 4 об.
161 ААН, разр. IV, oп. 1, No 556, л. 35 об.
162. Ломоносов М. В. Полн. собр. соч., т. 9, с. 416.
163. Контракт Шлецера — ААН, ф. 3, on. 1, No 700, л. 211—212.
165. Письма Воронцова к Ломоносову опубликованы Л. Б. Модзалевским по копиям из архива М. II. Воронцова (Ломоносов М. В. Собр. соч., т. VIII. М.—Л., 1948, с. 293-294).
166. Новиков Н. И. Опыт исторического словаря о российских писателях. — В кн.: Избранные сочинения. М.—Л., 1951, с. 336—337.
167. Эмин Ф. А. Российская история, т. III. 1769, с. 460.
168. Русская летопись по Никонову списку, ч. II. СПб., 1768, с. 310.
170. Гизель И. Синопсис. СПб., 1762, с. 115 (с ссылкой на Стрыйковского) .
171. Советская историческая энциклопедия, т. 3. М., 1962, с. 773. См. также: Бешенковский Е. Б. Историографическая судьба «Российской истории» Ф. А. Эмина. — В кн.: История и историки. Историографический ежегодник за 1972 г. М., 1973, с. 272—289.
172. Собеседник любителей российского слова, 1784, ч. XI, с. 149—150. Возможно, что стихи «На Кузнечика» являются одним из утраченных автографов сборника материалов к «Российской грамматике».
173. Вейнберг A. JI. Материалы к портрету Михаила Васильевича Ломоносова в собрании Государственного Исторического музея. М., 1957, с. 11-12.
175. Старина и новизна, 1898, кн. И, с. 194.
176. Бартенев П. И. И. И. Шувалов. М., 1857, с. 25.
177. ААН, ф. 20, oп. 1, No 3, л. 30—32.
178. Фраза — «разбирая свои сочинения» — наводит на грустную мысль, что Ломоносов и сам при жизни разбирал свой архив и многие, практи чески ненужные документы уничтожил.
—384.
180. Там же, с. 379.
181. Там же, с. 596.