Судьба архива
В настоящее время существуют три точки зрения на историю архива Ломоносова, мало друг с другом перекликающиеся, но тем не менее не опровергнутые.
Наиболее распространенной является позиция С. Н. Чернова—Л. Б. Модзалевского, согласно которой архив Ломоносова был арестован Г. Г. Орловым по приказу императрицы, а затем по изъятии и уничтожении «крамольных документов» передан при жизни или после смерти Г. Г. Орлова потомкам Ломоносова в Петербурге и Архангельске.
Точка зрения Д. Д. Шамрая выражена в его опубликованных и неопубликованных работах: архив Ломоносова каким-то образом оказался еще в XVIII в. в руках частных лиц (Ф. А. Эмина и др.).
Н. И. Сидоров высказал мысль о существовании Усть- Рудицкого архива и о передаче части рукописей Ломоносова в Государственный архив Российской империи или в имение Орловых—Давыдовых «Отраду».
Все точки зрения возникли в то время, когда история библиотеки Ломоносова была неизвестна. Как установлено теперь, судьба библиотеки и архива сложилась по-разному: если книги Ломоносова в составе книжного собрания Г. Г. Орлова в 1832 г. поступил» в Гельсингфорсский университет, то рукописей ученого там не оказалось.
Где же в таком случае архив Ломоносова и сохранился ли он? Для решения этого вопроса обратимся к изучению происхождения известных рукописей из архива ученого и попытаемся проследить их историю. До нас дошли три сборника рукописей Ломоносова, с очевидностью восходящие к его архиву.1
1. Свиньинский сборник, содержащий в основном документы по физике и химии, о котором узнали в 1827 г., когда первый из известных владельцев П. П. Свпньпп опубликовал его краткое описание в «Отечественных записках».
2. Сборник материалов к «Российской грамматике», первые публикации из которого появились уже в Полном собрании сочинений Ломоносова 1784—1787 гг.
3. Портфели служебной деятельности Ломоносова, получившие известность с того времени, когда большая их часть была опубликована А. Ф. Вельтманом и В. В. Пассеком в «Очерках России» в 1840—1842 гг.
История этих сборников является одновременно и частью истории архива Ломоносова.
Свиньинский! сборник
Свиньинский сборник рукописей М. В. Ломоносова 2 получил свое название по имени первого из известных его владельцев Павла Петровича Свиньина (1787—1839), человека самобытного, яркого, оставившего след в истории русской литературы и журналистики.3 Основатель первого русского историко-археологического журнала и собиратель первого национального музея получил об разование в Благородном пансионе при Московском университете, в изданиях которого он и начал свою литературную деятель ность. После окончания пансиона Свиньин поступил на службу в Коллегию иностранных дел н посетил многие страны Старого и Нового Света, с юношеским восторгом впитывая новые впечатления и своеобразие неведомой ранее жизни.4 По возвращении в Россию он сразу же привлекает к себе внимание столичного общества рассказами о своих путешествиях, о чудесах неведомой Америки, о быте и нравах различных народов. Внимание обще ства стимулирует его литературную и общественную активность. Свиньин выпускает в свет описания своих путешествий, начинает издание «Отечественных записок», совершает многочисленные «археологические» поездки по России, составляет описание Петербурга и его окрестностей, пишет статьи о картинных галереях и рукописных собраниях.
Эта разнообразная, хотя во многом и сумбурная деятельность издателя «Отечественных записок» позволила ему завести много численные знакомства в разных слоях общества и поразительно быстро (при весьма скромных средствах) собрать исключительные по ценности коллекции, где были картины русских художников, старинное серебро, монеты, медали, минералы, а также библиотеку редких русских книг и рукописей, примечательных в историческом и историко-литературном отношениях. В 1829 г. П. П. Свиньин издал каталог своего музея.5 Одним из украшений его рукописного отдела и был сборник рукописей Ломоносова.6 Обратим внимание на одну особенность литературного творчества его владельца, с которой нам придется столкнуться в дальнейшем. П. П. Свиньин не только изучал и описывал прошлое, он творял его. Широкая натура издателя «Отечественных записок» не могла довольствоваться скудными фактами, содержавшимися в источниках. Белые пятна в биографиях своих героев Свиньин заполнял придуманными эпизодами, которые или логически вытекали из повествования, или согласовывались с духом эпохи, или попросту удовлетворяли общей идее сочинения. Эта особенность творчества П. П. Свиньина была небезызвестна его современникам и высмеяна в многочисленных эпиграммах.7
«Маленький лжец»: «Павлуша был опрятный, добрый, прилежный мальчик, но имел большой порок. Он не мог сказать трех слов, чтоб не солгать. Папенька его в его именины подарил ему деревянную лошадку. Павлуша уверял, что эта ло шадка принадлежала Карлу XII и была та самая, на которой он ускакал пз Полтавского сражения. Павлуша уверял, что в доме его родителей находится поваренок астроном, форрейтор историк и что птичник Прошка сочиняет стихи лучше Ломоносова. Сначала все товарищи ему верили, но скоро догадались, и никто не хотел ему верить даже тогда, когда случалось ему сказать и правду».8
Эту особенность личности и общественной репутации издателя «Отечественных записок» приходится постоянно иметь в виду при оценке сообщаемых нм фактов.
Печатная история Свиньинского сборника рукописей Ломоно сова начинается в 1827 г., когда в сентябрьском помере «Отечественных записок» появляется сенсационное «Известие о вновь открытых рукописях Ломоносова». Свиньин сообщил о приобретении им рукописей Ломоносова, дав их краткое описание, однако не счел нужным указать лицо, передавшее ему рукописи, ограничившись неопределенным указанием: «Один из добрых соотечественников моих, споспешествующий усилиям моим к собранию Российского Музеума, доставил мне случай приобрести 500 листов своеручного письма знаменитого Ломоносова».9
В декабре того же 1827 г. в «Северной пчеле» появилось еще одно сообщение о бумагах Ломоносова, также оставившее втайне их происхождение. Неизвестный корреспондент, скрывавшийся под псевдонимом «И. Гор. .. ъ», сообщил, что «рукописи Российского Музеума украсились собранием 500 листов своеручного письма бессмертного Ломоносова, кои тем драгоценнее, что это первые мысли или, лучше сказать, первые черты вдохновения сего ученого мужа по развым предметам положительных наук: математики, физики, химии, астрономии, металлургии, на русском, латинском и немец ком языках».10
В 1828 г. Свиньин представил рукописи Ломоносова на рассмотрение Ученого комитета Горного департамента 11 и опубликовал в «Горном журнале» два донесения Ломоносова по рудному делу,12 но и здесь не счел нужным сообщить, у кого были приобретены рукописи. Умолчала об этом и «Краткая опись» музея.13
Лишь в 1834 г., когда все начинания Свиньина потерпели финансовый крах (уже в 1830 г. он перестал издавать «Отечествен ные записки», а в 1834 г. устроил аукцион «музеума» п продал рукописи в Российскую Академию),14 он, наконец, признался, у кого были приобретены бумаги Ломоносова. Сделано это было в статье «Потомки и современники Ломоносова». Сообщая о по ездке в Архангельск в 1828 г., о встрече с престарелой племянни цей учепого, Матреной Евсеевной Лопаткиной (урожденной Головиной), сохранившей воспоминания лишь о приездах И. И. Шувалова к Ломоносову и любви их обоих к пиву, Свиньин упоминает и о приобретении рукописей: «Приятности путешествия моего на родину Ломоносова закончились приобретением свертка черновых бумаг, большею частью собственной руки его, на русском, французском, немецком и латинском языках за весьма умеренное пожертвование. Рассматривание сей драгоценной рукописи служило мне всю дорогу неисчерпаемым источником удовольствия и любопытства».15
Цену свидетельствам Свиньина хорошо знали современники, и распространенная им версия о покупке рукописей Ломоносова в Архангельске вряд ли бы так легко закрепилась в историографической традиции, если б не получила два очень веских как будто подтверждения.
В 1849 г. Г. В. Верещагин в «Очерках Архангельской губернии» сообщил, что ему удалось узнать о существовании на родине Ломоносова крестьянина Лопатина, считающего себя в родстве с фамилией Ломоносова и продавшего какие-то его бумаги одному чиновнику.16
Упомянутого Верещагиным Лопатина П. П. Пекарский отождествил с потомком Ломоносова Лопаткиным, чиновника — со Свиньнным и тем самым удостоверил версию о приобретении Свиньинского сборника у потомков сестры Ломоносова.17.
Еще более авторитетным подтверждением этой версии яви лось свидетельство друга и соиздателя Свиньина по «Отечественным запискам» Б. М. Федорова, который писал, что доставленный им в 1836 г. в Российскую Академию автограф Ломоносова по дарил ему П. П. Свиньин, «путешествовавший по Архангельской губернии, где и приобрел ои многие из рукописей Ломоносова от потомков сестры Ломоносова, а к ним перешли они по кончине князя Григ[ория] Григорьевича] Орлова, бывшего покровите лем Ломоносова».18
Наличие двух авторитетных свидетельств, из которых одно косвенно, а другое прямо подтверждало приобретение рукописей Ломоносова Свиньиным в Архангельске, доставило этой версии широкую известность и признание ломоносововедов. В то же время до начала 30-х годов нашего века не было написано обобщающей работы, в которой происхождение Свиньинского сборника рассматривалось бы в связи с общей историей литературного наследия Ломоносова.
Честь написания такого исследования принадлежит известному историку С. Н. Чернову, напечатавшему обширную обзорную статью о судьбе архива Ломоносова.19
Уделив большое внимание вопросу о путях разыскания рассеявшихся его частей, С. Н. Чернов пришел к выводу, что рукописи, приобретенные Г. Г. Орловым, после его смерти оказались у потомков Ломоносова по женской линии — Константиновых—Раевских и уже от них попали к коллекционерам. Поэтому С. Н. Чернов допускал мысль о приобретении Свиньиным ломоносовских бумаг у Раевских за «умеренное вознаграждение». При этом Чернову, как ни странно, осталось неизвестным свидетельство Свиньина о при обретении рукописей в Архангельске.
Это обстоятельство вскоре было подмечено знатоком творчества Ломоносова Л. Б. Модзалевским, который вновь подтвердил достоверность признания Свиньина, согласующегося со свидетельствами Г. В. Верещагина и Б. М. Федорова: «Как известно, П. П. Свиньин не отличался иногда исторической добросовестностью, и к его свидетельствам необходимо относиться с некоторою осторожностью. Но в данном случае у нас нет никаких оснований не доверять Свиньину по той причине, что в вопросе о происхождении рукописей ему самому не было надобности за ниматься вымыслом и искажать истину».20
Однако эта точка зрения на происхождение Свиньинского сборника при более пристальном рассмотрении оказывается ошибочной.
Уже Л. Б. Модзалевского смутила одна деталь в рассказе Свиньина, который признается, что приобрел бумаги Ломоносова в 1828 г. во время поездки по Архангельской губернии, между тем первое сообщение о находке появилось в сентябрьском номере «Отечественных записок» 1827 г. Пытаясь каким-то образом устранить это противоречие, Модзалевский предположил, что Свиньину изменила память и в Архангельск он ездил не в 1828 г., а в 1827 г.21 Однако это предположение, спасающее достоверность рассказа Свиньина, не соответствует реальным фактам. В Архангельске Свиньин был именно в 1828 г., о чем он сам пишет в «Отечественных записках» 1829 г.: «Совершив прошедшим летом путешествие по Северу России, где обозрел я любопытный Петрозаводск с его дикими окрестностями, Карелию с живописными озерами и водопадами, знаменитую Соловецкую обитель, славный порт Архангельский, Вологду, богатую воспоминаниями старины, и, наконец, достопамятные монастыри: Кирилловский, Новоозерский и Тихвинский, — я оканчиваю странствия свои по Отечеству». 22
«Северной пчеле» печаталась выписка из письма Свиньина к некоему П. С. М. от 2 июля 1828 г., посланного из Соловецкого монастыря.23
О путешествии Свиньина по Архангельской губернии в 1828 г. свидетельствуют и письма его корреспондентов: И, М. Снегирева, датированное 20 августа 1828 г. и направленное в Архангельск,24 и Н. Я. Козлова от 14 декабря 1828 г., в котором он пишет Свиньину: «На прошлых только днях услышал я о возвращении Вашем с бога тою жатвою из Соловецкого монастыря».25
Мы располагаем несомненными фактами, убеждающими, что в 1827 г. Свиньин путешествовал по Прибалтике. Совершенно определенное свидетельство об этом находим в том номере «Отечественных записок», где напечатано «Известие о рукописях Ломоносова». Следом за «Известием» помещена статья «О новостях, найденных издателем Отечественных] 3[аписок] в сто лице по возвращении своем нынешним летом из путешествия по Остзейским губерниям».26
О пребывании Свиньина в Прибалтике до середины августа 1827 г. находим сведения и в письмах его современников.27
Наконец, в 1828 г. сам Свиньин печатает в «Отечественных записках» статью под названием «И моя поездка в Ревель в 1827 году». 28
Это обстоятельства окончательно решает вопрос. Совершенно очевидно, что Свиньинский сборник был приобретен не у архангельских родственников Ломоносова, ибо его владелец не ездил в Архангельск в 1827 г. В таком случае «признание» Свиньина есть не что иное, как одна из его много численных мистификаций.
При ближайшем рассмотрении совсем иное истолкование получают и свидетельства, «подкреплявшие» достоверность сообщения Свиньина о покупке рукописей Ломоносова в Архангельске.
Указание Г. В. Верещагина на покупку каким-то чиновником бумаг Ломоносова у крестьянина Лопатина к Свиньину не имеет ровно никакого отношения. Как выясняется, в данном случае речь шла о приобретении надворным советником И. Н. Нестеровым в 1827 г. на родине Ломоносова письма ученого к сестре, бывшей замужем за своим земляком, крестьянином Е. Ф. Головиным. Это единственное известное письмо Ломоносова к родным было опубликовано в начале 1828 г. в «Московском вестнике» по подлиннику, принадлежавшему И. Н. Нестерову.29
Сохранилось письмо его сына, адресованное в редакцию журнала «Москвитянин», в котором А. И. Нестеров сообщает: «У меня хранится письмо Ломоносова к сестре его (Головиной), которое случайно приобрел отец мой, бывший в Архангельске. Оно не заключает в себе ничего особенного, но открывает доброе сердце и родственную заботливую любовь знаменитого нашего поэта и ученого».30 Дочь сестры Ломоносова была замужем за крестьянином Лопаткиным ,31 Нахождение именно у него этого автографа Ломоносова вполне понятно. Его продажа И. Н. Несте рову и отразилась в свидетельстве Г. В. Верещагина.
Недостоверность сообщения Свиньина о приобретении рукописей Ломоносова в Архангельске снимает возражения, сделанные Л. Б. Модзалевским С. Н. Чернову, и нам предстоит теперь рассмотреть основательность предположения Чернова о покупке Свиньинского сборника у потомков Ломоносова.
Стройная концепция истории литературного наследия Ломоносова, созданная С. Н. Черновым, имеет своим основанием ши роко известный акт приобретения всех рукописей Ломоносова Г. Г. Орловым. Еще в 1865 г. П. П. Пекарский опубликовал письмо И. И. Тауберта к Г. Ф. Миллеру, в котором сообщалось:
«На другой день после его (Ломоносова, — Авт.) смерти граф Орлов велел приложить печати к его кабинету. Без сомнения, в нем должны находиться бумаги, которые не желают выпустить в чужие руки».32
Основываясь на этом свидетельстве, С. Н. Чернов считал, что опечатание бумаг Ломоносова, «в которых лич ное так сильно переплеталось с актуальными вопросами живой современности, в которых было очень много такого, что в XVIII веке считалось государственной тайной и разглашение чего подводилось под государственное преступление», было вы звано политическими соображениями.33
Отсюда следовало, что после просмотра все не подлежащие аресту рукописи должны были быть возвращены наследникам Ломоносова. Это предположение, подтвержденное фактами (в XIX в. большая часть сохранившихся рукописей Ломоносова была обнаружена у его потомков и опубликована А. Ф. Вельтманом),34 приводило С. Н. Чернова к убеждению, что Свиньинский сборник был приобретен у потомков Ломоносова.
Однако свидетельство, на котором основан вывод С. Н. Чернова, напрашивается на совсем иное истолкование. При более внимательном изучении сообщения Тауберта становится ясным, что, несмотря на чрезвычайно решительный его характер, оио является лишь предположением. Письмо написано в день похорон Ломоносова, когда стало известно об опечатании его кабинета Г. Г. Орловым, но не были ясны причины этой акции. И. И. Тауберт не знал еще, что архив и библиотека куплены Г. Г. Орловым. Теперь же факт покупки Г. Г. Орловым библиотеки и рукописей М. В. Ломоносова удостоверяется не только Н. И. Новиковым, по и В. Г. Орловым — родным братом фаворита императрицы.35
До сих пор речь шла только об архиве, опечатанном в доме Ломоносова на Мойке. Но начиная с 50-х годов XVIII в. и до самой смерти жизнь Ломоносова была разделена между Петер бургом и Усть-Рудицей, где находилась мозаичная фабрика. Сюда он часто выезжал, подолгу здесь работал, отсюда вел переписку. Не естественно ли предположить, что какие-то бумаги Ломоносова сохранились и в Усть-Рудице? К такому заключению еще в 1937 г. пришел известный исследователь ломоносовских мозаик Н. И. Сидоров. Он писал об архиве ученого в Усть-Рудице: «Факт существования его подтверждается не одними априорными соображениями. Об этом говорят и косвенные указания документов, главным образом цифры стоимости изделий, затрат на фабрику и т. п. Получать эти цифры без каких-либо записей расходов и переписки было бы по меньшей мере трудно. Количество бумаг этого рода было настолько значительно, что Ломоносов был вынужден искать бухгалтера на фабрику специаль ными объявлениями в С. -Петербургских ведомостях».36
предположения мы можем привести еще один аргумент, связанный с выяснением судьбы библиотеки и находкой большой ее части. Как теперь установлено, библиотека Ломоносова не передавалась Константиновым. Она была вместе с книгами Г. Г. Орлова подарена Гельсингфорсскому университету. Тем не менее известны книги Ломоносова, которые сохранились у его потомков и восходят к Усть-Рудицкой библиотеке.37
Приведенные факты свидетельствуют о параллельном существовании двух архивов и двух книжных собраний Ломоносова, одно из которых находилось в петербургском доме на Мойке, а другое — в Усть-Рудице. Это обстоятельство делает необязательным возведение Свиньинского сборника к усть-рудицкому архиву, а сопоставление формальных особенностей Свиньинского сборника и Портфелей служебной деятельности Ломоносова, при надлежавших Константиновым—Раевским, доказывает различие их происхождения.
Свиньинский сборник имеет примитивную систематизацию. Каждое сочинение Ломоносова в нем пронумеровано, и его место закреплено в сборнике. Нумерация осуществлена не Ломоносовым, а неким владельцем его рукописей в XVIII в. и позднее исправ лена Свиньиным. Иначе выглядели, судя по первоначальной пагинации листов, сборники бумаг Ломоносова, принадлежавшие Константиновым—Раевским: они имели полистную нумерацию и представляли собой хаотическое собрание автографов, где зачастую листы отдельных сочинений Ломоносова располагались в разных местах сборника. Это обстоятельство в совокупности с приведенными ранее аргументами исключает общность происхождения Свиньинского сборника и Портфелей служебной деятельности Ломоносова. В таком случае, каким образом эти рукописи оказались у потомков Ломоносова? Справедливо ли предположение С. Н. Чернова о том, что при жизни или после смерти Г. Г. Орлова рукописи Ломоносова были переданы его потомкам, или же принадлежавшие им Портфели служебной деятельности никогда не были у Орлова?
При сопоставлении Портфелей служебной деятельности со Свиньинскпм сборником обнаруживается, что один из документов — «Краткая идея о установлении порядка в Университете» — находится в двух сборниках: «его начало расположено в одном из Портфелей служебной деятельности, принадлежавшего Константиновым—Раевским,38 а конец — в Свиньинском сборнике.39
Это бесспорно указывает на то, что по крайней мере данный документ когда-то был единым и разделен механически при разборке и си стематизации.
Установив факт механического разделения одного документа, помещенного в двух разных сборниках, мы тем самым приходим к выводу, что это — следствие разборки рукописей посторонними людьми. Мы убеждаемся далее, что один из сопоставляемых сборников является собранием документов, необходимых лицу, их отбиравшему, в то время как другой являлся собранием документов, ему не нужных.
В составе Свиеьинского сборника есть черновик латинского текста «Показание пути Венерина по солнечной плоскости, каким образом покажется наблюдателям и смотрителям о разных частях света »40 и перевод этого сочинения на русский язык.41
Это же сочинение и подготовительные заметки к нему нахо дятся в Портфелях служебной деятельности.42 43 другие — в Портфелях служебной деятельности.44 Наличие одних и тех же сочинений в двух разных сборниках исключает предположение о тематической их систематизации внутри одного архива и показывает, что один из этих сборников является собранием документов, отобранных для Г. Г. Орлова. Так как мы теперь достоверно знаем, что Орлов купил рукописи Ломоносова, естественно предположить, что его интересовали на учные и литературные сочинения Ломоносова и он избавился от дублетов и делопроизводственной переписки, которая не представ ляла в то время никакого интереса и долгое время не публико валась.
Рассмотрев с этой точки зрения имеющиеся в нашем распоряжении рукописи, мы приходим к выводу, что Свиньинский сборник следует отнести к собранию Г. Г. Орлова, тогда как Портфели служебной деятельности, содержащие главным образом дело производственную и служебную переписку и дублеты Свиньинского сборника, следует считать собранием документов, не представлявших интереса для «музеума» Г. Г. Орлова и переданных потомкам Ломоносова.
Таким образом, предположение С. Н. Чернова о приобретении Свиньинского сборника у Константиновых—Раевских оказывается ошибочным, и мы вновь возвращаемся к рассмотрению сенсационного сообщения в «Отечественных записках». Это известие, появившееся в конце 1827 г. и наводящее на мысль о приобретении рукописей во время недавней поездки Свиньина в Ревель,45 «Русский музей Павла Петровича Свиньина», опубликованная в «Северной пчеле» 16 марта 1826 г. Описывая в ней собрание рукописей «музеума», автор упоминает «своеручные письма Петра I, Екатерины II, Суворова, Румянцева, Бецкого,
Ломоносова».46 Таким образом, рукописи Ломоносова были у Свиньина уже в 1826 г., и сообщение о них в 1827 г. является, по-видимому, уловкой владельца, решившегося, наконец, их обнародовать.47
Оба сообщения Свпньпна о приобретении рукописей Ломоносова оказываются плодами его фантазии, и теперь о Свиньинском сборнике остается достоверно известным лишь то, что он, в отличие от Портфелей служебной деятельности, восходит к коллекции ломоносовских рукописей Г. Г. Орлова. Судьба этих рукописей неизвестна, но мы знаем, что библиотека Ломоносова одно временно с его рукописями после смерти Г. Г. Орлова поступила в Мраморный дворец. В этой связи напрашивается вопрос: не разделила ли коллекция рукописей Ломоносова участь его библиотеки?
Обратимся еще раз к истории поступления в Мраморный дворец библиотеки М. В. Ломоносова, к тому моменту, когда в январе 1795 г. Кабинет заинтересовался, каким образом попали в Мраморный дворец библиотека и собрание картин Г. Г. Орлова. Заведовавший передачей имущества Г. Г. Орлова Ф. Ф. Буксгевден в ответном письме статс-секретарю императрицы П. И. Турчанинову сообщал, «что все картины и библиотека с дома Штегельмапского перенесены в Мраморный дворец; кроме миниатюрные картины. .. Всему оному имеется у артиллерии полковника Раля каталог. К нему ж в ведомство вступили из того ж дома покойного князя Григория Григорьевича Орлова медальный, минеральный и натуральный кабинет».48
дает реальное основание для предположения, что в Мраморный дворец поступила и коллекция рукописен Ломоносова. Другое основание предоставляет переписка М. П. Погодина.
В 1852 г. М. П. Погодин, узнавший из неустановленного нами источника о том, что рукописи Ломоносова хранятся в Мраморном дворце, обратился через А. В. Головнина к вел. кн. Константину Николаевичу с запросом об их судьбе. Ответ, оставшийся незамеченным исследователями судьбы литературного наследия Ломоносова, опубликован Н. П. Барсуковым в «Жизни и трудах М. П. Погодина». Он содержится в двух записках А. В. Головнина к Погодину. В перлон от 22 ноября 1852 г. сообщалось: «Великий князь Константин Николаевич, узнав о вчерашней записке Вашей ко мне, изволил приказать мне уведомить Вас, что покойный цесаревич (Константин Павлович), получив Мраморный дворец со всею движимостью, предоставил приближенным своим разобрать то, что им нравилось из библиотеки и картин, и таким образом вещи князя Орлова разошлись по рукам. Во дворце же, который был перестроен совершенно, ничего не осталось. Поищите у Александрова, Опочинина, наследников Куруты и т. п. Я же, со своей стороны, скажу о бумагах Ломоносова старикам, которые еще остались при дворце».49
27 ноября Погодину была отправлена другая записка: «Великий князь Константин Николаевич изволил приказать мне сегодня утром напомнить Вам, что Александров Старший (свиты е. и. в. генерал-майор), получив по кончине цесаревича Константина Павловича Мраморный дворец с библиотекой, подарил оную Финляндскому университету, и поэтому там следует искать бумаги Ломоносова».50
Таким образом, М. П. Погодин располагал какими-то фактами о поступлении рукописей Ломоносова в Мраморный дворец и эти факты не опровергаются владельцем Мраморного дворца. Это позволяет предполагать, что сведения М. П. Погодина были близки к истине, а обращение к каталогу библиотеки Г. Г. Орлова, хранящейся ныне в Хельсинкском университете, предоставляет и наглядные доказательства, что в ее состав входили не только книги, но и рукописи. Среди почти 1500 названий книг здесь указано о 34 рукописных сочинения на самые разнообразные темы. Это списки летописей, «Истории Российской» В. Н. Татищева, «Рассуждения» П. П. Щафирова, труды по поэтике, химии, математике, рукописи книг, редактировавшихся Ломоносовым. Существует свидетельство, что в библиотеке Г. Г. Орлова хранились не только отдельные рукописи, но и целые архивы выдающихся исторических деятелей, привлекавших его внимание.51 Это позволяет предполагать, что здесь же находился и архив Ломоносова, который вместе со «всей библиотекой» 52 «Достопримечательностей С. -Петербурга и его окрестностей» (с 1818 по 1828 г.) позволяло ему систематически обследовать петербургские дворцы и их библиотеки и приобретать там экспонаты для своего музея. Явное доказательство этому содержит «Краткая опись» музея, в третьем разделе которой указаны портреты: «И. Екатерина II при восшествии на престол; 12. Ditto, на финифти 65 года в золотой рамке; 13. Екатерина, 40 лет; 14. Ditto, 50 лет, работы Соколова; 15. Екатерина, за несколько лет до своей смерти». К этим номерам каталога Свиньин сделал любопытное примечание: «NoNo 11, 12, 14 и 15 из коллекции Станислава, короля польского, а No 12 (13?) пожалован князю Орлову».53 Упоминание Г. Г. Орлова, собрание картин которого находилось в Мраморном дворце, и последнего короля Польши, Станислава-Августа Понятовского, который поселился там за два года до смерти, делает Мраморный дворец очевидным источником при обретений Свиньина.
Совокупность изложенных данных приводит к логически не избежному выводу, что Мраморный дворец и является наиболее вероятным источником приобретения Свиньинского сборника. Одновременно проясняется и причина, в силу которой Свиньин так тщательно скрывал источник приобретения рукописей. Получив их в отсутствие вел. кн. Константина Павловича (находив шегося с 1815 по 1830 г. в Варшаве) и, по-вндимому, без его согласия,54 Свиньин , естественно, опасался последствий разглашения этого факта.
Обратимся теперь к вопросу об утратах рукописей из Свиньинского сборника. Установить это далеко не просто по двум причи нам. Во-первых, мы не знаем точно первоначального числа находившихся там документов. Свиньин же дает самые противоречивые сведения. В первом сообщении о рукописях он говорит, что при обрел «500 листов своеручного письма», в описи музея 1829 г. ука зано 506, в рукописи же, сданной в Российскую Академию и предварительно пронумерованной Свиньиным, оказалось 508 листов. Однако когда в 30-е годы нашего века сборник был заново пронумерован, оказалось, что в нем всего 329 листов. Правда, из пего были выделены «Химические и оптические записки» на 49 листах. Но и с учетом этого мы получаем всего 378. Л. Б. Мод- залевский, впервые упомянувший в печати об этом факте,55 ука зал также, что при нумерации Свиньиным была допущена ошибка: после л. 227 листы были пропумеровапы так: 289, 290, 300—309, 400—508. Другими словами, Свиньин трижды ошибся при нумерации одного сборника рукописей. Увы, мы теперь слишком хорошо знаем владельца Свиньинского сборника, чтобы предположить здесь не ошибку, а еще одну сознательную мистификацию. Видимо, при первом упоминании о рукописях Свиньин сильно преувеличил их число, а при сдаче в Российскую Академию не только сфальсифицировал количество листов, но и затер первоначальную подокументную нумерацию, заменив ее своей. По этой причине мы не можем говорить и о степени сохранности рукописей Свиньинского сборника. Сравнивая перечень рукописей, опубликованный Свиньиным в «Отечественных записках», с нынешним составом сборника, мы не обнаруживаем в нем никаких утрат, но видим, что Свиньин упомянул в своем перечне не все рукописи, имеющиеся сейчас в сборнике.56
поиски Орловского собрания рукописей Ломоносова, состав которого безусловно не исчерпывался Свиньинским сборником. Кроме того, в приведенных свидетельствах обнаруживается противоречие, которое требует объяснения. Выявленные документы утверждают, что библиотека и рукописи Ломоносова поступили в Мраморный дворец в 1783 г., а М. П. Погодин говорит в своей записке, что они поступили туда, «когда он принадлежал Константину Павловичу», т. е. после 1795 г.
Поскольку Свиньинский сборник не дает ответа на этот вопрос, рассмотрим происхождение других рукописей Ломовосова, оказавшихся в коллекции Г. Г. Орлова.
Сборник материалов к «Российской грамматике»
Сборник материалов к «Российской грамматике» представляет со бой фолиант, одетый в картонный переплет и оклеенный глян цевитой цветной бумагой. На корешке наклейка с полустершейся цифрой 112. Помимо лингвистических заметок, в этом сборнике находятся рукописи двух статей Ломоносова — «Суд российских письмен, перед Разумом и Обычаем от грамматики представленных», «О нынешнем положении словесных наук в России» и несколько отрывочных стихотворных набросков, из которых наи более значительны Шреложение псалма 103» и «О небо, не лишай меня очей и слуха». В конце сборника вплетены записи Ломоносова, не имеющие никакого отношения к словесным наукам: списки материалов, потребных для химической лаборатории, за метки об атмосферном электричестве и выдержки из отзывов иностранных ученых о Ломоносове.
Сборник имеет подокументную нумерацию XVIII в., идентич ную таковой «Свиньинского сборника», и на этом основании также должен быть возведен к коллекции ломоносовских рукописей Г. Г. Орлова. Дальнейшее сопоставление сборников по казывает, что документы в них явно сгруппированы по тематике: физика и химия — в Свиньинском сборнике, грамматические записи — в материалах к «Российской грамматике».
«Российской грамматике» «ценны прежде всего тем, что подлинным образом вводят нас в языковедческую лабораторию Ломоносова, вос создавая с редкостной живостью происходившую там работу».57 Первое печатное упоминание об этом сборнике встречается в «Росписи книгам и рукописям имп. Российской академии».58 Здесь под 112 указана без упоминания имени Ломоносова «рукопись, содержащая в себе грамматические замечания, стихи и проч.».59 На рукопись никто не обращал внимания до 100-летия со дня смерти Ломоносова, когда А. И. Куник предоставил ее в распоряжение П. П. Пекарского.60 Пекарский опубликовал не сколько документов из этого сборника и попутно выяснил, что не которые из находившихся здесь рукописей давно уже известны в печати. Так, «Преложение псалма 103» было опубликовано еще в 1784 г. в первом томе собрания сочинений Ломоносова. Из датель О. П. Козодавлев сообщил в примечании к публикации, что «„Преложение 11 отыскано в оставшихся рукописапиях покойного господина Ломоносова».61
«Суд российских письмен», указав, что «сеи отрывок найден между бумагами покойного Михаила Васильевича Ломоносова».62
И на конец, в 1803 г. уже без всякого упоминания о бумагах биография Ломоносова, приложенная к трехтомному собранию сочинений, пополнилась публикацией выписок, сделанных Ломоносовым из отзывов о нем иностранных ученых.63
Все эти рукописи, опубликованные в конце XVIII—начале XIX в., находятся в сборнике материалов к «Российской грамма тике», и это наводит на мысль, что и остальные материалы сбор ника были известны еще в конце XVIII в. Однако ни Ф. О. Туманский, ни О. П. Козодавлев не указали, откуда ими были взяты рукописи Ломоносова и где хранится загадочное собрание его «рукописаний». Нам известно только, что сборник в 1840 г. указан в собрании Российской Академии. Время его поступления в это собрание не установлено, но складывается впечатле ние, что это произошло значительно позже появления первых публикаций.
В пользу такого заключения говорят результаты просмотра ранних каталогов Российской Академии. Один из них был состав лен в конце XVIII в.,64 дополнялся в начале XIX в., имеет указания на рукописи,65 «Российской грамматике» там не упомянуто. Мы знаем, что документы сборника были в распоряжение издателей собрания сочинений Ломоносова в 80-х годах XVIII в. И если отвергвуть предположение, что он в это время принадлежал Российской Академии, то остается считать, что он хранился либо в Библиотеке Академии наук, либо был предоставлен издателям собрания сочинений Ло моносова частным лицом во временное пользование. Вряд ли «оставшиеся рукописи» Ломоносова хранились в Академии наук, поскольку их поступление в библиотеку должно было бы найти отражение в протоколах Конференции Академии наук и в каталогах Академической библиотеки. Но рукописи Ломоносова там не упомянуты, следовательно, сборник материалов к «Российской грамматике» не мог находиться в Библиотеке Академии наук. Вероятнее всего, рукописи Ломоносова поступили из чьего-то частного собрания. Если считать, что подокументная нумерация Свиньинского сборника имеет отношение к той разборке рукописей Ломоносова, которая была осуществлена Козицким и Мотонисом, то к аналогичной разборке следует отнести и совершенно идентичную нумерацию сборника материалов к «Российской грамматике». Следовательно, и данные рукописи восходят к собранию Г. Г. Орлова и должны были разделить его судьбу.
Хронологически появление в печати материалов сборника совпадает с двумя важными моментами в истории рукописного на следия Ломоносова: смертью владельца рукописей Г. Г. Орлова (13 апреля 1783 г.), после чего рукописи Ломоносова могли появиться у другого лица, и изданием Полного собрания сочинений Ломоносова 1784—1787 гг. Обращение издателя с просьбой ко всем владельцам рукописей Ломоносова прислать их для опи сания в Академию наук могло побудить этого нового владельца прислать рукописи для издания. Объявление было опубликовано в «Санкт-Петербургских ведомостях» 17 марта 1783 г., т. е. еще при жизни Г. Г. Орлова, и вряд ли О. П. Козодавлев, прекрасно знавший о том, где находится архив Ломоносова, не осведомился на этот счет у основного его владельца.
В марте 1783 г. Г. Г. Орлов уже не мог сам распорядиться рукописями Ломоносова, и это сделал по просьбе О. П. Козодавлева, очевидно, его брат Ф. Г. Орлов, еще в феврале передавший в Кабинет документы из архива Петра I и указавший, что «они взяты из библиотеки Г. Г. Орлова». Таким образом, в последний год жизни Г. Г. Орлова и сразу после его смерти самое непосредственное касательство к его библиотеке имел Ф. Г. Орлов, кото рый распределил рукописи «по принадлежности». Однако, в отличие от рукописей из архива Петра I, которые Ф. Г. Орлов подарил Екатерине II, бумаги Ломоносова были предоставлены О. П. Козодавлеву во временное пользование, по- видимому, так же приватно, как рукописи Ломоносова от И. И. Шувалова.
Если это так, тогда сомнительно, что Козодавлев получил от Ф. Г. Орлова лишь сборник материалов к «Российской грамматике». В руках О. П. Козодавлева побывал, вероятно, и Свиньинский сборник, на это глухо намекают «Санкт-Петербургские ведомости», упоминая о желании издателей собрания сочинений Ломоносова «присовокупить к вновь найденным его российским сочинениям еще и латинские».66
Желание это не было реализовано, поскольку сочинения Ломоносова по физике и химии не представляли широкого общественного интереса. Свиньинский сборник находился затем, по всей видимости, у П. А. Соймонова, которому Козодавлев передал все материалы к собранию сочинений Ломоносова,67 Ломоносова поступили в Мраморный дворец, «когда он принадлежал Константину Павловичу».
В отличие от рукописей по физике и химии сборник материалов к «Российской грамматике», по-видимому, так и не попал в Мраморный дворец, а остался в собрании Российской Академии, поскольку вполне соответствовал тематике ее трудов. Сборник был переплетен не ранее 1817 г. (этим годом датирована бумага переплета), и до этого времени представлял собой собрание бумаг с подокументной нумерацией. Документы этого непереплетенного собрания могли легко утрачиваться и попол няться.
Об утратах из сборника материалов к «Российской грамма тике» дает достаточно отчетливое представление анализ подоку ментной нумерации. Подокументные номера следуют в таком по рядке: No 1 (л. 1), No 2 (л. 3), No 3 (л. 5), No 4 (л. 21), No 5 (л. 27), No 6 (л. 29), No 7 (проставлен дважды на л. 7 и 54 об.), No 8(л. 55), No 9 (л. 57), No 10 (л. 60 об.), No 11 (л. 68 об.), No 12 (л. 72 об.), No 13 (л. 74 об.), No 14 (л. 80 об.), No 15 (л. 81 об.), No 17 (л. 111 об.), No 17 (л. 114 об.), No 18 (л. 116 об.), No 19 (л. 117), No 19 (л. 118), No 20 (л. 123 об.), No 21 (л. 125 об.), No 22 (л. 126), No 23 (л. 136 об.), No 24 (л. 137), No 25 (л. 145), No 26 (л. 148 об.), М 27 (л. 149 об.), No 31 (л. 150 об.). Далее до конца сборника (л. 158) подокументная нумерация отсутствует.
Таким образом, из состава сборника материалов к «Российской грамматике» утрачено четыре сочинения Ломоносова (№ 16, 28, 29, 30), а кроме того, часть рукописи «Суд российских письмен», которая была опубликована Туманским,68 но не обнаруживается в нынешнем составе сборника.
в составе сборника материалов к «Российской грамматике», должны пока ограничиваться этими очевидными четырьмя рукописями.
Анализ подокументной нумерации свидетельствует не только о том, что какая-то часть рукописей утрачена, но и о том, что сами рукописи, входящие в сборник материалов к «Российской грамматике», неоднородны по характеру.
В состав сборника входит много документов, тематически не имеющих к нему отношения: выписки из отзывов иностранных ученых о Ломоносове, списки материалов, потребных для химической лаборатории, и заметки об атмосферном электричестве. Они расположены в конце сборника, не имеют подокументной нумерации, и этот факт наводит на мысль, что они поступили в сборник гораздо позже — когда нумерация была уже осуществлена. К аналогичному выводу следует прийти и относительно двух находящихся в этом же сборнике стихотворений — «Преложение псалма 103» и «О небо, не лишай меня очей и слуха». Над «Преложением псалма 103» (которое имеет дублетный No 17) Ломоносов работал не позже января 1749 г. В письме к В. Н. Татищеву от 27 января 1749 г. он писал, что, «принявшись прелагать на стихи прекрасный псалом 103, для того покинул, что многие нашел в переводе погрешности».69
Перевод так и не был завершен Ломоносовым, и, основываясь на этом, Л. Б. Модзалевский датировал рукопись январем 1749 г.70
Датировка вызывает сомнения по многим причинам. Прежде всего это не черновик стихотворения, а явная беловая рукопись без единого зачеркивания. Заголовок стихотворения написан не рукой Ломоносова, что вряд ли могло было быть при его жизни.
«Преложение псалма 103», имеет филигрань Pro Patria J HONIG & ZOON, датируемую 1760-1762 гг 71. Таким образом, сочинение, не оконченное Ломоносовым в конце 40-х годов, было переписано им в 60-е годы в таком же незаконченном виде. Это наводит на мысль, что по распространенной практике того времени Ломоносов переписал и подарил неопубликованное литературное произведение неустановленному пока лицу, которое и написало заголовок.
Такого же рода сомнення следует высказать и относительно стихотворения «О небо, не лишай меня очей и слуха» (которое имеет дублетный No 19). Бумага при сравнительно небольшом формате листа сохранила следы сложения вчетверо. Если мы мысленно 'разошьем переплет и сложим бумагу по следам сгиба, то подокументный номер у нас окажется внутри документа и не будет виден снаружи. Это обстоятельство лишает нумерацию смысла, следовательно, документ был сложен вчетверо до того момента, когда он оказался среди других материалов сборника. На наружной стороне сложенного документа имеются запись «ткати песни» почерком неизвестного лица и зачеркнутая надпись, где сохранившиеся элементы почерка также отличаются от ломоносовских, так что инородность ее происхождения сом нений не вызывает.
Отсюда следует, что сборник материалов к «Российской грам матике» включает документы инородного происхождения, восхо дящие не к Г. Г. Орлову, а к другим владельцам ломоносовских рукописей.
Мы имели возможность убедиться в том, что рукописи Ломоносова из собрания Г. Г. Орлова были доступны О. П. Козодавлеву, но тем не менее он не опубликовал из них ничего существенного. Это приводит к выводу, что значительных неопубликованных рукописей Ломоносова к 80-м годам XVIII в. в собрании Г. Г. Орлова уже не было. Но библиотека Орлова, а следовательно, и рукописи Ломоносова были известны и раньше. Так, в 1776 г. Н. И. Новиков издал «Историю о невинном заточении ближняго боярина Артемона Сергеевича Матвеева», где привел челобитную Матвеева царю Алексею Михайловичу, в которой тот перечислял сочиненные им книги. К этому перечислению Новиков сделал примечание: «Копия с сея и следующия по ней книги находится в книгохранителище его светлости князя Григория Григорьевича Орлова».72
Камер-фурьерские журналы сообщают достаточно красноречивые факты, что Штегельмановский дом на Мойке был местом парадных приемов и заседаний. В дневнике французского посланника Корберона сохранилось описание одного из таких приемов Г. Г. Орлова: «Он живет в громадном доме на Мойке. Я вошел в кабинет, переполненный лицами, дожидавшимися, когда князь встанет. Это был подлинно двор, о каком у нас в Европейских странах не имеют и понятия... Оп приказал показать мне свою картинную галерию; когда мепя повели туда, весь двор князя образовал по обеим сторонам шпалеры: такую власть имеют здесь на людей милость и ее отражения! Я отправился смотреть его картины, в числе которых заметил превосходные произведения фламандской школы».73
Такой же показной характер носила «натуральная» коллекция Г. Г. Орлова, куда, по сохранившемуся описанию, входили: «Монстры младенческие, птицы, звери, пресмыкающие, рыбы, лягушки, скорпионы, черви, летучие мыши, фрукты и цветы».74 Не менее парадными были коллекция медалей и монет75 и минеральный кабинет, ценность которого была достаточно известна и нашла отражение в «Описании Петербурга» академика Георги.76 бы сам хозяин заботился о сбережении коллекций. 77 С той же лег костью, с какой он приобретал коллекции, оп, по всей видимости, их и раздаривал, и трудно себе представить, чтобы хоть кто-либо из посетителей особняка на Мойке, знавших, что у всесильного фаворита хранятся архив и библиотека Ломоносова, не покинул бы этот дом с книгой или рукописью. Вполне возможно, что братья Г. Г. Орлова оставили себе какую-то часть рукописного паследня Ломоносова.
В упоминавшейся уже не раз записке М. П. Погодина находим и такое указание: «Лет 25 назад я что-то слышал в одном селе за Вологдою, что владелица, вдова одного из Орловых, урожденная Ртищева, кажется, имела какие-то бумаги» Ломоносова.78 Елизавета Федоровна Орлова, урожденная Ртищева, была вдовой старшего из братьев Орловых — Ивана Григорьевича, ко торый умер в 1791 г. По сохранившимся сведениям, у нее действительно было значительное собрание русских и церковно- славянских рукописей, которое погибло в пожаре 1812 г.79
Уже одно это позволяет подвергнуть сомнению свидетельство Пого дина. Кроме того, вряд ли у И. Г. Орлова и его вдовы были большая библиотека и собрание рукописей. Ни И. Г. Орлов, ни его супруга не были любителями чтения и собирателями. И. Г. Орлов был наименее известным пз братьев, да и наименее талантли вым. Ему поручалось наблюдение за хозяйством имений Орловых, что он исполнял с возможной старательностью. У него не было больших культурных запросов, и он же имел глубокого образования.80
Поэтому сообщение о его библиотеке нуждается в более подробном анализе и заставляет нас обратиться к первоисточнику. Им является предисловие к «Forschungen» Ф. И. Круга, написан- пое в 1848 г. А. Куником. Здесь указывается, что в конце XVIII в. Круг, недавно приехавший в Россию, устроился учителем в дом графини Орловой, где он имел возможность ознакомиться с богатейшей библиотекой, в которой находились церковнославянские и русские манускрипты; некоторые из них были подарены И. Г. Орлову (которого братья называли философом) Екатериной II. Далее Куник говорит о том, что это собрание, как и многие другие, погибло в пожаре 1812 г.81
был далек от двора и не пользовался особым расположением императрицы; кроме того, братья не могли называть его философом, поскольку прозвище не соответствовало ему.
Возможно, Куник перепутал И. Г. Орлова с каким-то другим лицом. Описывая дом графини, Куник сообщает, что здесь часто бывал граф А. И. Мусин-Пушкин. Не с ним ли, которому Екатерина II действительно дарила рукописи, и связано это показание?
Поскольку М. П. Погодин указывал, что Е. Ф. Орлова являлась владелицей какого-то села за Вологдой, мы обратилась к имущественной документации Орловых и с удивлением должны были констатировать, что никакими селами в Вологодской губернии Е. Ф. Орлова никогда не владела.
По сведениям В. П. Орлова-Давыдова, Е. Ф. Орловой после смерти И. Г. Орлова полюбовным актом 1792 г. «выделено Симбирского наместничества, Ставропольского округа село Возно сенское (Головкино), с имеющимся в нем огромным каменным помещичьим двором, а также в с. Кременках 829 душ, да Московской губ., Серпуховского округа село Воздвижепское с деревнями, 154 души, а всего 983 души, и купленное покойным графом в Московской губернии село Андреевское с деревнями 682 души».82
Обратимся к истории поездка М. П. Погодина в Вологду, которую оп совершил в 1841 г. вместе с П. И. Савваптовым. Поездка подробно описана в исследовании Н. П. Барсукова. Здесь говорится о том, что путешественники посетили село Кубенское (Ильинское), расположенное на берегу Кубенского озера.83
84 а за тем его брату Федору Григорьевичу.85 По завещанию Ф. Г. Орлова село Ильинское на берегу Кубенского озера досталось его вдове Т. Ф. Ярославовой с условием, что после ее смерти имущество будет равными долями разделено между сыновьями.86 В 1841 г., когда М. П. Погодин проезжал через Кубенское, его владелицей и была Т. Ф. Ярославова.
Стало быть, Погодин перепутал вдову И. Г. Орлова со вдовой Ф. Г. Орлова. Однако приходится усомниться и в этом. Если у Т. Ф. Ярославовой были рукописи Ломоносова, то они должны были происходить от Ф. Г. Орлова. Между тем имущество Ф. Г. Орлова, в том числе библиотека, после его смерти было старательнейшим образом описано, и это описание сохранилось, по рукописи Ломоносова здесь не упомянуты, следовательпо, их не могло быть позже и у Т. Ф. Ярославовой.87
с завещанием отца продал село H. М. Орлову, сыну своего покойного брата М. Ф. Орлова.88 И здесь-то мы и подходим вплотную к разрешению погодинской загадки. Мать H. М. Орлова Екатерина Николаевна Орлова, урожденная Раевская, прекрасно известна в ломоносововедческой литературе как владелица Портфелей служебной деятельности Ломоносова.
Примечания
1. Все они хранятся в Архиве АН СССР. Мы не рассматриваем здесь Муха нов ский сборник рукописей Ломоносова, который был по дарен Академии наук в 1871 г. известным коллекционером — председа телем Археографической комиссии П. А. Мухановым. Содержание этого сборника (письма Ломоносова к Шувалову, стихотворения, при сланные к Шувалову) достаточно определенно свидетельствует, что он происходит из архива Шувалова и выходит поэтому за пределы нашего рассмотрения.
2. ААН, ф. 20, on. 1, No 3.
«Отечественные записки» П. П. Свиньина. — Истор. вестник, 1915, No 7, с. 109—129; Полевой Н. Материалы по истории литературы и журна листики 30-х годов. Л., 1934, с. 279—280; Формозов A. A. Notes du Pays, de P. P. Svinin — premier journal russe historique et archéologique. — Труды I Междупародн. конгр. славянской археологии, VII, 1972, с. 77—86. О «Рус ском музеуме» наиболее подробпая информация дапа в примечаниях Б. Л. Модзалевского к дневнику А. С. Пушкина (Пушкин А. С. Дневник, 1833-1835 гг. Пгр., 1923, с. 147—150).
4. Сохранился его «американский» дневник за 1807—1814 гг., который находится в Государственном архиве Костромской области (Бочков В. Н. Коллекция рукописей Государственного архива Костромской области. Кострома, 1964, с. 33, No 180). Дневник за более поздний период в остатках архива П. П. Свиньпна (ЦГАЛИ, ф. 1534; ГПБ, ф. 679; ГБЛ, ф. 138, No 306 и ф. 178, No 3288) нами не обнаружен.
5. (Свиньин П. П.]. Краткая опись предметов, составляющих Русский музеум Павла Свиньина. СПб., 1829, Каталог был выпущен п на француз ском языке, с гораздо более пышным заглавием: Catalogue abrégé du Cabi net national russe de M. Paul Svignin, conseiller d'état et chevalier des plu sieurs autres Sociétés savants et littéraires Tusses et étrangères. SPb., 1829.
6. [Свиньин П. П.]. Краткая опись предметов, составляющих Русский музеум.. с. 127. По свидетельству Н. А. Полевого, у Свиньина была «целая кипа» бумаг Ломоносова (Библиотека для чтения, 1836, т. 16, отд. 5, с. 53).
7. В качестве примера приводим басню «Лгун» А. Е. Измайлова, где Свиньин изображается п момент творения одной пз своих историй:
Рассказывал, что в Тюнльрн
Спускали шар воздушный...
А делал кто его? — Мужик;
Софрон Егорович Кулик,
И Таня, маленькая дочь...
... Шар в небе очутился
И вдруг весь газом осветился.
Народ кричит: Vive, vive Napoléon!
(«Полярная звезда», изданная A. Бестужевым и К. Рылеевым. М.—Л., 1960, с. 388).
8. Пушкин А. С. Полн. собр. соч., т. XI. М., 1949, с. 101. В гоголевском «Ревизоре» черты Свиньина отразились в образе Хлестакова (ГогольН. В. Полн. собр. соч., т. 4. М., 1951, с. 525).
9. Отечественные записки, 1827, XXXI, No 89, сентябрь, с. 490.
10 Северная пчела, 1827, No 154, декабря 24. Автором заметки был, по-видимому, И. М. Горностаев, постоянный сотрудник «Отечественных записок».
12. Там же с. 129-135.
13. Рукописи Ломоносова упомянуты предельно кратко: «Своеручные рукописи Ломоносова по разным предметам и наукам на российском, латинском и немецком языках (506 листов)» ([Свиньин П. П.]. Краткая опись предметов, составляющих Русский музеум.. с. 127).
14. Свинъин продал в Российскую Академию «рукописи Екатерины Великой, Ломоносова, Суворова, Фон-Визина, Храповицкого и многих дру гих знаменитых лиц и императоров» (ААН, ф. 8, on. 1, No 39, л. 215 об.).
15. Библиотека для чтения, 1834, No 3, с. 219—220.
17. Пекарский П. П. История ими. Академии наук в Петербурге, т. Л. СПб., 1873, с. 277, прим.
18. Русская старина, 1873, No 10, с. 598.
19. Чернов С. Н. Литературное наследство М. В. Ломоносова. — Лите ратурное наследство, 1933, кн. 9—10, с. 327—339.
20. Модзалевский Л. Б. От составителя. — В кн.: Рукописи Ломо носова в Архиве Академии наук СССР. М.—Л., 1937, с. 12—13.
22. Отечественные записки, 1829, XXXVII, № 105. В том же 1829 г. Свиньин поместил в «Отечественных записках» (XXXIX, с. 104—128) статью с красноречивым заглавием «Первый день моего пребывания в Ар хангельске (Из живописного путешествия по России издателя О тече ственных] Зап [исок] в 1828 году) ».
23. Северная пчела, 1828, No 100, 101, 104. По всей видимости, адресатом был кн. Петр Семенович Мещерский.
24. РО ГПБ, ф. 679, on. 1, ед. хр. 111.
25. РО ИРЛИ (Пушкинский дом), ф. 874, on. 1, ед. хр. 123.
27. См. письмо В. Г. Анастасевича к В. М. Перевощикову: «Многоуважаемый государь, Василий Матвеевич! Не знаю, как Вы не встретились с П. П. Свиньиным, который уже из Риги на днях писал ко мне, что, посетив Дерпт, будет сюда к 10 августа» (ЦГАЛИ, ф. 46, оп. 4, ед. хр. 1, л. 95).
28. Отечественные записки, 1828,XXXIII, No 93—95. Особенность заглавия статьи указывает на полемику ее с описаниями поездок в Ревель А, А. Бестужева ы Ф. В. Булгарина.
29. Московский вестник, 1828, ч. VII, No 4, с. 510—512.
30. РО ГБЛ, ф. 231, 22.11, л. 25.
— В кн.: Ломоносовский сборник. СПб., 1911, с. 335—336.
32. Пекарский П. П. Дополнительные известия для биографии Ломоносова. СПб., 1865, с. 88—89.
33. Чернов С. Н. Литературное наследство М. В. Ломоносова, с. 329. Моделью концепции С. Н. Чернова, вероятно, послужила хорошо ему зна комая история с арестом бумаг М. Ф. Орлова, которые затем в большей своей части были возвращены его вдове (Восстание декабристов, т. 3. Л., 1925, с. 370).
34. Очерки России, издаваемые В. В. Пассеком. М., 1840, кн. II, с. 5—85; 1842, кн. V, с. 5—90.
35. Новиков Н. И. Опыт исторического словаря о российских писате лях. — В кн.; Избранные сочинения. М.—Л.„ 1951, с. 323; ЦГАДА, ф. 199, оп. 2, портфель 546, д. 1, л. 168.
— Изо. АН СССР, отд. обществ, наук, 1937, No 1, с. 150.
37. См.: Городинская Р. Б. Мемориальные вещи Ломоносова в му зеях и архивах СССР. — В кн.: Ломоносов. Сб. статей и материалов, VT. М,—Л., 1965, с. 285—293; Архив Академии наук СССР, вып. 1. Л., 1936, с. 79—80
38. А АН, ф. 20, оп. 1, No 1, л. 304.
39. Там же, No 3, л. -44.
40. Там же, л. 91—93.
—25.
42. Там же, No 2, л. 70—75 и л. 61—64, 65, 67.
43. Там же, No 3, л. 297-301 и л. 279.
44. Там же, No 2, л. 344—349 об.
45. «Известно о вновь открытых рукописях Ломоносова» появилось вскоре после возвращения Свиньина яз Ревеля, и в этой связи можно предположить, что Свиньин приобрел рукописи Ломоносова во время поездки по Прибалтийским губерниям.
замок Лоде. В нем Г. Г. Орлов устраивал пышные празднества при большом стечении народа (Воdisсо A. Das Schloss Lohde in Estland. — В кн.: Deutsche Monatschrift für Bussland, He- rausgegeben von Alexander Eggers. 2 Jg. Beval., 1913, S. 1084) и, очевидно, собирался прожить здесь и дольше, но 21 мая 1773 г. Екатерина II пору чила ему вступить в отправление всех ранее лежавших на нем обязан ностей. Г. Г. Орлов срочно прибыл в Петербург и в Лоде уже не возвра щался. Поело смерти Г. Г. Орлова замок был приобретен Екатериной И, а при Павле I подарен эстляндскому, лифляндскому и курляндскому губернатору Ф. Ф. Буксгевдену. По сведениям Е. П. Карановпча, «часть имений князя Орлова с замком Лоде близ Ревеля перешла к Ф. Ф. Букс- гевдону вследствие его женитьбы на дочери Г. Г. Орлова» (Каранович Е. П. Замечательные богатства частных лиц в России. СПб., 1883. с. 263). Роду Буксговденов и принадлежал Лоде до самой его национали зации. Как сообщает А. Бодиско, в 1905 г. восставшие крестьяне ворвались в замок и сожгли все находившееся там имущество, в том числе и архив ные материалы (Bodisco A. Das Schloss Lohde in Estland, S. 1086). Лишь небольшая часть обширного когда-то архива рода Буксгевденов хранится в Центральном государственном историческом архиве Эстонской CCI’ (ф. 1416, 139 ед. хр.), но бумаг Г. Г. Орлова или документов, относящихся к его архиву, здесь нет. П. И. Бартенев, также, по-видимому, предполагав ший, что в Ревеле находится часть архива Г. Г. Орлова, посетил Лоде в 1885 г. и нашел там только купчую на этот замок (Русский архив, 1888. кн. 1, с. 13).
46. Автором статьи был, по-видимому, Эраст Петрович Перцов (1804 — 1873), журналист, сотрудничавший в «Отечественных записках». Статьи была перепечатана 7 апреля в «Московских ведомостях», где и раскрыта фамилия ее автора.
47. Можно было бы считать, что одну часть принадлежавших ему руко писей Ломоносова Свиньин приобрел до 1827 г., а другую — в 1827 г. Однако это предположение исключается сплошной подокументной нумерацией Свиньинского сборника, которая была бы невозможна при различном происхождении входящих в него бумаг. Кроме того, словами «своеручные письма» Перцов обозначил сборники автографов. Такие сборники доку ментов Екатерины II, Петра 1, Суворова действительно находим в описа нии рукописного отдела музея ([Свиньин П. П.] Краткая опись предметов, составляющих Русский музеум.. No 40, 41, 60, 68). На этом основании можно утверждать, что аналогичным термином был обозначен и сборник рукописей Ломоносова.
48. ЦГАДА, ф. 14, оп.. 1, од. хр. 228, ч. 4 (о Мраморном дворце), л. 5—й. Здесь же на л. 21—22 об. имеются перечни медалей и статуэток.
49. Барсуков Н. П. Жизнь и труды М. П. Погодина, кн. XII. СПб.,1898, с. 366.
Ломоносова, составленному П. С. Билярским: «Помнится мне, что я наводил справки лет 15 назад о бумагах, купленных по смерти Ломоносова князем Г. Г. Орловым, и слышал, что они поступили в Мраморный дворец, когда он принадлежал Константину Павловичу. Далее смутно помнится мне, что его библиотека поступила в Финляндский университет» (РО ГБ Л, ф. 231, раздел III, 24.10).
51. В феврале 1783 г., еще при жизпп Г. Г. Орлова, из его библиотеки в Кабинет поступили рукописи из архива Петра I (ЦГАДА, ф. 1239, ел. хр. 51977, л. 178—179; Кононов Ю. Ф. Из истории организации и комплек тования Государственного архива б. Российской империи. — Труды Моск. гос. историко-архивного инст., 1957, т. 8, с. 297).
52. О согласии на продажу «всей библиотеки» Г. Г. Орлова сообщается в письме его братьев Екатерине ТТ (ЦГАДА, ф. 11, ед. хр. 852, л. 2, 7).
53. [Свиньин П. П.]. Краткая опись предметов, составляющих Русский музеум.. с. 25.
54. По свидетельствам современников, в музее Свиньина находились «сокровища.... похищенные им из-под крепких, неприступных затворов» (Дневник А. С. Пушкина, с. 147). Естественным следствием признания факта приобретения рукописей Ломоносова в Мраморном дворце является предположение, что «добрым соотечественником», доставившим Свиньину эти рукописи, был библиотекарь Мраморного дворца Ф. А. Шредер. Лите ратор и издатель журналов, составлявший одновременно со Свиньпным описание Петербурга (Шредер Ф. А. Новейший путеводитель по Санкт- Петербургу с историческими указаниями. СПб., 1820), он был безусловно известен Свиньину. Обращает на себя внимание тот факт, что первое сообщение о рукописях Ломоносова появилось в марте 1826 г., т. е. вскоре после смерти Шредера (1824 г.). При Шредере библиотека Г. Г. Орлова не была описана, поэтому исчезновение из нее рукописей Ломоносова могло остаться незамеченным. Преемник Шредера Н. Шмит, начавший в 1825 г. описание библиотеки Г. Г. Орлова (ЦГИА СССР, ф. 539, on. 1, ед. хр. 797, л. 53 об.—54), рукописей Ломоносова уже не обнаружил. II. наконец, Шредер нуждался в «умеренном вознаграждении», поскольку он не платил по векселям и подвергался взысканиям (там же, ед. хр. 960).
— В кн.: Рукописи Ломоносова в Архиве Академии паук СССР, с. 11.
56. Свиньин, кажется, вообще мало внимания обращал на арифметику. Перед описанием рукописей он заявлял: «Для удовлетворения любопытства моих читателей предлагаю при сем список статьям, в сем сборнике содер жащимся. Из них: русских 28, латинских 21, немецких 2 и французских 1» (Отечественные записки, 1827, XXXI, No 89, с. 490). Подсчет общего числа рукописей дает 52 сочинения, а в списке, который следует далее, их указано 53.
57. Ломоносов М. В. Поли. собр. соч., т. 7, с. 905.
58. Перевощиков В. М. Роспись книгам и рукописям имп. Российской академии. СПб., 1840. в»
59. Там же, с. 159.
61. [Ломоносов М. В.]. Полное собрание сочинений.. ч. I. 1784, с. 43—46.
62. Лекарство от скуки и забот, 1787, ч. II, No 45, с. 153—158.
63. [Ломоносов М. В.]. Собрание разных сочинений в стихах и прозе Михаилы Васильевича Ломоносова, т. I. СПб., 1803, с. XII—XVIII.
64. Роспись книгам, Российской Академии принадлежащим (ААН, ф. 8, оп, 3. б. г„ No 49).
«Челобитная из Соловецкого мона стыря к царю Алексею Михайловичу, Лексикон Ботвннкина, Lexicon Sla- venolatinum Lacrutii, примечания священника Сидоровского на грамма тику Максима Грека» (л. 24). Впрочем, возможно, что каталог не полон. По одному из свидетельств «после покойного непременного секретаря г. Соколова осталось несколько листов рукописей Академической библиотеки; но когда приступлено было к рассмотрению и поверке оных с самими книгами, тогда оказалось, 1) что сии росписи заключали токмо небольшую часть оглавлений книг и 2) что книги расставлены были не по росписям, а в совершенном беспорядке. Посему росписи, оставленные г. Соколовым, оказались вовсе негодными к употреблению» (ААН, <Ь. 8. оп. 3. 18,19. No 17, л. 5).
66. Санкт-Петербургские ведомости, 1785, No 57.
67. ААН, ф. 3, оп. 1, No 342, л. 141.
68. Предположение Г. П. Блока, что «Суд российских письмен» был опубликован Ф. О. Туманским по другой черновой рукописи, не идентич ной имеющейся в сборнике материалов к «Российской грамматике» (Ломоносов М. В. Поли. собр. соч., т. 7, с. 840), пе подтверждается сопоставлением автографа с публикацией Ф. О. Туманского. Кроме того, на одном из листов «Суда российских письмен» имеется запись почерком XVIII в. («То же самое, что и в первом No»), которая свидетельствует о ее осмыслении для публикации (ААН, ф. 20, on. 1, No 5, л. 48).
69. Ломоносов М. В. Полн. собр. соч., т. 10, с. 462.
71. Клепиков С. А. и Кукушкина М. В. Филигрань «Pro Patria» на бумаге русского и иностранного происхождения. — В кн.: Сборник ста тей и материалов БАН СССР по книговедению. Л., 1965, No 95, 411. В устной беседе с одним из авторов С. А. Клепиков подтвердил, что Pro Patria такого вида встречалась ему только в документах 1760—1765 гг. На других рукописях из архива Ломоносова эта филигрань обнаруживается на доку ментах конца 1763—1764 гг. (ААН, ф. 20, on. 1, No 1, л. 330—331).
72. Новиков Н. И. История о невинном заточении ближнего боярина Артемона Сергеевича Матвеева. .. СПб.,1776, с. 34, прим.
73. Из дневника французского дипломата при дворе Екатерины II. — Русская старина, 1902, т. III, No 7, с. 144.
74. ААН, ф. 3, оп. 1, No 331, л. 376. Эта коллекция по просьбе E. Р. Дашковой поступила в Академию наук.
—22 об.
76. Георги. Описание столичного города Санкт-Петербурга. СПб., 1792.
77. РО ГБЛ, ф. 219, картон 7, ед. хр. 8, л. 73 об,—74.
78. РО ГБЛ, ф. 231, разд. III, 24, 10.
79. Иконников В. С. Опыт русской историографии, т. I, ч. II. Киев, 1892. с. 1101.
«Графиня Елнз[авета] Фед[оровна] Орлова, супруга гр. Ив[ана] Гр [нгорьевича], урожденная Ртищева, прожила большое имение — отчасти на содержание девок. Прежде она имела их в доме до 90, теперь у нее, разорившейся, около 40. Все хорошо сыты и одеты. Замуж выходить не позволяет. Одна любимица приставала к ней долго, наконец она позволила и в первую минуту по выходе из церкви разослала молодых по деревням. Утро проводит она задавая уроки девкам, которые шьют, вяжут и плетут. Вечером играет в карты. Теперь ей около 90 лет» (РО ГБЛ, ф. 231, разд. 1, 23, 60, л. Ч).
81. [Krug Ph. J Forschungen in der àlteren Geschichte Russlands von Philipp Krug. Erster Theil. St. Petersburg, 1848, S. XV—XVI.
82. Орлов-Давыдов В. П. Биографический очерк гр. В. Г. Орлова, т. II. СПб., 1878, с. 130. В 1в29 г. В. Г. Орлову была представлена записка о положении дел Б. Ф. Орловой, из которой явствует, что в 1829 г. у нее было следующее «недвижимое имение»: «а) Московской губернии Дмитровского уезда село Убежище Андреев ское тож с деревнями, в коем по послед пей ревизии 610 муж. пола душ, с господским домом, с садами, двумя большими оранжереями, с конским заводом, рогатым скотом, господскою пашенною землею и поемными лу гами по реке Яхроме, на которой имеется мельница, б) Владимирской губ. Переяславль-Залесского у. деревня Михали, в коей 50 муж. пола душ. в) Деревянный на каменном фундаменте дом в Москве. Вдова графа Ивана Григорьевича Орлова владела небольшим деревянным домом в Москве на Пречистенке... се сиятельство имеет еще в Серпуховском уезде в 4-х вер стах от города имение, в коем состоит 250 душ» (РО ГБЛ, ф. 219, 3.33, л. 1, 3 об.).
83. Барсуков Н. П. Жизнь и труды М. П. Погодина, кн. VI. СПб., 1892. с. 203—204.
84. ЦГАДА, ф. 1239, ех. хр. 30, л. 3; ед. хр. 58, л. 2.
86. Завещание Ф. Г. Орлова было составлено 10 мая 1796 г. и выдано А. Г. Орлову-Чесменскому. Приводим те отрывки, которые представляют интерес для излагаемых сюжетов: «Подполковнице Татьяне Федоровне Ярославовой отдаю я Вологодского наместничества и той же округи сели Илышскос н Движенское с деревнями... предварительно же оной дозволяю назначить и отдать ей из сел вологодских или костромского сыну ее лейб-гвардпи Измайловского полку унтер-офицеру Сергею Окулову 500 душ с женами и детьми, с землею и со всеми угодьи вечно и потом ственно, а достальное имение после смерти ее возвратить воспитанникам моим мужеска полу, которое и имеют они разделить по ровным частям» (РО ГБЛ, ф. 219, 3.15. Копия завещания Ф. Г. Орлова). Нам известны еще дво копии этого документа, одна из которых хранится в ЦГАОР (ф. 1711, ед. хр. 78), а другая — п ЦГИА СССР (ф. 1101, on. 1, ед. хр. 106).
87. Па наш запрос в Государственный архив Вологодской области, не сохранилась ли опись имущества Т. Ф. Ярославовой, был получен отрица тельный ответ.