IV. Образовательновоспитательные проблемы в русской просветительной педагогике
Новые веяния в экономике, культуре вызвали реформу образования, активизировали деятельность просветителей первой половины XVIII века, что способствовало развитию педагогической мысли. В ее истории выделяем два периода: просветительная педагогика эпохи петровских преобразований (1700 – 1730 гг.) и просветительная педагогика ломоносовского периода (1741 – 1765 гг.), заложившая основы отечественной научной педагогики.
Ведущими идеями просветительной педагогики 1700 – 1730 гг. были следующие положения. Ее представители видели главную цель в обучении живому познанию действительности, приобретаемому через непосредственное прикосновение с миром.
Задача воспитания, по их мнению, заключалась в том, чтобы прийти на помощь природе ребенка, устранить все препятствия к естественному развитию заложенных в человеке задатков. Ребенок должен сам через столкновение с действительностью выработать убеждения в сфере отношений человека к другим людям и существующему миру. Необходимо научить ребенка управлять своими действиями. В этом процессе следует исходить не из принуждения, а из убеждения. Одним из условий успешности воспитания является наличие в воспитателе высоконравственных качеств, добродетелей, позволяющих добиться уважения к себе со стороны воспитанников.
разные варианты решения данного вопроса.
Видный государственный деятель, сторонник социальнополитических, экономических, культурных преобразований Федор Степанович Салтыков (год рожд. неизв. – 1715 г.) разработал план распространения образования в России, который изложил в записке-проекте "Пропозиции", Выполняя поручение Петра I по закупке кораблей во Франции, Англии, Голландии, он знакомился с культурной жизнью этих государств. В "Пропозиции", которая имеет объем всего 37 страниц и состоит из 15 глав, обобщены уставы, с помощью которых регламентировались общественно-политические отношения в обществе. Одна из глав посвящена обучению молодых людей различным ремеслам. Для этого, по примеру Англии, он рекомендовал в каждом городе учесть всех мастеровых людей, промышленников и отдавать в учение на семь лет желающих детей.
После освидетельствования им разрешалось заниматься собственным ремеслом. Лучшим из них рекомендовалось обучать молодежь, чтобы совершенствовалось ремесло, а не приходило бы в упадок.
Большая часть записок посвящена организации школьного дела, отбору предметов для образования детей. Он выдвинул идею всенародного обучения. Для этого Ф. С. Салтыков предложил во всех губерниях создать по одной или две академии по две тысячи человек в каждой, отдать им по несколько монастырей, оставив в них лишь священников и причетников церковных для служб. Из разных государств следовало пригласить мастеров для учения детей "дворянских и купецких... и всяких иных разных чинов". Возраст принимаемых детей ограничивался от шести до двадцати трех лет. Содержание их производилось из монастырских доходов, минуя царскую казну. В записке предлагался полный перечень предметов, которые подлежали изучению. Ссылаясь на опыт академий во Франции, Англии, Ф. С. Салтыков рекомендовал изучать языки, необходимые "для обхождения в разговоре с разными народами": латинский, греческий, немецкий, английский, французский.
В содержание образования он включал большой набор "свободных наук" светского содержания:
" Свободных наук"
Ф. С. Салтыков подсчитал, что если в каждой из семи губерний открыть по две академии, то число обучающихся в них достигнет 18 тысяч. После семи лет обучения из них будут выпускаться 100 человек, владеющих знаниями, могущих принести пользу обществу и мы по сему образу сравняемся во всех свободных науках со всеми европейскими государствами, а без свободных наук и добрых рукоделий не может государство стяжать себе умного имени, а также будет всегда требовать во всех делах из других ученых государств людей на По-слуги свои и вспоможение 1, с. 22.
Одним из первых Ф. С. Салтыков предложил организовать женские школы. Для этого он рекомендовал использовать женские монастыри, их доходы. Под угрозой штрафа отцам следовало приводить в школы дочерей с шести лет и обучать их до пятнадцати лет. В каждой губернии рекомендовалось открыть по две женские школы по 500 девочек, в семи губерниях должно обучаться 9000 учениц 1, с. 26.
Ф. С. Салтыков выделил специфические, на его взгляд, женскиде науки, которым следовало учить девочек:
Этот перечень свидетельствует об утилитарном подходе к постановке женского образования. Им должны были давать лишь основы чтения, письма, счета, которые могут пригодиться в домашнем быту. Особое внимание следовало уделять эстетическому развитию девочек, музыкальному воспитанию. Ф. С. Салтыков считал, что при такой программе ученицы "будут умнее и обходительнее, нежели как они у отцов своих живут в доме до замужества, не знав обхождения людского и разговоров". Цель, которую ставил Ф. С. Салтыков, предлагая ввести женское образование и воспитание, носила патриотический характер: "чтобы и женский наш народ уровнялся с европейскими государствами равно" [1, с. 25].
"истории универсальные и партикулярные", а затем по ним учить грамотности вместо "часовников и псалтырей". Необходимо было, по его мнению, подготовить историю России и всех ее городов, перевести на немецкий, французский языки, напечатать и разослать в различные государства. Иначе иностранные ученые искажают историю России, трактуют ее по-своему. Особую заботу Ф. С. Салтыков проявил об открытии библиотеки: "В тех же академиях велеть из разных языков и из разных наук сделать библиотеки как в Англии – в Оксфорде и Кембридже" [1, с. 22]. Он считал, так же как и Ф. Прокопович, что только наличие хорошей библиотеки делает возможным учение эффективным.
Педагогические высказывания Ф. С. Салтыкова характеризовались широтой планов, реалистичностью, требованием бессословности образования.
В этот же период творил Иван Тихонович Посошков, зажиточный человек, представитель передового купечества (1652 – 1726 гг.). Он написал такие известные сочинения, как "Письмо о денежном деле", "О ратном поведении", "Зерцало очевидное", "Завещание отеческое", "Книга о скудости и богатстве", в которых показал себя идеологом нового зарождающегося класса буржуазии.
В мировоззрении И. Посошкова "переплетаются московский консерватизм, характерный для допетровской эпохи, и идеи передовых слоев петровского времени. В его сочинениях сочетаются ограниченность кругозора и смелость мысли, крайняя жестокость по отношению к инаковерующим, вплоть до одобрения сожжения еретиков, и проповедь любви и бережного отношения не только к людям, но даже к животным и растениям".
Главная социально-экономическая идея И. Посошкова заключена в следующем его высказывании: "... не то царственное богатство, еже в царской казне лежащие казны много..., но то самое царственное богатство, еже бы весь народ по мерностям своим богат был самыми домовыми внутренними своими богатствы..." [2, с. 100].
"... Паки немалая пакость крестьянам чинится и от того, что грамотных людей у них нет. Аще в коей деревне дворов двадцать или тридцать, а грамотного человека ни единого у них нет, и какой человек к ним не приедет с каким указом или и без указу да скажет, что указ у него есть, то тому и верят и оттого приемлют себе излишние убытки, потому что все они яко слепые ничего не видят, не разумеют. И того ради многие, и без указу приехав пакости им чинят великие, а они оспорить не могут, а и в поборах много с них излишних денег имеют, и оттого даровой приемлют себе убыток…" [2, с. 63].
В "Книге о скудости и богатстве" И. Посошков отстаивает мысль об обязательном начальном образовании для крестьян: "И ради охранение от таковых направных убытков, видится не худо б крестьян и поневолить, чтоб они детей своих, кои десять лет и ниже, отдавали дьячкам в научные грамоты и, науча грамоте, научили бы их и писать. И чаю, не худо бы так научить, чтобы не было и в малой деревне без грамотного человека. И положить им крепкое определение, чтобы безотложно детей своих отдавали учить грамоте и положить им срок года на три или на четыре. А буде в четыре года детей своих не учат, такоже, кои ребята и впредь подрастут, а учить их не будут, то какое ни есть положить на них и страхование" [2, с. 63].
И. Посошков, предлагая введение обязательного обучения крестьянских детей, рекомендовал распространить грамотность как среди русских, так и среди "мордвы", "чуваши", черемисы": "А чаю, не чудо указ послать и в низовые городы, чтобы у мордвы детей брать и грамоте учить отдавать, хотя бы и насильно. А егда научатся, то и самим им слюбится потому, что к ним паче русских деревень, приезжие солдаты и приставы и подъячие, овогда с указом, овогда ж и без указу, и чинят, что хотят, потому что они люди безграмотные и беззаступные. И того ради всяк их изобижает и чего никогда в указе не бывало, того на них спрашивают и правежем правят" [2, с. 63-64]. Этим он преследовал цель просвещения народов, а через его распространение – обращение их к христианской вере.
По мнению И. Посошкова, основную роль в развитии просвещения среди крестьянства должно сыграть духовенство. В “Книге о скудости и богатстве” он предложил во всех епархиях построить просторные школы, организуя целую сеть городских и сельских церковных школ. В них принимать десятилетних детей "дъяконовых, поповых, дъячковых, пономарских". Если отцы не захотят отпустить их учиться, то следовало "брать бы их и поневолею и учить грамматике и всякого книжного разума". Неграмотного человека "во пресвитеры и в дъяконы не посвящати". Если ребенок окажется способным, то его можно не только грамматике и чтению научить, но и риторике, и философии: "И тии не токмо во пресвитерский сан, но во архиерейство будут годны и учителями могут застати" [2, с. 61]. В процессе обучения рекомендовалось следить за успехами каждого, изучать индивидуальные особенности: "И кои книги кто читает, от тех бы книг спрашивал их по одинкам и внимал бы, каково кто памятно сказывает, и той учитель в памятную б книгу записывал, кто каков есть" [2, с. 62]. Заботясь о просвещении, И. Посошков высказывал мысль о создании учебных книг, которыми учащиеся могли бы пользоваться самостоятельно: "... его императорскому величеству надлежит постаратися о грамматике, чтоб принудить ее выучивать добрым расположением с самым добрым истолкованием, и тако дробно ее разобрать, чтоб всякие скрытности ясно откровенные были, и чтоб и без учителя можно познать всякие падежи и склонения и, тако исправя ю, напечатать бы их тысяч пять-шесть или десяток" [2, с. 107].
Организация обучения детей священников, по мнению И. Посошкова, должна была способствовать росту не только грамотности, но и нравственности: "... из тыих бы учеников отсылать на пресвитерство не по Отечеству, не по богатству, ниже по прошению прихожан, но по разуму и по истинному священства достоинству". Рассудительные и кроткие несут миру свет, а не тьму, полагал он. Когда обновится состав священнослужителей, когда они станут грамотными, то "аще священный чин от таковых несключимств исправится, то яко новый свет в России воссияет. И тако их надлежит изучити, чтобы во время исповедания детей своих духовных паче всего научали о благочестии и о благоверии, како в нем твердо стояли дабы блазни люторские и римлянские не склонялись и с раскольниками бы никакого разглагольства не знаючи, не разговаривали" [3, с. 63]. И. Посошков считал, что грамотное духовенство больше будет заботиться о "благонравии" городских и сельских детей и осуждать праздную жизнь, бесцельное времяпрепровождение.
образования. В 1721 г. он издал "Духовный регламент", где изложил не только систему управления церковью во главе с Синодом, но и обосновал организацию духовных школ.
"Всем архиереям предписывалось открывать при архиерейских домах школы, главным образом для детей священнослужителей (а также прочих сословий), с целью подготовки духовенства. Содержание этих школ и учащихся в них возложено было на архиерейские дома: "Подобает, чтобы ученики и кормлены и учены были туне и на готовых книгах епископских". Архиерейские школы – это низшие учебные заведения, где обучают начаткам религии, чтению, письму и арифметике" [4, с. 54]. Новые духовные учреждения Ф. Прокопович представлял как общеобразовательные учебные заведения гуманитарного типа. В них изучались латинский язык, грамматика, история, география, арифметика, геометрия, логика, или диалектика, риторика, физика с метафизикой, "политика краткая Пуфендорфова", богословие. Содержание образования носило ярко выраженный светский элемент, т. к. шесть лет ученики занимались общеобразовательными предметами и лишь два последние года усиленно изучали богословие. Много внимания уделил Ф.
Прокопович организации семинария, "какие вымышленно немало во иноземных странах". Для этого он предложил построить отдельный дом, наподобие монастыря, не в городе, в стороне от шума и веселья. В доме должны быть продовольствие и одежда не менее чем на пятьдесят – семьдесят человек. Детей следовало расселить к комнаты по восемь-девять человек в зависимости от трех возрастных групп: "большие", "средние", "малые". Каждый имел складную кровать, "чтобы в день логовища знать не было", шкаф для книг и одежды, стул. В каждой избе должен быть префект или надсмотрщик, "человек хотя неученый, обаче честного жития; только б не вельми свирепый и не мелянхолик, летами от 30 до 50 году". Его работа состояла в том, чтобы соблюдался порядок, режим, не возникало ссор, сквернословия. Без разрешения префекта никто не имел права уходить из помещения. Ф. Прокопович предложил в каждом доме семинарии иметь трех ученых людей, из которых один будет ректором, а два других экзаменаторами. Они должны были следить за тем, кто как учится. Ленивых он требовал наказывать: "малых" розгами, а "средних" и "старших" – "словом угрозительным". Если это не помогало, то следовало о таких учениках докладывать ректору.
Ф. Прокопович был сторонником жесткой регламентации учебного дня семинаристов. Он рекомендовал принимать детей на государственный и собственный счет в возрасте от десяти до пятнадцати лет и в течение первых трех лет обучения не разрешал отпускать никого из семинарии. После трех лет можно было два раза в год позволить выход в гости к родственникам в сопровождении инспектора или наблюдателя. "Таковое младых человек житие кажется заключению пленническому подобное. Но кто обыкнет так жить, хотя чрез един год, тому весьма сладко будет".
В регламенте весь день семинаристов был четко определён, звон колокольчиков давал сигнал к началу или окончанию того или иного дела. Каждый день два часа отводилось на гулянье: после обеда и ужина, "тогда б невольно никому учитися и ниже книжки в руках иметь". Гулянье должно сопровождаться "играми честными и телодвижениями". Летом можно было дважды в месяц съездить на острова, а один раз в год - в Санкт-Петербург. Во время еды предлагалось читать детям военные и церковные истории "О мужах во учении просиявших, о церковных великих учителях, кож и о древних и нынешних философах, астрономах, риторах, историках и прочая. Ибо таковых повестей слышание и сладко есть, и к подражанию мудрых оных людей поощряет" [3, с. 53]. Воспитанию семинаристов должны были служить диспуты, лекции, комедии, риторские экзерциции, которые бы учили молодых людей смелости, умению убеждать.
– 1750 гг.), просветитель, историк, государственный деятель. Свои педагогические воззрения он изложил в "Разговоре о пользе наук и училищ" (1733), в "Записке об учащихся и расходах на просвещение в России", в "Духовной моему сыну" (1733), в "Учреждении, коим порядкам русских школ имати поступать" (1736). Исследователи отмечают двойственность его методологических позиций. С одной стороны, он, представитель просветительской философии, отстаивал сословность, рационализм, а с другой - сторонник религии и религиозного воспитания. "Просвещение, по его мнению, не только не подрывает религию, но, наоборот, укрепляет ее. В работах Татищева мы имеем первую попытку приспособить рационалистическую философию к самодержавному строю России и укреплению дворянского сословия" [4, с. 58].
Он полагал, что изменений в жизни страны можно достичь лишь с помощью усиления самодержавия и распространения просвещения. Наука ведет к самопознанию, к будущему и настоящему благополучию: "... Оные от недостатка разума всегда тем, что они есть и что имеют, недовольны, но всегда большего, чести, или увеселения, или богатства, желая, а довольно никогда получить могущие, непрестанно совестию мучася в беспокойстве пребывают; противно же тому разумный человек, не взирая на других об нем мнения, сам всем доволен и совестию спокоен, а когда оное приобрел, то ему ровно как бы он всей земли владетель был... Наука главная есть, чтоб человек мог себя познать" [5]. В. Н. Татищев доказывал полезность наук не только для воспитания, образования, но и для государственного управления. Он отстаивал мысль о том, что незнание и глупость любому обществу вред наносят. С помощью науки и искусства разумный человек приобретает не только хорошую память, твердые и обоснованные суждения, но и становится способным предотвратить зло, вредительство, смятение. В. Н. Татищев видел разницу между ученым и неученым человеком прежде всего в нравственности: "Разумный человек... все благорассудя, определяет, неправильным и впредь вредительным не прельщается, бесстрашных обстоятельств не боится и на отвращение страха мужественно поступая отревает и побеждает, в радости и счастии не превозносится и оному не верит, а в несчастии не ослабевает, беды же и горести великодушием преодолевает и, своим довольствуяся, чужого не ищет; противно же тому неведение всяким неправильным советам и предлогом прельщаяся верит, но вскоре узнавает, что обман есть; он сущего страха не боится; а где несть страха трепещет, в печали и радости не умерен, в счастии и несчастии непостоянен и во всем вместо пользы наносит себе вред, - и сия есть разница между ученым и неученым" [5]. В. Н. Татищев рассматривал значение науки с практических, утилитарных позиций, с точки зрения ее полезности и "непотребности". Изучить новое следует человеку для того, чтобы быть совершеннее. Наука должна для этого дать определенные знания. Поэтому В. Н. Татищев разделил науки на нужные, полезные, щегольские или увеселяющие, любопытные или тщетные, вредительные.
К нужным наукам он относил домоводство, чтобы "о имении и пище, одежде и жилище спокойном прилежать, оные добрыми и правильными способами приобретать, а приобретенное с добрым порядком употреблять и хранить, дабы в случае нечаянного недостатка нужды не терпеть..."; врачество или медицины, "дабы мы могли здравие, следовательно пребывание или жизнь продолжить, а по утрачении здравие возвратить"; нравоучение, поскольку "человек по естеству на зло склонен и чисто своими непристойными поступками и обидами других на отмщение себе возбуждает, следственно, сам себе беды и пакости наносит"; законоучение; владение оружием, чтобы "зане сей стан особливо для обороны отечества и отвращение общего вреда устроен"; логика и богословие.
Полезными науками В. Н. Татищев называл письмо и грамматику, т. к. "между всеми полезными науками письмо есть первое, через которое мы прошедшие знаем и в памяти храним, с далеко отстоящими так как присутственно говорим и еще иногда лучше, нежели языком, мнение наше изобразить можем"; красноречие или риторика, "которое в том состоит, чтоб по обстоятельству случая речь свою учредить"; "инородные" языки, "дабы мы других не токмо с нами подданством внутрь России, но и пограничных или имеющих с нами торги и войны народов разуметь и им наше мнение объявить могли..."; математику, (арифметику, геометрию, механику, архитектуру, оптику, акустику, астрономию); историю, генеалогию, географию, ботанику, анатомию, физику (естествознание), химию.
Щегольскими он назвал такие науки, как: "... 1) стихотворство или поэзия, 2) музыка, русское скоморошество, 3) танцевание или плясание, 4) вольтежирование или на лошадь садиться, 5) знаменование и живопись, которые по случаю могут быть полезны и нужны быть, яко танцевание не токмо плясанию, но более пристойности как стоять, идти, поклониться, поворотиться учить и наставляет; знаменование же во всех ремеслах есть нужно".
и т. п. Он считал их суевериями и предлагал "... за то, что оставя полезное, в беспутстве время тратят и других обманывают, телесное наказание понести должны".
Перечень рекомендуемых В. Н. Татищевым к изучению наук характеризует его как просветителя и как сторонника общеобразовательной и профессиональной подготовки молодого поколения. Однако для наиболее полного обучения он рекомендовал посылать детей за границу, т. к. "купечеству весьма нужно знать состояние торга, а гражданам ремесл совершенные свойства и ухватки, а наипаче тех, которых наши от них научились или обучаться хотят, оным не меньше нужно чужие страны навещать".
В. Н. Татищев являлся одним из первых организаторов народной школы и профессионального обучения (А. А. Буров, Н. В. Нечаев и др.). Им была предложена система школьного образования, которой должна руководить коллегия. В начале XVIII века в России не было такого ведомства. Поэтому требование В. Н. Татищева об учреждении "центрального ведомства по заведованию училищами" как "главнейшего и нужнейшего" в государстве, являлось прогрессивным.
"По всем губерниям, провинциям и городам" следовало создать "нижние" начальные школы как основу образования. "В одной из записок, содержащих план народного образования, В. Н. Татищев намечал учредить во всех городах, "для начинания в научении", от 20 до 200 мужских и женских семинарий, рассчитанных на 12000 учащихся. Считается нужным обучение детей дворян проводить отдельно от детей других сословий, он в соответствии с этим рассматривал назначение начальной школы. Для дворян эта школа лишь первая ступень к последующему образованию. В "малом училище", устроенном в виде пансиона, на 50 человек, дети дворян обучаются читать и писать на родном языке, религии, немецкому и французскому языкам, арифметике, геометрии и началам истории и географии. На этой основе им строится система среднего и высшего дворянского образования: гимназии для "предуготовления к высшим наукам", академии или университеты, к которым относится и Корпус кадетов" [6, с. 53].
В организации обучения, которую предлагал В. Н. Татищев, ярко выделяется сословный принцип. Дети дворян должны быть отделены от детей простого народа.
"Кратких экономических до времени относящихся записках" он обосновал необходимость элементарного обучения крестьянских детей, в т. ч. и крепостных, "мужеского и женского" пола в возрасте от пяти до десяти лет чтению и письму, а от десяти до пятнадцати лет – ремеслам. По его мнению, этого требовали экономические и военные интересы государства. Чтобы крестьяне были заняты и в зимнее время, В. Н. Татищев предписывал обучать их "художествам": кузнецкому, колесному, бочарному, овчарному, горшечному, коновальному, портному, сапожному, шерсть бить, войлоки валять, "что крестьянину необходимо иметь надлежит".
Другой круг проблем, рассматриваемый в просветительной педагогике, касался вопросов воспитания, его организации и принципов, которые отражали новые педагогические веяния, отрицали старую педагогику "сокрушения ребер". В центр воспитания постепенно ставилась идея воспитания личности, которую позднее более полно разовьет М. В. Ломоносов. Произошли изменения в понимании самой сущности личности, ее ценностей. Это выразилось в расшатывании аскетического идеала, развивающейся приверженности людей к интересам земной жизни, в том, что клерикальные воззрения потеряли право на исключительно одностороннее господство, происходила секуляризация сознания личности от церковного догмата. "Табель о рангах" закрепила за дворянством господствующее положение в государственных учреждениях, армии, флоте и вместе с тем содействовала тому, что понятие о достоинстве человека, до сих пор отождествлявшееся исключительно с его происхождением, родством и знатностью, начинает связываться также и с его личными качествами и общественной пользой, которую он приносит. Как ни ограничена была эта апелляция к человеку классовыми и политическими интересами, она опиралась на более широкий и свободный взгляд на личность, основанный на требовании соотношения между личным достоинством человека и положением, занимаемым в государстве и обществе. Такое понимание ценности человеческой личности с позиции "общего блага" противоречило религиозным представлениям [7, с. 132].
Новые тенденции в понимании просветителями личности нашли отражение в ориентации и решении этических проблем за пределами христианского учения о морали. Развиваются такие прогрессивные явления, как антидогматизм, рационализм, возвышение свободы человеческого разума, красоты его тела, чувств.
Исходя из принципа ценности человеческой личности, Ф. Прокопович, В. Н. Татищев призывали уважать в детях личность и давать им образование, сообразное их склонностям и возможностям.
Ф. Прокопович обосновал в "Духовном регламенте" значение учения для развития производительных сил страны: "Известно есть всему миру, каковая скудость и немощь была воинства российского, когда оное не имело правильного себе учения, и как несравненно умножилась сила его и надчаяние велика и страшна стала, когда... Петр Первый, обучил оное изрядными регулами. То же разуметь и о архитектуре, и о врачестве, и о политическом правительстве, и о всех прочих делах" [3, с. 46]. Отвергая бытующее в те времена мнение о вредности учения, он утверждал, что ересь рождается либо в необразованных людях, либо в малообученных. Общественная значимость образования, по мнению Ф. Прокоповича, зависит от его основательности.
"учения доброго и основательного", поэтому в "Духовном регламенте" прежде всего обратился к идее подбора учителей для занятий с детьми. Ф. Прокопович считал, что ректор и префект должны каждую неделю посещать две школы и следить за работой учителей: "ходят ли всегда в школу учителя, и так ли учат, как подобает;... А когда в школу приидут, учитель при них учить будет, а они слышати, хотя чрез полчаса. Також и вопросами отведовать учеников, знают ли что уже должно бы им знать" ("Духовный регламент"). Если кто-то из учителей не выполняет академических уставов, пожеланий и наставлений ректора, то после проведения соответствующей проверки он может быть отставлен или наказан. В первый год обучения Ф. Прокопович считал необходимым привлекать лишь одного или двух учителей, которые бы могли учить грамматике, знали латинский или греческий языки.
Большое внимание он уделял отбору учеников. Так, предлагал проверять память, остроумие ребенка "и, если покажется весьма туп, не принимать в академию. Ибо лета потеряет, а ничего не научится. А обаче возымеет о себе мнение, что он мудрый, и от таковых несть горших бездельников". Ф. Прокопович считал, что академия должна гордиться не количеством обучающихся, а наличием "остроумных и добрых учащихся, с великою пользы надеждою и как бы оных додержать постоянных до конца".
Высоки были его требования к нравственности детей. Он полагал, что в течение года пребывания ученика в академии следует наблюдать за ним, воспитывать его. Однако "буде покажется детина непобедимой злобы, свирепый, до драки скорый, клеветник, непокорив и буде чрез годовое время ни увещании, ни жестокими наказании одолеть ему невозможно, хотя б и остроумен был, выслать из академии, чтоб бешеному меча не дать". Он был сторонником применения не только словесных методов воздействия на ребенка, но в исключительных случаях выступал за физические наказания.
Большую ценность представляют методические указания регламента. Ф. Прокопович рекомендовал в начале обучения знакомить детей с программой предмета, раскрывать его значение, "чтоб ученики видели берег, к которому плывут, и лучшую бы охоту возымели, и познавали бы повседневную прибыль свою, також и недостатки". В качестве учебных пособий предписывалось использовать работы известных авторов. Например, Ф. Прокопович предлагал латинскую грамматику французских авторов, по которой умного ученика можно научить языку за один год, "когда у нас за пять и за шесть лет мало кто постигает, что можно знать потому, что студент, из философии или богословии изшедший, не может перевесть и среднего стиля латинского". Интерес вызывает предложение Ф. Прокоповича о параллельном изучении ряда предметов: "Например, уча грамматики, может учитель с него учить купно и географию и историю, понеже по регулам грамматическим нужно есть делать экзерциции, си есть обучатися в переводах с моего языка за язык тот, которого учуся, и вопреки, с языка того на мой язык. То можно велеть ученикам переводить по части географию, или историю одну внешнюю, либо церковную, или на перемену оба те учения" [3, с. 49]. Поэтому он предложил год изучения грамматики разделить на две части: полгода обучать грамматике с географией, используя для этого глобус, а вторую половину посвятить выполнению упражнений по краткой универсальной истории. При этом учение будет интересным, "когда невеселое языка учение толь веселым мира и мымошедших в мире дел познанием растворено им будет; и скоро от них грубость отпадет, и еще при береге почитай училищном немало драгах товаров обрящую" [3, с. 49].
Прогрессивность взглядов Ф. Прокоповича на вопросы воспитания, образования, их демократичность нашли отражение в его методических указаниях по изучению богословия. Он рекомендовал преподавать его "не по чужим сказкам, а по своему ведению учить, и иногда, избрав собственное время, показать в книгах и ученикам своим, чтоб и они известны сами были, а несумнились бы, правду ли говорит или лжет учитель их" [3, с. 49].
"Духовный регламент" Ф. Прокоповича отличался прогрессивностью, демократичностью положений. В нем отсутствовал строгий догматизм, поощрялись творчество, трудолюбие. Он понимал, что учение является очень сложным процессом, требующим большой самоотдачи, самоотверженности. Но Ф. Прокопович верил в то, что правильно организованное учение позволит воспитать людей, полезных обществу, готовых к государственной службе. Активный участник петровских преобразований был ярким носителем светского мировоззрения, соответствующего новому положению светской власти, ее главенствующему по отношению к церкви месту. Если Петр I положил конец политическим притязаниям церкви, то Ф. Прокопович основательно подорвал ее духовную диктатуру. Прагматический взгляд на историю, прогрессивный для того периода, сочетался с социологическим рационализмом и натуралистическим пониманием природы человека [8, с. 184]. Многие положения "Духовного регламента" были впоследствии конкретизированы и подробно разработаны М. В. Ломоносовым.
В отличие от Ф. Прокоповича, В. Н. Татищева для воспитательных взглядов И. Посошкова характерен был консерватизм. Так, в "Завещании отеческом", которое сравнивается исследователями с Домостроем, он дал нравственно-христианские наставления, детально описал семейную жизнь, отношение к службе. Воспитание, по его мнению, должно быть строго в религиозном духе: "Бога бойся, ни с кем не бранись, не дерися; бог с неба смотрит, и что ты ни сделаеши, видит; и языка своего не выставляй: бог за то тебя убьет". Е. Н. Медынский отмечал, что второй существенной чертой педагогических воззрений И. Посошкова является "крайняя суровость воспитания. Детей надо держать неоплошно и в великой грозе, чтобы они трепетали перед богом и боялись одного взгляда родителей. В подтверждение этого принципа Посошков приводит длинный ряд текстов из ветхого завета о сокрушении ребер детям" [4, с. 64].
Большое внимание И. Посошков уделил регламентации содержания образования. Он считал, что детей следует учить славянскому греческому, латинскому, польскому языкам, чтению, письму, грамматике, математике ("выкладке цифирной научив до деления").
Рекомендовал обучать детей различным мастерствам ("художествам"), рисованию и черчению: "А сего учения не моги отложить, еже бы тебе его не научить рисовать и в размере силу знать, чтобы он всякое дело прежде начинания делати, мог его нарисовати по размеру. Чаще в размере будет силу знати, то ко всякому мастерству будет ему способно; и аще и командиром у какова дела будет, то он может всякое дело насквозь видети: ко всякому бо художеству рисовальное дело присутственно и дело потребно. К сему же понуждай его потребное и непотребное рисовати, чтоб он навыкал тому рисованию досконале... дабы никогда празден не был и дней бы своих не терял даром" [3, с. 66]. Он советовал бережно относиться к книге, сравнивал ее с иконой, и считал, что для пользы учения из нее следует делать выписки, указывая при этом на их источник.
И. Посошков особо выделял воспитание в детях трудолюбия, скромности, честности. В "Завещании отеческом" он писал: "От излишнего изобилия и в блуд паче впадают, и блудницы их паче любят, нежели убогих. Богатей же паче и обижают убогих и маломощных... Богатство ибо, и кроме вышеупомянутых страстей, и прежде получения, пакости наводит на человека: ибо кои человецы желательно его ищут и хотят вскоре обогатитися, то впадают в великие напасти и погибают... И никогда празден, сыне мой, не сиди: либо какое художественное дело делай, либо книги читай... И аще цену, велику или малу, возьмеши, работай всею правдою, без лености и без лукавства: не дань к вечеру гони, но дело к концу приводи. И какую работу работать ни будеши, работай не так, каков обычай имут поденщики, но работай так, как ты можеши про себя работать" [2, с. 67 – 68].
И. Посошков полностью придерживается положений "Домостроя".
"возрастов жизни", и на данной психологической основе он анализировал возрастные особенности детей. В. Н. Татищев выделил младенчество от рождения до 12 лет; юношество – от 12 до 25 лет; мужество – от 25 до 50 лет; старость – от 50 лет и далее. В каждом возрастном периоде он видел определенные особенности. Так, в раннем детстве для ребенка необходимо организовать питание, развивать органы чувств, тело. В этом возрасте у детей может проявляться непостоянство, любопытство, упрямство. В юношеском возрасте появляется острая память, свобода мысли, подражание взрослым. В этот период у детей ярко фиксируется противоречивость в поступках: они могут быть учтивы, но и презрительны, ласковы, но и невыдержанны, в дружбе ненадежны и т. д. В. Н. Татищев не был склонен прощать детские слабости, порицал неразумных детей за "непотребные дела". Он считал, что в юном возрасте проявляются как отрицательные, так и положительные качества. На последние следовало опираться педагогу и родителям. Отвергая принцип старой педагогики о непогрешимости родительского авторитета, В. Н. Татищев был сторонником разумных взаимоотношений старших и младших в семье, выступая за "возвышение" доброго примера в воспитании. Он был резок в оценке религии, ее роли в обществе и семье, однако рекомендовал сыну не критиковать церковные непорядки, избегать детального обсуждения вопросов веры. Для чтения сыну им было предложено шесть священных книг и "Юности честное зерцало". "Поборник просвещения внушает сыну изучать лютеранские, кальвинистские и католические сочинения. Старорусский человек боязливо чурался европейских учений. Человек нового времени советовал изучать их, чтобы познать духовную жизнь Западной Европы" [9, с. 109].
Заслугой В. Н. Татищева является разработка им некоторых дидактических проблем. Основав содержание образования, он попытался раскрыть ряд принципов, правил обучения. Их применение позволило бы учителю достичь положительных результатов.
Так, одним из важных принципов он считал наглядность: "В учении младенцев должен учитель начинающим азбуку каждому сам начинать, и когда ему несколько раз буквы покажет, тогда посадить его подле такого, который уже основательно знает, и приказать, чтоб оной за ним надсматривал и как к показанию, так изречению букв поправлял...". В. Н. Татищев рекомендовал соблюдать доступность, посильность обучения, учитывая индивидуальные особенности детей: "Чтобы ученики охотнее и скорее обучались и меньше принуждения и надзирания требовали, давать им мерные уроки, и как скоро который урок свой выучит, так скоро его с похвалою из школы выпустить, чрез что и ленивым подается лучшая охота" [3, с. 85].
Важным условием успешности учения он считал правильное, разумное применение поощрения и наказания. В. Н. Татищев указывал учителям поправлять ученика "без всякой злобы и свирепости, но ласкою и с любовию показуя себя как словами, так и поступками любительно и весело". В качестве поощрения он рекомендовал применять доброе слово, похвалу, ласку. Для наказаний можно было употребить "более стыдом, нежели скорбию, яко стоя у дверей, привязану к скамье, и на земле сидя кому учиться, или несколько часов излишнее пред другими в школе удержать. И если такие наказания жестокосердному недостаточны, тогда биением по рукам или легкою плетью по спине, токмо того весьма храниться, чтоб часто не бить, ибо тем более побои в уничтожение и ученики в бесстрашие приводятся. В голову же и по щеке учеников отнюдь не бить" [3, с. 85]. В. Н. Татищев был сторонником разумного использования наказаний. Применение физических, насильственных его форм было исключительной мерой. Он рекомендовал наказывать учеников не только за "леность учения", за кражи, ложь, непокорность, но и за прогулы: "И ежели который ученик в урочное время не придет и прогуляет час или более, такого наказывать, кроме битья...; если же который прогуляет без надлежащей причины целый день, то оного наказывать на теле; а буде который более одного дня прогуляет, то у получающих жалованье вычесть втрое, почему на учебный день приходит, и сверх того, донести управителю, который помогающего родителя или содержателя равномерно накажет; а которые школьники не получают, то с тех родителей доправить против равных ему получающих учеников, и сии деньги, записывая особо, употреблять на школьный расход с определенными на оную, и для того о всех прогулах в месячных ведомостях учителем писать имянно" [3, с. 87 – 88].
грамотой. Однако ученики, вызубрив тексты книги, не понимали смысла слов, не могли научиться правильно писать. Поэтому он предложил внедрить другой порядок обучения. Как только ученик выучит азбуку, для овладения чтением выдать ему книгу Ф. Прокоповича "Первое учение отроком" и "Зерцало человеческого житья" Броса. При этом ребенок должен усвоить не только Закон божий, но и правила "честного жития", а учителю необходимо спрашивать не столько порядок выученных слов, сколько их смысл. После того, как ученик начнет читать, надо "немедленно начать ему и писать буквы по черной деревянной доске... мелом... Оные буквы писать крупно, чисто и хотя разными, но употребляемыми почерки. И для того письма уделять им после обеда час из вышеобъявленного времени" [3, с. 85]. Затем, по мнению В. Н. Татишева, следовало учить писать слоги, слова. Он выделил специальные правила правописания: не писать "странных букв", не путать буквы; начинать предложения с большой буквы, разделяя их точками, запятыми; строки и буквы должны быть прямыми, ровными, красивыми. После того, как ученик научится читать, писать, можно переходить к изучению математики. Для этого всех обучающихся надо разделить на группы, чтобы они по очереди ходили на час до обеда в арифметическую школу. При овладении "тройными правилами" ученикам следовало начинать обучение геометрии.
Большое внимание В. Н. Татищев уделил профессиональной подготовке детей в школах при уральских казенных заводах. Они должны были научиться узнавать руду по внешнему виду, судить о ее качестве; знать основы механики, архитектуры; постичь знаменование (черчение) и живопись. Для подготовки хороших ремесленников "нужны, яко: 5) каменья резать и грани, ибо, добывая руды, достают различные каменья, которые иногда многократно дороже стоят, нежели руды 1000 пуд, но за незнанием бросают; 6) токарное ремесло, как ремесло, как собственно каждому, так наипаче при заводах нужно и полезно; 7) столярное; 8) паяльное; механикам и другим многим мастерам нужны, и если бы кто сам работать не хотел, чрез оное удобнее о деле или сочинении рассказать и ремесленника научить может" [3, с. 87].
Для проведения систематических занятий В. Н. Татищев составил твердый распорядок как всего учебного года, разделив его на трети, так и режим школьного дня. Он предложил: "ученикам собираться в школы летом, апреля с 1-го, сентября по 1-му, поутpy точно 6, после обеда 2, выходить до полудни 10, в вечеру 6 часов; зимою, т. е. октябре с 1-го, марта по 1-е число, приходить поутру 8, после обеда 12, выходить поутру 11, в вечеру 3; весною и в осень, т. е. в сентябре и марте, до обеда 4, после обеда 3 часа учиться. Но сие разумеется о младенцах не меньше семи лет, которые ж меньше семи лет, тем убавить как пред полуднем, так и по полудни получаса и более, смотря по состоянию каждого. Самые же малые, лет пяти и до шести, не имеют долее сидеть, как 2 часа подряд, дабы вдруг сиденьем не отяготить и науки им не омерзить, некогда ж и междо учением может учитель на получаса младенцам допустить погулять..." [3, с. 84].
Одним из первых в истории русской педагогики он дал характеристику учителю, как человеку, "который детей читать и писать или иным каким наукам и познанию полезных правил и жизни человеческой обучает. И для того он, яко един отец им общий вместо многих родителей" [3, с. 84]. Среди требований к учителю на первое место он ставит нравственность педагога. По примеру Устава Луцкой школы В. Н. Татищев считает, что "младенцы образы жития старших над собою от видения приемлют и по тому прилежно следуют, того ради должен учитель быть благоразумен, кроток, трезв, не пианица, не зершик, не блудник, не крадив, не лжив. От всякого зла и неприличных, паче же младенцем соблазненных поступков отдален, чтоб свои добрым и честным житием был им образец, ибо в противном случае как пред божиим, так... судом ответствовать за всякое преступление и соблазн должен" [3, с. 84]. Учитель, по мнению В. Н. Татищева, должен проявлять постоянную заботу о детях, быть им отцом и матерью, заниматься их воспитанием, приучать к чистоте, порядку, "дабы никто не умывшися и не чесавшиеся или с необрезанными ногтями в школу не явился". Ему следовало пресекать непристойные ученические игры, учить детей честности, уважению старших. Обращаться с учениками рекомендовалось ласково, с любовью, а не с помощью страха и угроз. Запрещалось в училище сквернословие и брань.
"школа чтоб чиста, а зимою тепла, чада и смрада чтоб никакого не было, и ежели что не исправно, то исправить, книги учебные, которые в школах хранятся, по местам разложить и все к приходу их изготовить. Если же который учитель то презрит, то за едино промедление жалованья за неделю лишен будет" [3, с. 84].
"учителей из русских приготовлять", используя для этого Академическую гимназию.
Педагогические взгляды В. Н. Татищева имеют огромное значение для педагогики России прежде всего призывом к образованию, к воспитанию через учение: "Человек от начала жизни даже до престарения учиться нужду и пользу имеет...". Эта идея, как и многие другие прогрессивные предложения русских просветителей петровской и послепетровской эпохи, была подхвачена, переосмыслена М. В. Ломоносовым. Он явился достойным преемником передовых людей России, сочинения которых показывали, как откликнулась педагогическая мысль на требования времени о необходимости просвещать и воспитывать человека в новом духе. Идеи русских просветителей по своему теоретическому уровню и практическому воплощению отличались государственным подходом, масштабностью, реальностью замыслов. Используя опыт европейского и русского просвещения, они внесли значительный вклад в становление отечественной педагогики как науки, явились предшественниками М. В. Ломоносова.
ПРИМЕЧАНИЯ
2. Посошков И. Т. Книга о скудости, богатстве, сие есть изъяснение, от чего приключается скудость и от чего гобзовитое богатство умножается. - М., 1842.
4. Медынский Е. Н. История русской педагогики: до Великой Окт. соц. рев. - 2-е изд., испр. и доп. - М.: Учпедгиз, 1938.
6. Очерки истории школы и педагогической мысли народов СССР.
XVIII - перв. пол. XIX в. / Отв. ред. М. Ф. Шабаева. - М.: Педагогика, 1973.
9. Семенова Л. Н. Очерки истории быта и культурной жизни России. Первая половина XVIII века / Ред. Н. А. Казакова. - Л: Наука, 1982.