• Приглашаем посетить наш сайт
    Толстой (tolstoy-lit.ru)
  • Сумароков А. П.: О стопосложении (старая орфография)

    О стопосложении

    Российское стопосложение основано единственно на естественной тонической долготе: а в тоническом ударении по естеству каждого языка стоп пять родов; хотя у греков и римлян была шестая стопа, называемая спондеем и превращаемая в тоническом естественном ударений или в хорей или ямб. Сия то стопа есть помешательство стремящимся к поэзии и лишает их чистого стопосложения, без которого никакая поема поемою названа быть не может, а строки мерносложные, без чистого стопосложения и без хороших рифм, не будут ни стихи, ни проза: что ж? етого я не знаю.

    Г. Ломоносов знал недостатки сладкоречия: то есть убожество рифм, затруднение от неразноски литер, выговора, нечистоту стопосложения, темноту оклада, рушение грамматики и правописания и все то, что нежному упорно слуху и неповрежденному противно вкусу; но, убегая сей великой трудности, не находя ко стопосложению и довольно имея к одной только лирической поэзии способности, - а при том опирался на безразборные похвалы, вместо исправления стопосложения, его более и более портил; и став порчи сея образцом, не хуля того и во других, чем он сам был наполнен, открыл легкой путь ко стихотворению; но путь сей на Парнасскую гору не возводит. У г. Ломоносова во строфах его много еще достойного осталось, хотя что, или лучше сказать, хотя и все, недостаточно; а у преемников его иногда и запаха стихотворного не видно. Что г. Ломоносов был неисправный и непроворный стопослагатель, это я не пустыми словами, но неопровергаемыми доводами покажу; и все мою истину увидят ясно: что ему мною и самому часто говорено было. Жаль того, что в кое время мы с ним были приятели и ежедневные собеседники и друг от друга здравые принимали советы, я сам тогда тонкости стопосложения не знал; но после долговременного приобрел себе истинное о нем понятие практикою. А что г. Ломоносов местоимения положил, яко помогаТельные частицы именам и речениям, и включил наречия во предлоги, сие сколько грамматику портит, толико и стопосложение.

    Г. Ломоносов, читая стихи свои, слышал то, что его ямбы иногда дактилями обезображаемы были, как и грубости" слияния негласных литер; но или не мог или не хотел дати себе труда для нежности слога. А притом знал он и то, что такое малотрудное сложение многими незнающими по причине грубости оного высокостию почитается, и что многие легкотекущий склад мой нежным называли; но нежность оную почитали мягкосердою слабостию, придавая ему качество некоей громкости, а мне нежности: будто стихотворцу возможно быти без важности: а особливо при сочинении трагедии. И сам нежнейший Кинольт важен, когда того обстоятельство требовало; хотя оперы французские, как и мои оперы, не на важности основаны, и не то свойство их.

    А спондеи обезображивали и самые лучшие г. Ломоносова строфы, к великому мне о нем сожалению; ибо он только и г. Поповской нашему Парнассу истинную честь от начала России, что до стихов надлежит, и приносили. И если бы Ломоносов не расстроивался со мною, не в таком бы состоянии видели мы российское красноречие, увядающее день от дня и грозящее увянути надолго; я ему еще подпора, некоторые духовные и такие люди, каков г. Козицкой, г. Матонис и им равнознающие, ежели есть такие.

    Г. Тредьяковской, колико много он от меня ни наслышался о спондеях, никак не мог поняти, что спондей у нас иногда хорей, иногда ямб, и полагал он по непонятию своему, что претворение спондеев в хореи и ямбы зависает от единого благоволения писателя; но сие благоволение будет ли читателю законом? а паче будет ли такое стопосложение слышно читателю, как мыслил автор? читатель не нас, но наши сочинения разбирает, и вкушает не то, что в моем было предприятии, но что на бумагу положено. Автор узаконяет, но и сам узаконению разумного читателя подвержен.

    Стоп тонических, исключая спондей, не надлежащий нашему стопосложению, имеем мы и все народы по устроению естества пять: а больше их и быть не может: подобно, как имеем мы пять чувств, и больше пяти никакое животное иметь не может. Но колико ни противно разуму, г. Тредьяковской изобрел еще стопы, что рассуждающему о стопосложении человеку толико же странно, ежели бы какой физик новые изобрел чувства. Все преисполненное животными пространство шестого чувства не покажет. Есть безумцы, утверждающие, что могут быти и еще чувства, о каких мы понятия иметь не можем; но такие сумасброды равномерны по премудрости своей с отрицающими божество, которое везде ясно изображается.

    Стопы не на благоволении нашем основаны, но на самом естестве, и суть основание музыки и толкований целого чувства: вот причина, почему стопосложение почтенно, и что без чистого стопосложнения стихи скаредную представляют нам прозу.

    Сии пять стоп суть: хорей, ямб, дактиль, амфиврахий, анапест.

    Хорей состоит из долгого и короткого слога: наприм. поле, море, красный, слабый, вижу, слышу и проч.

    Ямб состоит из короткого и долгого слога: наприм[ер]: поля_, моря_, красно_, слабеть и проч.

    Дактиль состоит из долгого и двух коротких слогов: наприм[ер]: истина, счастие, славлюся, радуюсь и проч.

    Амфиврахий состоит из короткого, долгого и короткого: наприм[ер]: победа, источник, великий, влюбилась, изрядно, четыре и проч.

    человек, госпожа_, накормить, полюбить, целомудр, круглолиц и проч.

    Спондей, претворяемый не по произволению стопослагателя, но по правилу, о котором правиле, изобретенном мною, о чем и германские стопослагатели, имущие те же наблюдения во стопосложении, какие и мы имеем, не только никогда не писали, но и самые лучшие их пииты и чистейшие стопослагатели часто грешат, и которые меня за сие изобретение благодарить будут: спондей, говорю я часто, необходим и нашему и германскому стопосложению, как и пиррихий, имущий два слога, не составляющий стопы, кроме необходимости, где он, так же как и спондей, или в хорей или в ямб превращается.

    Прежде скажу я о превращении пиррихия. Писателю нет нужды узнавати, когда он хорей и когда ямб; между хореических стоп он сам собою хореем будет, а между ямбическими ямбом; но знали бы писатели, что чистые хореи и чистые ямбы превосходняе пиррихий, и еще превосходняе во пресечении стиха. Длина слов наших извиняет писателя во употреблении пиррихиев; ибо без сея вольности и стихов сочинять не можно; хотя попедантствовати для диковинки и можно; но такие ненадобные тонкости презираются и отводят автора от доброго вкуса, ищущего славы тамо, где ее не бывало, и проливающего пот ради посмеяния себе. Примеры пиррихиев весьма многочисленны; а чем их менше, тем чище стихи, а особливо во пресечении; да красота стихотворческого изображения их иногда сама требует; так лучше прекрасный стих пиррихием пересечь, нежели ослабить разум и чувствие. Пример употребления пиррихиев:

    Несчастливый Завлох ответствует тебе:
    Когда угодно то Оснельде и судьбе.

    Почти неприметно, что пиррихий тут есть: а которые стопы состоят из них, те означены косыми литерами. Во втором стихе пиррихиев нет.

    Вейте тихие зефиры;
    Возвращается весна:

    Ни в ямбических моих сочинениях, ни в хореических пиррихии ни малейшего безобразия слогу не приносят, но еще и красоту.

    О превращении спондеев будет объявлено после, и тамо, где то приличнее и следовательно изобразительнее будет, по понятии истолкования предыдущих околичностей.

    Ежели я не опорочу грамматики г. Ломоносова, так я о нечистоте нашего стопосложения и ничего истолковать не могу; ибо главные пороки оного от того и произошли, чего г. Ломоносов сам не знал, не будучи ни грамматистом, ни знающим чистоту московского призношения, и от того наше стопосложение и стало столь безобразно. Местоимения включил он во частицы речений, а некоторые наречия во предлоги; так если то не отвергается, не можно стопосложения и вычистить; ибо вся нечистота стопосложения - от худого употребления спондеев, - местоимений, союзов и предлогов - и происходит; а ето я докажу очень ясно, и всяк уверен будет о открытой мною истине.

    К вам я прибегаю для решения моего предложения, Василий Евдокимович Ададуров, Григорий Николаевич Теплое, Григорий Васильевич Козицкой, Николай Николаевич Мотонис, Григорий Андреевич Полетика, и ссылаюся на всех грамматистов и авторов во всей Европе; я, ты, он - частицы ли? Да и самое название местоимения важность его союзов и предлогов показывает. В какой грамматике и на каком языке видели вы: что, прежде, около, мимо, близко, после, внутри, кроме, сквозь, и прочие такие наречия суть предлоги? Когда у нас писывалося знающими язык блиско вместо близко, и прочее применение литер без малейшего основания? Когда мы писывали лучшей вместо лучший_: или лет_á вместо л_é_та, и должно ли на колмогорском наречии состовляти правила грамматические? А из сего выходит то, что г. Ломоносов благородного не знал московского наречия, а еще меньше имел он понятия о грамматике, которой ныне все незнающие люди слепо повинуются, то только доводом имея: так де грамматика гласит; не язва ли это и не поветрие ли нашему прекрасному языку?

    Г. Тредияковской, г. Ломоносов и многие другие, отходя от древнего употребления, довольно и склад наш и правописание портили и ныне ежедневно портят, не меньше, как безграмотные приказные писцы: сии от незнания, те от умствования, не имея о складах языков разумного понятия; от чего произошло новое и самое смешное умствование о предлогах воз, вос: и прочих того же естества. Искати корня во предлогах есть искати корня не в дубе и не в березе, но в табакерке и перстне; ибо предлоги не слова и не речения; следовательно и корня имети не могут. Имена суть только слова и местоимения, так же и свойственные прилагательным именам наречия; глаголы суть речения; а союзы и предлоги суть частицы слова, не имущие сами но себе никакого знаменования; следовательно и корня имети не могут; но изображаются в нашем прекрасном языке по следующим во сопряжении с речением литер: какой способности ради глаз другие языки лишены, хотя само естество о всех языках литеру с и литеру з во произношении разделяет. С у нас во предлогах пред сухими литерами ставится, а з пред мягкими; наприм[ер]: возбудить, возгордиться, воздать, возмериться, вознегодовать, возразить и проч., а пред сухими, воспеть, воскликнуть, востревожить, восхитить и проч.; а ежели следует за сим предлогом з или сз; а г. Ломоносов писывал рассуждение вместо разсуждение: и почти все пишут: раззорить, а не разорить; зорить не знаменует ничего, а разоряти происходит от разорати; тако разорялися здания городов; ибо они разоралися; дабы и остатков не оставалося. Все сие нашему стопосложению грубости приносит, колико безобразия правописанию.

    Частица при, в чем и г. Ломоносов со мною усердно согласиться намерялся, не должна никогда литеры и в литеру i переменяти, не взирая на древнее употребление, ибо истина и естество еще и древнего употребления сильняе: и надобно писати приятель, а не i употребляя вместо и и писати прiятель. Сие стопосложению не препятствует, но странно нежному и стремящемуся к истине взору.

    Мы пишем вещь, а не в вещь: но согрешил ли бы писатель, если бы он по корню сего слова вещь писал? ибо сие производное слово точно от слова весть родилося; но мы в сем старине можем упустить, и не отходя без большей нужды от нее, оставить вещь вещью, как и щаcтие писати вместо счастие; ибо счастие есть сокращенно сочастие. Оставим и сию порчу порчею воспрйятою и утвержденною. Но что родится и произведет нашим потомкам от бесчисленных нынешних наших невежественных умствовании? Всеконечное нашему прекрасному языку разрушение; ежели паче чаяния сие гордое невежество многими летами продлится и великими авторами и искусными грамматистами не исторгнется. А к пущему нашего языка падению. . . . . . . . . Собрание. Сие намерение произошло от усердия; но сие усердие языку в пагубу превратится, ибо сие общество состоит частию из ученых, но не из ученых во словесности, а частию из неученых; так ни медик ни господич пользы языку принести не может; хотя бы медик тысячи людей освободил от чахотки, юрист от разорения невинного ответчика, физик постиг бы первоначальные частицы вещества, математик описал бы отстояние дальнейших неподвижных нашему зрению звезд; но ко словесности потребен Овидий, Виргилий, Гораций, а не Локк, Невтон и Бургавен; частию же сие общество из дворян состоит, мало сведущих о словесных науках: а в екипажах их Парнассу нет нужды; ибо на сию гору в карете никто не возъезжал, а Пегас и в одноколку никогда еще впрягаем - не бывал. Опасно сие собрание словесности российской нашего века, а особливо ради того, что худо видящие писцы, опирался на целое общество, и совсем ослепятся и в неисходимую упадут бездну. И можно ли почти не имея еще авторов и не авторам сочиняти уже к ужасной погибели языка лексикон. Вы, нареченные мною почтенные особы, разберите мое предложение. Скажите истину; ибо при таких обстоятельствах политика невместна. Язык наш сохраняем быти должен; ибо язык народа не безделка: впрочем, ежели сие мое предложение маловажно, так я впредь о сем может и упоминать не буду.

    Кто слыхал когда на каком другом языке или читал и на нашем древнем такими степеньми возвышаемые и унижаемые речения: первейший, главнейший, последнейший? Коли ето правильно, так можно сказати будет: вторейший, третейший, четвертейший, трехпуднейший, трехаршиннейший и проч. Не ввелася ли уже сия мерзость? Предмудрость не толь часто изобретает, как невежество.

    По большей части наши нынешние сочинения, как прозаические, так и стихотворные или паче рифмотворные, и переводы не обогащают нас, но портят язык, когда всяк автором и переводчиком быти дерзает. В котором веке и в котором народе ето бывало?

    Говорят иные: Когда де не станут писать худо, таки хорошо писать не научатся; но ученические задачи должны ли были печатаны? Говорят: со временем сей и сей писатель лучше будут; по пусть они тогда и выдают сочинения свои и переводы. Славы они хотят; но от кого? от невеж: да их де много; однако есть и просвещенные люди, а будет их еще и больше. Однако они думают тако, что сия неосновательная слава состроит им счастие. Слава их падет, но счастие не разрушится. Пример тому князь К***, основавший счастие свое самыми негодными стихами и похвалами российского Цицерона, не знающего ни прямыя чистоты российского склада, ни стихотворства. Сей К***, как говорят, был и исправный министр и ученый человек; но здесь дело о том только, что его счастие основали никем не читаемые стихи, славою автора не только Москву и Россию, но и всю Европу наполнившие.

    Современники его были Буслаев, Кондратович и Тредьяковской, им самим почитаемый. О какая была тогда на Парнассе бедность; но что я и ныне за богатство на российском вижу Парнассе, а особливо по стихотворству! Ломоносова и Поповского нет: а другие стихотворения мне неизвестны.

    Приступим поближе ко стопосложенню и рассмотрим стопы, показав и чистые оных образцы.

    Хорей есть нежная стопа сама собою, и лучше всего к самым нежным и сочинениям принадлежит; но не имуща той живности, какую имеет ямб, должна она, по моему размышлению, к таким и сочинениям больше употребляться, какова она сама: наприм[ер]:

    Горько плакала Филлида,
    Очи простирая в Понт,
    Из ея в котором вида
    Вечно скрылся Демофонт.

    Те брега, где с ней простился.
    Где любим он ею был,
    Сей неверный позабыл

    Ямб есть гордая, живая и великолепная стопа; но я не знаю, дельно ли мы ее только почти одну в одах употребляем; хотя у меня есть и хореические оды; ибо ямб разговору посвящен, и больше епической поеме, трагедии, комедии и сатире принадлежит, нежели оде. Пример живости и великолепия сея стопы:

    И се уже рукой багряной
    Врата отверзла в мир заря.
    От ризы сыплет свет румяной
    В поля, в леса, во град, в моря.
    Велит ночным лучам склониться
    Пред светлым днем, и в тверди скрыться,
    И тем почтить его приход.
    Он блеск и радость изливает,
    И в красны лики созывает
    Спасенный днесь российский род.

    Или:

    Плутон и Фурия мятутся,
    Подземны пропасти ревут:
    Врат ада вереи трясутся,
    Врата колеблемы падут:
    Цербер гортаньми всеми лает,
    Геена изо врат пылает,
    Раздвинул челюсти Плутон,
    Вострепетал и пал со трона:
    Слетела со главы корона.

    Дактиль есть та стопа, которая у греков и у римлян была больше всех в употреблении; но они ее всегда мешали со, спондеями и с хореями, ради различности изображения, и сею смесью различные и чувствия изображали. Ибо сия стопа сама собою несколько унывна, и от сея смеси была она иногда живяе, иногда нежняе, иногда великолепняе, важняе и проч., но у них она не тоническою долготою произносилася, как у нас, но по сопряжению литер, и по правилу некоторыя способности и узаконения. Пример дактилического стопосложения:

    Полное сердце отравы,
    Мучь возмущая мой дух.
    Прежние жизни забавы
    Скроются скоро все вдруг.

    Как возложенное бремя.
    Можно тебя мне снести!
    Кончилось радостей время:
    Вечно драгая прости!

    Или:

    Старый обычай и давняя мода,
    Были б ворота всегда на крепи,
    В доме всегда у приказного рода
    Пес на часах у ворот на цепи.

    Дворник забывшись не запер колитки;
    Следственно можно втереться во двор.
    В вымыслах мудрые остры и прытки:
    Входит мудрец тут, а именно вор.

    Амфиврахий - стопа, изображающая сама собою и живность и нежность. Пример сего стопосложения:

    Терзай мя рок злобный;
    Рви сердце ты в части;

    Меня уж вовлек.

    * * *

    О грозное время!..
    Ах! Нет моей мочи...
    Дражайшие очи,
    Простите на век!

    Или:

    Покойник в стакане на дне и, мой свет,
    Умершего мужа там вижу портрет.
    По етой причине
    Возможно ли ныне,
    Когда я несчастна осталась одна,
    Любезным сосудом мне пить не до дна?

    Анапест - гордая и живая стопа, могущая употребляема бытии в одах, ежели бы наши строфы не присвоили себе от г. Ломоносова по примеру немецких од ямба, чему и я во время моей молодости участником стал, последуя тем же немцам. Но ямб не извержется уже из наших од, хотя совершенное оного извержение и не надобно. Г. Ломоносов и хорея никогда не употреблял; но я, подражая и естеству и французам, хореические оды сочинял; хотя французское лирическое стопосложение и не имеет точной гармонии, но только хореическими тонами отзывается. Анапестические стихи сочетания почти не терпят, и красивы только одними рифмами мужескими. Здесь положу я ко примеру анапеста, как он со другими стихами сопрягается: я беру нарочно такие стихи, где каждый стих особливого стопосложения, и как бы взирая на сей образец, все стопы порознь употребить было можно:

    X. Вниди в нежно сердце Прокрисы прекрасной,
    Я. И нежность ты ее на гордость премени:
    Ам. Возволнуй ее сердце, как море волнует:
    Ан. Ты востань на того, кто ей мил паче всех:
    Д. Дай ей склонитсья к тому, кто противен!

    Пример анапестов.

    Нес мужик пуда три

    Изгибается он; да нельзя и не так;
    Вить не грош на вино он несет на кабак.
    Мир ругается, видя, что гнется мужик;
    Свинценосца не кажется труд им велик.
    Им мужик отвечал:
    Труд мой кажется мал;
    Только бог это весть,
    Что в котомишке есть:
    Да известно тому,
    Кто несет котому.

    Хорей, и дактиль по нем, суть нежные стопы; ямб и анапест живностные, амфиврахий - нежности и живности смесь. И все российскому языку и свойственны и полезны. Но где нет правильного стопосложения, тамо нет и стихов; сколько же стихов останется стихотворцев, сочиняющих стихи по привычке и не знающих о правилах стопосложения!

    Спондей должен бы был состоять из двух долгих слогов, как пиррихий из двух коротких; но пиррихий сам собою стоять не может и превращается, как уже сказано; так без превращения и. спондей тоническою долготою стоять не может.

    Сказано и то, что спондей невежественных авторов во заблуждение приводит. Поправить это и объяснить легко; но должно принятся за грамматику г. Ломоносова: грамматические наставления учащегося стопосложению еще больше затмят; а кроме сей дурной и портящей весь язык грамматики нет; и должно прибегнуть по крайней мере к чужих языков общей грамматике; а кто чужих языков не знает, тому стихи сочинять никак не возможно.

    Пиша о стопосложении, не надлежало бы мне поминать о частях языка; но по несчастью наши рифмотворцы, или паче желающие быти рифмотворцами, грамматических оснований не знают; так конечно мне за самые мелочи, вступая в истолкование стопосложения, ухватиться надобно, ибо без того все мои ясности на турецком языке писанными покажутся. Кто не удивится, что есть авторы во стихотворении, не знающие грамматических правил? Есть; но таковы и стихи их.

    Язык наш, не требуя артикелев, имеет восемь частей слова. Сии части суть: имя, местоимение, глагол, причастие, наречие, предлог, союз, междометие. Я называю сии части так, как их наши предки назвали и под коими званиями они известны; ибо в перемене названия их нет и нужды.

    Имя делится на существительное и прилагательное; а существительное - на собственное и нарицательное. Имена существительные: страна, город, истина, любовь: сии суть нарицательные; собственные: Павел, Катеринa, Mосква, Россия.

    Имя прилагательное: великий, премудрый, красный, свежий и проч.

    Местоимения суть: я, ты, он, она, мы, вы, они, мой, твой, который, кто, что и проч.

    Глаголы суть: люблю, вижу, слышу, вкушаю, обоняю, осязаю и проч.

    Причастия суть: любящий, любивший, вкусивший и пpoч.

    "любезный, любезная, любезное, тогда оно станет прилагательным именем. Другие наречия суть: там, куда, когда, вчера и проч.

    Предлоги суть: во, ко, на, при, вос, воз и проч.

    Союзы суть: и, же, ибо, и проч.

    Междометия суть: о! ах! увы! и проч.

    Ежели спондей состоит из двух существительных, так который слог к выражению автора важняедот и длинняе, то есть тот силу у другого слога и возьмет. Прим<ер>:

    Огнь, ад,
    Меня страшат.

    Ад больше устращати должен, нежели огнь; следовательно ад долгим слогом положен, а огнь коротким.

    Переставь сии два слова, так слабость и выйдет.

    Ад, огнь меня страшат.

    А когда я в хореические сей стих преврачу стопы или и ямбические разнесу слова ад и огонь, тогда каждый долгий слог силу свою удержит: наприм<ер>:

    Ад и огнь меня страшат.

    Или:

    И ад и огнь меня страшат.

    Местоимения включил г. Ломоносов во частицы; но и едино стопосложение его сию непростительную прошибку обличает; ибо местоимения иногда и у самых существительных имен во стопосложении силу отнимают: прим<ер>:

    Бог мой велик: твои презренны боги.

    Частица ли ето, когда она силу, и у главного во всем языке существительного имени, силу отъемлет? А если я так скажу:

    Бог мой вечен; век мой краток

    В который слог биет разум, тот и доле из двух долгих.
    При прилагательных то же примечается: прим:

    Бог мудр, а я безумен.
    Мудр бог, а не я.

    О глаголах то же:

    Скот ест траву.
    Скот ест траву, а не я.
    Он ест траву.
    Он ест траву, а не я.

    В первом стихе долгой слог ест, а в другом долгой слог скот. Местоимения также: в первом долгой слог ест, а в другом он.

    Причастия и наречия сему же правилу надлежат; ибо сие общее правило есть и словам и речениям.

    Существительными именами изображаются вещи или знаменования чего-нибудь под образом вещи. Солнце, месяц, истина, любовь, красота, здравие и проч.; сии изображения суть важнейшие; так и во стопосложении они сию важность удерживают: и что сказано о моносиллабах, то же и не в односложных примечается.

    Местоимения второе важности имеют место и отнимают, как объявлено, часто силу и у существительных.

    Глаголы суть описания наших действий и третье место имеют, отъемля часто силу и у существительных и у местоимений.

    Прилагательные и причастия так же.

    А г. Ломоносов, отняв силу у местоимений, нередко тем стопосложение свое обезображивал.

    Наречия суть не слова, но речения; но и они иногда у имен, местоимений, прилагательных, причастий и глаголов силу отъемлют.

    Вот от чего грешил г. Ломоносов иногда во стопосложении; да и очень часто, а г. Тредьяковской всегда; ибо он себе никак сего правила, сколько я ему ни толковал, вообразить не мог. Кто привыкнет ко правильному стопосложению, так он почти никакого затруднения не причиняет; но ко привычке сей потребно много практики, а еще и больше расторопности.

    Предлоги и союзы суть частицы, а не слова и не речения, и корня не имеют. Они никогда при словах и речениях односложных силы не имеют; так желал бы я, чтобы ко просвещению своему, незнающие прямого стопосложения, хотя бы уже предлогов и союзов долгими слогами не делали; а незнание сего паче всего строчки их, называемые стихами, противными делает слуху.

    Не долго буду я искати примеров и от слов и речений происходящего безобразия; а происходящих от предлогов и союзов гадостей еще больше.

    Междометия о! ах! по обстоятельству изъяснения могут быть и долгими и краткими. Они знаки восклицания, как и неединосложные; а им еще соучастны звательные падежи: боже! господи! и другие. А при предлогах и союзах и они всегда долги.

    Первые примеры дурного стопосложения возьму я из г. Тредьяковского.

    "Петух взбег на навоз, а рыть тот вскоре",

    Пě тӯх взбēг н? н? вōз

    Вторая стопа вместо желаемого ямба есть хорей. Хвзбе -- тут изобильное слияние негласных литер, и нежному слуху несносно.

    Взбег есть глагол, а не предлог, от чего не та стопа и вылилась.

    А рыть на чав тот вскоре

    Союз а никак тут не вместен: потребен союз и; ибо сопротивления здесь нет. Если бы так было: Петух взбег на навоз, а рыть его не мог; тогда бы брело, колико стих ни скареден.

    Что до склада сего автора касается, так ето и критики не достойно; ибо всех читателей слуху он противен толико, что подобного писателя никогда ни в каком народе от начала мира не бывало: а он еще был и профессор красноречия! Все его и стихотворные сочинения, и прозаические, и переводы таковы; так оставим его; ибо нет моего терпения смотрети в его сочинения.

    Посмотрим на г. Ломоносова, человека имущего достоинство.

    Четвертой стих первой его оды:

    Что всех умы к себе влечет?

    Что есть и местоимение, что есть и союз: здесь ему потребно местоимение, а по стопосложению вылился союз, и стих плох стал.

    Шуми и веди не знаю почему рифма: чудится и вместиться не знаю ж почему. Всея земли дива; дива - в оду не годится. Прочие рифмы: взирает, умещает; кичливы, правдивый, чем полны его оды; все стихотворения, не знаю по какому рассудку сочинениями великого стихотворца почитаются! Такими неисправностями и стопосложения и грамматики заставит он сожалети потомков наших о своей нечистоте и о изобильных ему или по пристрастию, или по незнанию, или по покровительству похвалах. Нет ни гармонии ни хороших рифм; но сквозь сию темноту я еще в нем способность вижу в рассуждении лирического стихотворения. Ах, если бы его со мною не смучали, и следовал бы он моим советам. Не был бы он и тогда столько расторопен, сколько от самого искусного стопослагателя требуется, но был бы гораздо исправняе: а способности пиитичестовать, хотя и в одной только оде, имел он весьма много. А ныне, и в то самое время, когда он меня восхищает, от себя и отвращает; хотя и есть при всех недостатках у него прекрасные строфы. Размышления о величестве божием при всех недостатках хороши. А из светских его строф я охотникам следущие препоручаю.

    Из I Оды: 9. 11. 16. 18. 22. 23. 25.

    Из II Оды: 2. 7. 10. 11.

    Из III Оды: 1. 4. 11. 12.

    Из IV Оды: 8. 9. 20. 21.

    Из VI Оды: 14.

    Из VII Оды: 10. 11. 12. 13.

    Из VIII Оды: нет ни единыя отличныя строфы.

    Из IX Оды: 6. 11.

    Из X Оды: 1. 2. 3.

    Из XI Оды: 1. 2. 3. 4. 17. 19. 20.

    Из XII Оды: 5. 6. 9. 11. 12. 13. 14. 17. 22.

    Но все сии прекрасные строфы или некоторой или многой поправки требуют.

    Прейдем оды его, наполненные духом стихотворческим, красотою - и отвратительными пороками и грамматики и стопосложения и худшего с лучшим сопряженного вкуса. Воспомянем его с воздыханием, подобно как творца Тилемахиды со смехом, и утвердим тако: что г. Ломоносов тояико отстоит от Тредьяковского, как небо от ада.

    Возьмем его письмо к г. Шувалову, для сыскания погрешностей во стопосложении, из почтения од его, которые так же сими пороками полны.

    На верх их возвращаюсь.

    Надобны ямбы и амфиврахий: а здесь ямб, дактиль и хорей.

    Н? вēрх ?х вŏз вр? щ? ˘юсь
    Стĕ клō ?м рŏ ждĕ но
    ?н прŏ ŭз вēсть xŏ тя

    Вместо трех ямбов - дактиль, хорей и один слог долгой.

    ˉИ т˘я гŏ тӯ зĕ мли

    Союзы хотя и кратки, но не при пиррихиях; и тут дактиль и хорей, а не ямб. И было бы хорошо, когда бы вместо тяготу положено тягости, да и слово лучше.

    Зевса претворил г. Ломоносов во Зевеса. Да и я с его примера так же прежде путал.

    Разженна у него разжженна.

    ˘И ж?р свōй пŏ гă c? лŭ

    Один только ямб.

    Следующие стихи чисты, но гнусны;

    Тем стало житие на свете нам счастливо:

    Вместо сч_а_стливо.

    Из чистого стекла мы пьем вино и пиво.

    Не одно чисто стекло; ибо и серебро чисто; а стекло прозрачно, - то его главное достоинство; однако ето малость.

    И чиста совесть рвет притворств гнилых завесу.

    Здесь нет, хотя стопы и исправны, ни складу, ни ладу.

    Сть рвет, Тпри, Рствгни.

    Сыщется ли кто, кто бы сей гнусный стих и по содержанию и по составу похвалить мог? Пускай кто поищет между моими стихами такого стиха.

    Что нам в тебе вино и мед сам слаще стал.

    Каков кажется сей о вине и меде стих, хотя стопы и правильны?

    Нередко впадает: отрицательное здесь должно быть, по примеру: он не любит не смысленных; он не смысленных, но несмысленных любит.

    Впадает слышится по стопосложению впaдaет. А полустишие сие странно. Пускай хотя так:

    Нĕ рēд кŏ Вп? дă ĕт;

    да - дактиль, а по скансии дактиль и анапест, - какой смеси хуже быть не может.

    Жизнь свою я никогда не пишу; ибо етого выговорить не можно.

    Нередко: опять без расставки; так видно, что это конечно не опечатка, а употреблено вместо: часто. Что употребляется невежами вместо которого, а г. Ломоносов ето всегда употреблял; так ему такое употребление отпустительно ли?

    Кто почтенному автору предписал в женском роде во множествненном числе в именительном падеже употреблять оне, вместо они? Подобно как употребляют писатели которыя вместо которыи, и что я единым окончанием во всех родах заключаю: ибо должно писать или которыи или которыя. А которые дают подьячие не одному мужескому роду; они о различии родов и не знают. Но чтобы кому не подумалося, что я не положа ни предыдущего ни последующего сей статье, так я указываю, где все это приискать: Ода XII. строфа 15. Никто етого не постигнет: а я не чаю, чтобы ето и сам г. Ломоносов постигал. Вот стихи без рифмы и разума: а еще без чувствия и мысли.

    Ода II. стр. 4. ст. 8: п_о_йдет, надобно пойд_е

    ˘У жē н? рōд н?ш ŏ скŏр блēн нˉый

    Совсем нечистый стих.

    В печальнейшей нощи: что ето за печальнейшая ночь? иное бы дело было: в темнейшей.

    Оскорбленный и вселенны - гадкая рифма.

    Да и сам г. Ломоносов смеялся тем, которые хвалят такие его изображения; а особливо о сей точно строфе говаривал он со презрением, хотя ее тогда почти все до неба возносили.

    Стр. 12. ст. 8: впр_о_тив: надобно прот_и_в.

    Стр. 14. ст. 6: предолим: о какая вольность на место преодолеем поставите новомышленное и ничего не знаменующее слово!

    и_ва вместо сч_а_стлива: худо.

    Стр. 16, ст. 1. что вы и проч. - какое это или незнание или нерадение! За местоимение союз.

    Стр. 16, ст. 7. та же погрешность.

    Довольно и одной оды ко критике: а сия его ода есть из самых лучших.

    Вся слава стихотворения г. Ломоносова в одних его одах состоит; а прочие его стихотворные сочинения и посредственного в нем пиита не показывают.

    без чистого стопосложения есть труд легкий и самая скаредная проза. 

    ПРИМЕЧАНИЯ

    Нежнейший Кинольт - Филипп Кино. Несчастливый Завлох... - цитата из "героиды" Сумарокова "Завлох и Оснельда". -- цитата из оды Сумарокова "Екатерине II на день ее рождения 1768". К вам я прибегаю для решения моего предложения... -- далее Сумароков перечисляет адьюнктов Академии наук, занимавшихся вопросами русского языка. ... Собрание - "исправления и совершенствования российского языка". Князь К*** -- князь А. Д. Кантемир. Российский Цицерон -- Феофан Прокопович. и т. д. - из притчи Сумарокова "Филлида". И се уже рукой багряной и т. д. - из ломоносовской "Оды на день восшествия на престол императрицы Елисаветы Петровны 1746 года". "На новый 1763 год". Полное сердце отравы и т. д. - из оперы Сумарокова "Альцеста" (1759). Старый обычай и древняя мода и т. д. - из притчи Сумарокова "Собака и вор". и т. д. - из оперы Сумарокова "Цефал и Прокрис" (1755). Покойник в стакане на дне и т. д. - из притчи Сумарокова "Вдова пьяницы". Вниди в нежно сердце "Цефал и Прокрис". Нес мужик пуда три и т. д. - из притчи Сумарокова "Мужик с котомкой". Возьмем первую его басенку -- басенка Тредиаковского "Петух и жемчужина". "" - стих Ломоносова из его "Оды на прибытие... Елисаветы Петровны из Москвы в Санктпетербург 1742 года". Из 1 Оды и т. д. - нумерация од дается по "Собранию разных сочинений в стихах и прозе" Ломоносова (Кн. 1. СПб., 1751; 2-е изд. Кн. 1. М., 1757). Возьмем его письмо к г. "Письмо о пользе стекла к... Ивану Ивановичу Шувалову" (1752) Ломоносова.

    Раздел сайта: