Макеева В. Н.: История создания "Российской грамматики" М. В. Ломоносова
Глава V. Разработка категории глагола

ГЛАВА V

РАЗРАБОТКА КАТЕГОРИИ ГЛАГОЛА

Учение о второй знаменательной части речи — глаголе Ломоносов разрабатывает не менее интересно, чем учение о первой знаменательной части речи — существительном. В расположении материала и установлении закономерностей грамматических категорий и форм глагола ученый проявил присущую ему самостоятельность и разработал четвертое наставление «Российской грамматики», над которым он очень много трудился, весьма обстоятельно.

Созданию главы о глаголе предшествовала многолетняя кропотливая работа по собиранию многочисленных материалов и их систематизации. Рукописные записи, относящиеся к теме о глаголе, велики по объему (в целом) и многообразны по содержанию: отдельные грамматические формы перемежаются и уступают место спискам, систематизированным по тому или иному принципу, или формулировкам отдельных грамматических положений и даже целых разделов.

Рассмотрение «Материалов», представляющих собою наглядную картину творческих исканий исследователя, показывает, какую надо было проделывать гигантскую работу и какую проявлять тонкую наблюдательность, чтобы по сырому материалу определить хотя бы основные закономерности и выделить случаи, не подходящие к ним, т. е. исключения.

Ломоносов впервые разрабатывал учение о русском глаголе, если не считать весьма краткого и неполного изложения этой темы Адодуровым, который, по словам Будиловича, «не удовлетворился системою Смотрицкого, но своей не придумал».¹⁸⁸

Учение о глаголе М. Смотрицкого находилось под влиянием античной грамматической традиции. Смотрицкий разделял глаголы на личные, безличные и стропотные (как и в ’Αδελφοτης), понимая под последними неправильные глаголы, и лишаемые, т. е. недостаточные, глаголы. Согласно грамматике Смотрицкого глаголу присущи девять признаков: залог, начертание, вид, число, лицо, наклонение, время, род и спряжение.

Залоги: действительный, страдательный, средний, отложительный и общий.

Начертание: простое (емлю), сложенное (приемлю) и пресложенное (восприемлю).

Наклонения: изъявительное, повелительное, молительное, сослагательное, подчинительное и неопределенное.

Времена: настоящее, преходящее, прошедшее, мимошедшее, непредельное и будущее — заимствованы из греческой грамматики Ласкариса.

Числа: единственное, двойственное и множественное.

Спряжение первое (имеет во 2-м лице единственного числа настоящего времени окончание -еши) и второе (имеет в соответствующей форме окончание -иши).

Смотрицкий подразделяет глаголы на два вида: первообразный, называемый им совершенным, и производный. В последнем виде он тоже проводит деление — на начинательный и учащательный. В этой классификации содержится робкая попытка установить связь между видами глагола и различными формами времени.

В русской грамматике Г. Лудольфа анализ форм русского глагола содержит некоторые изменения по сравнению с формами церковнославянского языка. Лудольф смелее отходит от античной традиции в трактовке этого вопроса. Он исключает из числа залогов Смотрицкого отложительный, как правильно отмечает проф. Б. А. Ларин, «выдуманный по образцу латинских и греческих deponentia»,¹⁸⁹ и общий, заимствованный там же, и вводит свойственный русскому языку взаимный залог. Лудольф вносит поправки и в перечисленные Смотрицким наклонения: вместо сослагательного и подчинительного — Subjunctivus [подчинительное], вместо молительного, введенного по примеру греческого оптатива, и повелительного — Imperativus [повелительное].

Из схемы времен Смотрицкого Лудольф оставляет лишь три времени: настоящее, прошедшее, будущее. Лудольф не дает парадигмы двойственного числа, отмечая, что «в обычной русской речи» он «почти не наблюдал употребления двойственного числа».¹⁹⁰

Весь лексический материал, использованный Лудольфом для грамматических образцов, взят из русского языка.

Грамматика Лудольфа, как видим, содержит в некоторых случаях более правильный анализ грамматических категорий глагола и, не следуя слепо античной традиции, вернее отражает живые факты русского языка. В этом отношении ее издание заслуживает упоминания «как первый опыт грамматического анализа русского языка».¹⁹¹Раздел о глаголе изложен очень кратко и элементарно. При образовании глагольных форм встречаются фактические ошибки (например, Лудольф относит к настоящему времени форму зделаю и образует будущее время буду зделать).

Грамматика предназначалась для иностранцев, предполагавших поехать в Россию.

Ломоносов, по-видимому, не знал «Грамматики» Лудольфа, о чем можно судить по двум признакам: 1) нигде о ней не упоминает, 2) ни в одном пункте «Материалов» и «Российской грамматики» не ощущается ее влияние. К этому следует добавить, что в Россию попало очень мало экземпляров «Грамматики» Лудольфа.

Грамматика Адодурова также содержит очень краткий и неполный анализ грамматических категорий глагола (весь раздел о глаголе изложен на 7 страницах).

Грамматическое учение о глаголе Адодуров строит на основе лексических примеров русского языка. Он оставляет три времени — настоящее, прошедшее и будущее, отмечая отсутствие в русском языке Imperfect’а и Plusquamperfect’а, замененных формой Perfect’а с наречиями: «Von dem Imperfecto und Plusquamperfecto wissen die Rußischen Verba eigentlich nichts, wo aber dergleichen Expreßionen vorkommen, pflegt man zu dem Perfecto die Aduerbia недавно nicht längst, und давно längst, hinzuzusetzen, als [Прошедшее несовершенное и давнопрошедшее время русскому глаголу неизвестны; там, где встречаются подобные выражения, к прошедшему совершенному добавляют наречия недавно и давно, как]: ich laß я недавно читалъ, ich hatte gelesen ».¹⁹²Адодуров впервые отмечает возможность образования формы Futurum’а из неопределенной формы с глаголом стану.

Двойственное число в грамматике Адодурова отсутствует.

Залогов 4: действительный, страдательный, средний и Deponens [отложительный].

Наклонений 3: изъявительное, повелительное и неопределенное.

При различении спряжений учитывается лишь форма инфинитива: глаголы на -ть относятся к I спряжению, на -ить — ко II.

Категория вида не отмечается и не учитывается при образовании различных глагольных форм, что приводит к смешению форм от различных глаголов, например настоящее время — я бываю, будущее — я побываю.¹⁹³

В изложении материала о глаголе Адодуров не свободен от подражания схемам античных грамматик, что приводит его к некоторым фактическим ошибкам, например формы боюся, сержуся отнесены к отложительному залогу.¹⁹⁴

Наклонение

Материалы о грамматической категории наклонения, сохранившиеся в рукописном виде, немногочисленны. В трех записях утверждается наличие в русском языке специальных форм трех наклонений — изъявительного, повелительного и неопределенного (7, 695₇₀₄, 697—698₇₂₅) и в двух из них отмечается отсутствие особых форм желательного и сослагательного наклонений «в российском языке», вместо которых употребляют изъявительное с приложением союзов: и проч. (7, 697—698₇₂₅ и 680₅₆₃).

Теоретические положения о категории наклонения вошли без изменения в § 267 «Российской грамматики», термин неопределенное наклонение в печатном тексте заменен термином неокончательное наклонение.

«Материалы» показывают, что Ломоносов предполагал, по-видимому, написать об употреблении наклонений, о чем свидетельствует краткая латинская запись (7, 609₆₉): «De usu futuri pro praesenti conjunctivo [Об употреблении будущего времени вместо настоящего времени сослагательного наклонения]. Ежели поставишь — si constituas».

Однако эта тема в «Грамматике» не была разработана. Отголоском ее служит формулировка той части § 267, в которой говорится об отсутствии особой формы для сослагательного наклонения в русском языке и об определенной ее замене.

В приводимых Ломоносовым грамматических образцах в соответствии с § 267 глагол дается в трех наклонениях — изъявительном, повелительном и неокончательном (§§ 359—362, 396—397, 404—405, 407, 420, 422, 425).

Рукописные записи (7, 613₁₁₄, 688₆₂₁, 693₆₈₅, 708₇₉₈) находятся в полном соответствии с описанием способов образования повелительного наклонения, изложенным в §§ 333—335 и 384—386.

Повелительное наклонение образовано добавлением местоимений 2-го и 3-го лица единственного и множественного числа подобно изъявительному наклонению. В качестве нормы повсюду в парадигмах встречаются описательные формы с побудительными частицами: да, пусть, пускай.

В литературной практике Ломоносова исследователи отмечают факты отступления от установленных им норм: с одной стороны, наблюдаются просторечные варианты «форм без флексии: Скажи и не утай, что было без меня», когда по общей норме положена флексия -и, и, с другой стороны, часто встречается «обратное явление с употреблением форм без флексии в соответствии с ожидаемыми образованиями на -и... Внемлите и мою услышьте днесь мольбу».¹⁹⁵

«живые разговорные формы, например расти, старайся, ликуй», составляют значительный процент и преобладают над архаическими церковно-книжными формами типа: возвыси, посли.¹⁹⁶

Следует отметить, что формы повелительного наклонения некоторых глаголов, приведенные Ломоносовым, не совпадают с соответствующими формами современного языка, например: в § 333 от глагола краду повелительное наклонение крадь, от мычу — мычь, так как нет ударения «на последнем складу». Акад. С. П. Обнорский пишет, что «вариантные образования крадь при кради объясняются двоякостью глагольных форм по ударению — на основе в старом (книжном) языке, на флексии — в просторечии и в современном языке».¹⁹⁷

В §§ 336—341 освещается вопрос о неопределенной форме глагола (по терминологии Ломоносова, неокончательном наклонении). Рукописные материалы по данному вопросу очень обширны по объему. В основном они написаны рукой помощника Ломоносова, подбиравшего материалы по указанию автора грамматики: одни из них представляют собою перечни глаголов 1-го лица настоящего времени и неопределенной формы, подобранных по принципу сходных окончаний. В некоторых случаях рядом с глаголами рукой Ломоносова приписаны однокоренные существительные (7, 741—746). Многочисленны также записи глаголов 1-го лица единственного числа с одинаковыми окончаниями. Они написаны рукой Ломоносова и имеют самое непосредственное отношение к теме о неопределенной форме, потому что систематизация глаголов в рукописи проведена Ломоносовым по формообразовательным признакам.

В §§ 336, 338—341 без колебаний Ломоносов утверждает как норму русского языка окончание неопределенной формы на -ть, -ти (под ударением), -чь, что соответствует вышеуказанным записям в «Материалах». Отклонение от данной нормы он допускает для глаголов, оканчивающихся на -бу, -ду, -зу, -ту, имеющих в неопределенной форме окончание -сти или -сть: скребу, скрести или скресть; веду, вести и весть; грызу, грыстъ; плету, плести и (§ 337). Акад. С. П. Обнорский отдает дань «научной прозорливости Ломоносова», установившего возможность чередования формы на -ти и -ть у некоторых глаголов на -сти.

В дограмматический период в научных трудах Ломоносова можно отметить случаи (правда, очень редкие) употребления формы неопределенного наклонения на -ти, например: «Зимнею порою воздух должен вливатися в нижний шахт АВ» (1, 329, 1749 г.); «Твой бодрой дух спешит любви щедроту дати И сильнейшим ружьем Тебе триумф сыскати» (8, 76, 1742 г.); «И дух его готов небесну власть склонити, Его чтоб сердце взять и мир благословити» (8, 72, 1742 г.) и от глаголов с основой на задненебные согласные — на -чи, например: «... для того тем, которые медь плавить хотят, надобно от сего беречись» (5-ти встретилась также в одном произведении 1761 г.: «Лишь только бы твоих врагов гордыню стерти» (8, 729, 1761 г.).

Но это лишь единичные архаизмы, которые были изжиты Ломоносовым в последующий, в особенности послеграмматический период. Грамматический такт Ломоносова и лингвистическое чутье не обманули его и на этот раз: вопреки утверждениям Сумарокова о возможности литературного употребления формы на -ти, восторжествовала точка зрения автора «Грамматики». Своей научной и литературной практикой, в том числе и одами, он закрепил установленные им грамматические нормы: по утверждению С. И. Глушкова, формы неопределенного наклонения на -ть «составляют около 90% ко всем формам инфинитива в одах, а количество форм с безударным -ти не достигает и 10%».¹⁹⁸

Время и вид

В грамматической литературе до середины XVIII в., предшествовавшей «Российской грамматике», учение о виде как об одной из грамматических категорий глагола совершенно не было разработано.

В литературной практике автора «Грамматики» часты случаи употребления формы неопределенного наклонения на -сть: «Принудил древа верьх на землю с треском пасть» (8, 124, 1743 г.); «Ах, как ты малому даешь бресть толь далече?» (8, 190, 1747 г.); «Дабы скорее мне к концу привесть все дело» (8«Мы тщимся праздничны сии огни принесть» (8, 212, 1750 г.); «Дерзнул, забыв о них, себя на рок привесть» (8, 348, 1750 г.); «И сын мой поспешит полки сюда привесть» (8, 302, 1750 г.); «София воздала преступны мзду и честь, И граматы Москвой на злых главах пронесть» (8, 716, 1761 г.) — наряду с формами неопределенного наклонения на -сти: «Гордыню сопостатов стерти И оных в ужас привести, От грозных бед тебя избавить, Судьей над царствами И выше облак вознести» (8, 147, 1746 г.); «Затмитесь, чтобы отцу на память привести» (8, 338, 1750 г.); «Тебя и весь мой дом склонился вознести, И в общество принять своей гремящей славы, И сердце в дар тебе Геройско принести» (8, 351, 1750 г.); «И можноль больше мне страдания снести» (8, 438, 1751 г.); «Чтобы от тщетных мук теперь тебя спасти, От страсти свободить и в чувство привести» (8«Докончать и принести к совершенству судил Бог подобной таковому Родителю Дщери в безмятежное и благословенное Ея владение» (8, 608, 1755 г.); «Покой отечеству со славой принести, Дабы могло потом в безмолвии цвести» (8, 672, 1760 г.).

В «Славянской грамматике» термин вид употребляется в значении род, подразделение, о чем может свидетельствовать следующий пример: «Виды глагола суть два: первообразный иже и совершенный, яко: чту, стою и прочая, и производный, ов убо начинательный, яко: каменею, трезвею и прочая, ов же учащательный, яко: читаю, ставаю и прочая».¹⁹⁹ Никакого намека на глагольное качество, т. е. на категорию вида в современном его понимании, здесь не содержится.

Термин совершенный встречается в «Славянской грамматике» и в другом значении, не совпадающем с вышеприведенным. Он применяется при определении значения, выраженного глаголом того или иного времени: «Преходящее» время обозначает «несвершенно прошлое действо»: «бiенъ есмь». «Прешедшее» время обозначает «совершенно прошлое действо»: «бiѧнъ есмь». «Мимошедшее» обозначает «древле совершенно прешедшее действо»: «биѧанъ бывахъ». «Непредельное» обозначает «вмале совершенно прошлое действо»: «побiенъ быхъ».²⁰⁰

Термин совершенный, как это явствует из приведенных примеров, употребляется автором «Славянской грамматики» применительно ко времени совершения действия, а не для обозначения качества действия, выраженного глаголом.

Таким образом, термин вид у Смотрицкого не соответствует значению современного термина вид. Он употреблялся и в более ранней грамматической литературе до Смотрицкого (например, у Зизания в том же понимании, которое, по существу, «восходит к понятию ειδος александрийских грамматиков»).²⁰¹

В русской грамматике Лудольфа впервые фиксируются три времени глагола и не содержится никакого намека на вид глагола. Примеры, приводимые в качестве грамматических образцов, свидетельствуют о полном непонимании Лудольфом видовых форм русского глагола.

Теоретически не разобрался в вопросе о виде также автор славянской грамматики Ф. Максимов,²⁰²практически же он правильно учитывал видовые различия русского глагола.²⁰³

В связи с тем, что Адодуров не наметил категории вида в русском глаголе, в его грамматике встречаются серьезные ошибки при образовании глагольных форм (см. выше, стр. 132).

В литературе существует мнение о том, что Смотрицкий «предчувствовал глагольные виды».²⁰⁴ При этом в качестве примеров приводилось упомянутое выше деление глаголов на первообразный (совершенный) и производный виды, последний, в свою очередь, — на начинательный и учащательный. Будилович, которому принадлежит это мнение, пытался обвинить Ломоносова в том, что он не развил намеков Смотрицкого на вид и создал очень сложную систему времен русского глагола.

Точка зрения Будиловича не выдерживает критики: во-первых, Смотрицкий употреблял термин вид, как уже говорилось выше, не для обозначения одной из глагольных категорий; во-вторых, он рассматривал лексический материал церковнославянского, а не русского языка. Ломоносов по-новому подошел к освещению вопроса о грамматических категориях глагола; учитывая особенности грамматического строя русского языка, он сделал попытку рассмотреть вопросы выражения глагольного качества и временных отношений в тесной взаимосвязи. Отсюда вполне закономерной становится наша задача рассмотрения грамматических категорий вида и времени в одном разделе.

Категория специфически славянского глагольного вида, сложившаяся в основном еще в праславянском языке, выражала качественные изменения в действиях и процессах реальной действительности. Скудные остатки довидового состояния встречаются в древнерусском языке и в других славянских языках. Развитие видовых значений происходило постепенно в тесном взаимодействии с изменением сложной системы времен русского глагола.²⁰⁵ К середине XVIII в. интенсивно развиваются различные способы выражения видовых значений.

В «Материалах к „Российской грамматике“» и в самой «Грамматике» Ломоносов рассматривает видовые образования (не употребляя при этом термина вид) как систему форм одного глагола, представляющих различные его времена. Отказавшись от слепого следования античной и западноевропейской традиции, он, как это видно из «Материалов», много и творчески работал над теорией грамматических категорий глагола и способах их выражения.

В «Материалах» прослеживается несколько этапов работы над глаголом, раскрывающих эволюцию взглядов автора «Грамматики» на грамматические категории и формы глагола. Ломоносов понимал необходимость рассмотрения способов выражения глагольного качества во взаимосвязи с временными значениями, в особенности со значениями прошедшего времени. Категория прошедшего времени, как известно, претерпела существенные изменения по сравнению со сложной древнерусской системой времен: имперфект и аорист — простые прошедшие времена — вышли из употребления в живой разговорной речи. Сложные прошедшие времена — перфект и плюсквамперфект — изменились как по форме, так и по содержанию.

«Грамматикой» (табл. 1).

Наиболее ранним черновым вариантом раздела о глаголе следует признать текст на листе 126 (7, 695—696). Он отличается несовершенством терминологии: вместо слова «наклонение» употреблено слово «вид» («Видовъ 3: изъявительной, повелительной и неопределенной» — 7, 695), вместо «спряжение» — «склонение» («Склоненiй 2. Simplex et compositum [Простое и сложное]» — 7, 696). Перечислены семь времен глагола: настоящее, прешедшее несовершенное, прешедшее совершенное, прешедшее единственное, прешедшее давное, будущее одинакое, будущее составленное — без сопровождения их иллюстрацией примерами. От названий времен «прешедшее давное», «будущее одинакое» автор впоследствии отказался.

Этот набросок был переработан им в более широком плане и сопровожден примерами (7, 698 — л. 127). Судя по его расположению и цвету чернил, эта работа была проведена вслед за работой над первым вариантом. В новом варианте вместо семи времен названо восемь, причем слово «восемь» написано вместо зачеркнутого слова «десять». Основное направление работы — отказ от следования античным и западноевропейским образцам в названии и определении значений времен. По сравнению с предыдущим вариантом в терминологическом отношении без изменения осталось лишь настоящее время; другие времена изменили свои названия: прешедшему несовершенному в этом варианте соответствует прешедшее неопределенное, прешедшему единственному — прешедшее определенное, прешедшее давное заменено давнопрошедшим вместо зачеркнутого прешедшего давнешнего учащательного, прешедшим тщетным вместо прешедшего несовершенного, давнопрошедшим вместо зачеркнутого давнешне составленного, измененного далее на давнопрошедшее 3; будущему составленному соответствует будущее неопределенное, будущему одинакому — будущее определенное. Отсутствует время, соответствующее прешедшему совершенному. Введено время, которое не имеет соответствий в предыдущем перечне, — прешедшее начинательное, проиллюстрированное рядом глагольных форм со вспомогательным глаголом стать.

Этот вариант в дальнейшем подвергся значительной переработке, в результате которой появился следующий, третий вариант, отличный от двух предыдущих (7, 680 — л. 96 об.). Перечислению времен в нем предшествует указание о том, что «простые россiйскiе глаголы» (разрядка наша, — В. М.) имеют восемь времен. Это — настоящее, прошедшее неопределенное, прошедшее определенное, давнопрошедшее первое, давнопрошедшее второе, давнопрошедшее третье, будущее неопределенное, будущее определенное единственное. Ломоносов отказался от некоторых незачеркнутых и зачеркнутых в предыдущем варианте терминов, представляющих собою кальку с латинских терминов, например: прешедшее тщетное (Imperfectum), давнешнее (Perfectum), прешедшее давнешнее (Plusquamperfectum). Он опустил также разновидности прешедшего начинательного времени, образуемого с помощью глагола стать, как не обозначающие качество глагольного признака.

Таблица 1

Рассматриваемый третий вариант свидетельствует о том, что Ломоносов, учитывая античную и западноевропейскую традиции при разработке учения о русском глаголе, отказывался от того, что несвойственно грамматическому строю русского языка. Он освобождался от теории времени нерусского глагола, обозначающей только лишь последовательный порядок действий. Одновременно с этим он совершенствовал грамматическую терминологию: в третий вариант введено «прошедшее определенное единственное» время вместо «прешедшего определенного», «будущее определенное единственное» вместо «будущего определенного». Новые термины, не отличаясь краткостью, по сравнению с терминами предыдущего варианта лучше отражают одну из сторон русского глагола — обозначение действия, совершившегося однажды, однократно.

По сравнению с предыдущими, черновыми вариантами, третья редакция отличается наибольшей полнотой разработки вопроса о глаголе, в то же время и наилучшим внешним видом, что позволяет отнести ее не к черновым, а к беловым редакциям. В отличие от предыдущих редакций, помимо перечисления времен, в ней содержится определение их значений.

Окончательная редакция, которую мы находим в § 268, отлична от всех других редакций и является шагом вперед по сравнению с ними. В ней проведено деление глаголов на простые и «сложенные» в зависимости от характера их основы. К числу времен, образованных от простых глаголов, отнесены те же восемь времен, которые перечислены в третьей редакции; отличие от нее состоит лишь в терминологической замене двух времен: прошедшего определенного — прошедшим однократным, будущего определенного единственного — будущим однократным. В отличие от всех рукописных редакций в данной редакции от «сложенных» глаголов, объединяющих глаголы с префиксами, образованы два времени — прошедшее совершенное и будущее совершенное. Эта окончательная редакция § 268 свидетельствует об утверждении созревшей у автора «Грамматики» мысли об отражении качественной стороны глагола посредством категории времени.

Как деление глаголов на две группы в зависимости от выражения глагольного качества основой, так и введение более усовершенствованной терминологии подтверждают наше наблюдение. § 268 знаменует собой новую ступень на пути отхода от античных и западных образцов и учета особенностей грамматического строя русского языка. Тесно связан с ним следующий, 269-й параграф, содержащий определение значений времен. Он появился в результате переработки рукописного беловика. Изменение коснулось как терминологии, так и определения значений времен. Термин «прошедшее определенное единственное», как и в § 268, заменен термином «прошедшее однократное», термин «будущее определенное» — термином «будущее однократное». Сопоставим формулировку о прошедшем неопределенном времени:

Указание об обозначении глаголом страдания было опущено и при определении значений прошедшего однократного и будущего неопределенного и определенного времени. В этом сказалось преодоление Ломоносовым влияния грамматики Смотрицкого, в которой при определении значений глагольных времен присутствовал залоговый элемент.²⁰⁶

В немецкий перевод грамматики Ломоносов внес одно уточнение в определение значений «сложенных» времен: вместо «прошедшее и будущее совершенное значат полное совершение деяния», в немецком переводе читаем: «eine vollkommen verrichtete oder eine zu verrichten gewiß bestimmte Handlung andeuten [прошедшее и будущее совершенное или долженствующее быть совершенным]» (разрядка наша, — В. М.).

Таким образом, установленные на основании сопоставления рукописных материалов и грамматики этапы в изучении временных отношений глагола, терминологии времен и определении их значений позволяют сделать вывод о том, что Ломоносов в первый период испытывал на себе влияние античной и западноевропейской традиции, где различия времен обозначают последовательный порядок следования действий; некоторая зависимость от этих традиций проявлялась и в названиях их, представляющих собою кальку с трациционных терминов. До известной степени чувствовалось также влияние грамматики Смотрицкого при определении значений времен. В процессе своей работы Ломоносов освобождался от зависимости иноязычных и славянской грамматик, учитывая особенности грамматического строя русского языка. Окончательная редакция §§ 268—269 свидетельствует о глубоком понимании взаимосвязи временных отношений глагола с качественной его стороной, которая в современном языке обозначается категорией вида. В §§ 268—269 в перечислении времен и их значений есть отчетливо наметившиеся значения категории вида, не названной терминологически.

Прошедшее время, по Ломоносову, может выражать следующие оттенки качества действия: 1) незаконченность, длительность действия посредством прошедшего неопределенного времени (§ 269); 2) однократность, совершенность действия посредством прошедшего однократного § (269), названного в § 406 прошедшим единственным; 3) законченность действия посредством прошедшего совершенного (§§ 269 и 406); 4) учащательность действия посредством давнопрошедшего времени (§ 269).

§ 269); 2) однократность действия посредством будущего однократного (§ 269); 3) законченность действия посредством будущего совершенного (§ 269).

Некоторые оттенки качества действия Ломоносов подмечает и в настоящем времени — см., например, списки глаголов: первый под названием «Abundantia [Изобилующие]», находящийся среди черновых записей (7, 616₁₃₁), содержит сопоставление глагольных форм «бегаю, бегу; величаю, величу; глотаю, глочу; даваю, даю; катаю, качу; кланяюсь, клонюсь» (далее следуют еще 23 пары глаголов); второй под названием «Frequentativa et abundantia [Учащательные и изобилующие]» (7, 692₆₅₃) — «величаю, величу; бегаю, бегу; даваю, даю; катаю, качу; кланяюся, клонюсь; летаю, лечу; ломаю, ломлю; плюскаю, плющу; роняю, роню» (далее следует еще 17 пар). Оба эти списка нашли отражение в § 284 «Грамматики», в котором выделяются глаголы с учащательным оттенком: бегу, бегаю; даю, даваю; лечу, летаю; роню, роняю; тащу, таскаю.

В грамматических парадигмах спряжения глаголов качественный оттенок действия отмечен и в инфинитиве. В § 396 под названием «Наклонения неокончательные» встречаем: «Учащательное Вертеть. Однократное Вернуть. Сомненное Вертывать». То же отмечено и для форм страдательного залога.

Среди черновых записей встречаем сопоставление двух слов — вывози́ть, вы́возить (7, 688₆₂₃, 693₆₈₇), написание которых отличается лишь постановкой ударений. Эта запись не является случайной: она отражает подмеченную Ломоносовым разницу в оттенках качеств, в первом — frequ[entativum] [учащательный], во втором absol[utum] [совершенный].

Знаком NB отмечена следующая запись:
« perf[ectum] [совершенный]
и побить frequent [ativum] [учащательный]» (7, 694₆₉₇).

В «Материалах» есть сопоставления и других форм глагола: рядом с перечислением синонимов, не имеющих никакого отношения к теме о глаголе, встречаем волнующую автора заметку: «Разница между двожды гляделъ и двожды взглянулъ» (7, 620₁₅₆).

К записям раннего периода работы над «Грамматикой» относится также следующая: «Разница межъ почерне<ть> и буду чернеть и межъ почернелъ и чернелъ» (7, 609). Сопоставление этих двух форм прошедшего и будущего времени двух соотносительных глаголов совершенного и несовершенного видов напоминает попытку распределения глаголов по видовому принципу.

В другом месте соотносительную пару глаголов совершенного и несовершенного вида Ломоносов помечает знаком NB:

и сопровождает замечанием, написанным скорописью по-латыни: «Discernendus horum usus et signitica[ti]o [Следует различать их употребление и значение]» (7, 630).

Расположение этих небольших по объему, но весьма значимых по содержанию записей свидетельствует о том, что еще в ранний период собирания материалов для «Грамматики» Ломоносова волновала проблема обозначения качества в русском глаголе. Следовательно, уже в дограмматический период Ломоносов подходил к правильному пониманию тех особенностей русского глагола, которые позднее будут охвачены грамматической категорией вида.

Намечавшееся сопоставление соотносительных форм глаголов несовершенного и совершенного видов Ломоносов провел в некоторых параграфах «Грамматики»: как правильно отметил В. И. Чернышев, Ломоносов указал на наличие прошедшего однократного — тряхнулъ, глотнулъ, плеснулъ, и будущего однократного тряхну, глотну, плесну (§ 268), указал разницу между глаголами видать и видеть, летать и лететь (§ 380). Глаголы отдернулъ, откинулъ он отличает от «совершенного учащательного» глаголов отдергалъ, откидалъ, потому что «действие в первых в один раз, в других во многие совершается» (§ 406). Параллельно несовершенному глаголу прiучать он приводит совершенный прiучить § 407).²⁰⁷

Справедливо подмечает автор «Грамматики» добавочное значение однократности действия у ряда глаголов, образовавшихся от глаголов несовершенного вида посредством суффикса -ну без присоединения приставок. В § 310 он приводит список глаголов (ахаю, ахнулъ; болтаю, болтнулъ; брехаю, брехнулъ; брякаю, брякнулъ; виляю, вильнулъ и др., всего 75), заканчивая его вескими словами: «Кроме сих мало сыщется». Среди приведенных примеров, обозначающих однократность действия, есть глаголы, не употребляющиеся в современном литературном языке, например: глагол жегнулъ, образованный от жгу, и церковнославянский глагол двигнулъ (правда, наряду с формой двигнулъ в качестве равнозначной приведена форма двинулъ).

В рукописных материалах § 310 соответствует один из вариантов правила (7, 686₆₀₂), отличающийся терминологически: вместо прошедшего однократного времени в нем употреблено прошедшее единственное. Перечислению большого количества примеров предшествует указание о том, что «прошедшее единственное время» «на нулъ имеютъ только следующiе глаголы». Некоторые примеры автор не ввел из рукописи в «Грамматику» как ошибочные (например, глагол брещу), другие заменил, например вместо глагола блистаю ввел глагол блещу«Грамматику» (например, дую, дышу).

В § 312 Ломоносов приводит в качестве примеров 111 глаголов «в прошедшем совершенном» времени, образованных посредством приставок от глаголов несовершенного вида, например: алкаю, взалкалъ, ведаю, уведалъ; венчаю, обвенчалъ; и др., причем приставочные глаголы совершенного вида в данных примерах не отличаются своим лексическим значением от однокоренных глаголов несовершенного вида и, следовательно, составляют видовую соотносительную пару. Следует отметить, что в некоторых случаях приведены 2 приставочных глагола, например: ругаю, обругалъ, изругалъ; владею, овладелъ, завладелъ; пустею, опустелъ, запустелъ; толкую, протолковалъ, истолковалъ. Ряд глаголов в современном русском литературном языке неупотребителен, например: голею, оголелъ; жидею, ожиделъ; плею, оплелъ

Подобный же список соотносительных пар глаголов совершенного и несовершенного вида с одним лексическим значением (в количестве 85 слов) приведен в § 378, где совершенно справедливо подчеркнуто отсутствие настоящего времени у приставочных глаголов совершенного вида. Некоторые формы глагола в современном литературном языке вышли из употребления, например: голожу, оголодилъ; казню, сказнилъ и др.

В следующем, 379-м параграфе Ломоносов называет ряд бесприставочных глаголов, правильно отмечая, что они имеют «силу» «прошедшего совершенного»: велелъ, виделъ, вредилъ, женилъ, решилъ.

В § 415 дана очень меткая характеристика одного из значений глаголов с приставкой по- — «умалительное учащение»: пописывать, похаживать, попевать, — содержащая, по-видимому, намек на вид.

В своих рукописных материалах Ломоносов правильно подметил наличие в русском языке глаголов, нейтральных в видовом отношении, у которых одна глагольная форма употребляется для двух времен — настоящего и будущего. Прежде чем сформулировать положение, вошедшее в § 424 «Грамматики», он проводит наблюдения над формами глаголов: «Смышляю — praesens [настоящее]; смыслю, смышлю — praesens et fut[urum] [настоящее и будущее]» (7, 613₁₀₆). Форма смыслю выпала из других рукописных записей: «Смышляю смышлю — praesens et fut[urum] [настоящее и будущее]» (7, 693₆₇₃, 695₆₉₉). В качестве нормы в § 424 «Грамматики» приведена архаическая форма смышлю.

Наблюдения над употреблением одной глагольной формы в настоящем и будущем времени проводились также над глаголом родить. Ломоносов перечисляет формы всех времен от этого глагола и в обеих записях утверждает одно и то же положение: «Praesens et fut[urum] [настоящее и будущее] она родитъ» (7, 628₂₄₂) и «рожу praesens et fut[urum] [настоящее и будущее]» (7, 693₆₈₁).

Результатом наблюдений над глаголами смыслить и родить явилась формулировка § 424 «Грамматики» о том, что эти глаголы относятся к числу неправильных, так как «времена настоящие и будущие без разбору употреблены быть могут одно вместо другого, например: смышлю, рожу».

Архаическая форма мышлю встречается и в литературной практике автора «Грамматики» в дограмматический и послеграмматический периоды (88, 76, 1742 г.; 8, 701, 1761 г.), ср.: помысли, земнородных племя; помысли, зря дела толики (8, 502, 1752 г.).

Категория вида, как уже говорилось об этом, формировалась в связи с утратой некоторых временных форм, в частности форм прошедшего времени. Дифференциация ее проходила очень медленно и находила выражение в различных морфологических образованиях. Рассмотрим кратко одно из таких образований видового характера.

Как в рукописных материалах, так и в четвертом наставлении «Грамматики» большое место занимают формы давнопрошедшего времени, образованные от бесприставочных глаголов несовершенного вида посредством суффиксов -ыва- (-ива-), -ва-, -а- (-я-). Большая часть их имеет значение повторяемости, кратности действия (отсюда происходит их название в современном русском литературном языке — многократные глаголы), т. е. обозначает оттенок качества действия.

Акад. С. П. Обнорский глагольные формы с -ывать (-ивать) называет образованиями «многократного вида» и считает их типическими русскими образованиями.²⁰⁸

«Форма давнопрошедшего времени, — как отмечает акад. В. В. Виноградов, — в определенный период ставилась грамматистами в центре всей системы прошедших времен русского глагола».²⁰⁹

В «Материалах» формам давнопрошедшего времени отведено несколько страниц рукописи (7, 686_604—607, 686—687₆₀₈, 687_609—614, 688₆₁₅«Российской грамматики» (§§ 316—328 и 380—381) во многом согласуются с соответствующими местами рукописи, где перечислены способы образования этих форм от различных групп глаголов и даны исключения. На основании этих данных можно утверждать, что давнопрошедшее время еще и в XVIII в. было очень распространенной формой глагола. Хотя Ломоносов в своей писательской деятельности не употреблял беспрефиксные глаголы с суффиксами -ыва- (-ива-), -ва-, -а-,²¹⁰ в «Грамматике» он отвел этим формам значительное место, исходя из наблюдений над живой разговорной речью.

В связи с разработкой Ломоносовым вопроса о давнопрошедшем времени небезынтересно обратить внимание на сохранившиеся в том же фолианте, где находятся «Материалы к „Российской грамматике“», критические замечания к некоторым параграфам «Российской грамматики», написанные неизвестной рукой.²¹¹ Они представляют интерес, потому что принадлежат одному из современников Ломоносова, достаточно грамотному и образованному человеку, который, как это можно судить по замечаниям, свободно владел современной ему грамматической терминологией.

Ломоносов не придал замечаниям современника большого значения, о чем свидетельствует второе прижизненное издание «Грамматики», не содержащее никаких коррективов по сравнению с первым в тех параграфах, на которые сохранились замечания неизвестного лица. Тем не менее их надо принять во внимание, потому что они написаны москвичом и содержат определенный фактический материал, сопоставление с которым позволяет судить, в какой степени Ломоносов учитывал данные «московского диалекта», создавая нормативную грамматику русского языка.

Коснемся замечаний к тем параграфам, в которых содержится или несогласие с автором «Грамматики», или дополнения к некоторым спискам глаголов, включенным Ломоносовым в печатный текст (§§ 318, 320, 322, 323, 327).

В § 318 дан список глаголов: «Алкаю, ведаю, величаю, венчаю, ветшаю, голодаю, горчаю, гнушаюсь, деваю, дергаю, дичаю, должаю, дорожаю, жесточаю, икаю, касаюсь, киваю, ласкаю, пнаю, поздаю, потчиваю, прощаю, свобождаю, чаю», который заканчивается словами: «и некоторые другие давнопрошедшего первого не имеют».

Рецензент замечает, что «глагол алкаю неупотребителен; токмо от глагола алчу давнопрошедшее алкивалъ». Он считает также, что можно образовать давнопрошедшее время от глаголов «ведаю, ведывалъ; венчаю, вееваю, девывалъ; дерзаю, дерзывалъ; икаю, икивалъ; касаюсь, касывался; киваю, кивывалъ; ласкаю, ласкивалъ; пнаю, пинывалъ; поздаю, паздывалъ; прощаю, пращивалъ». Перечень глаголов рецензент заканчивает словами: «а о прочихъ не слыхивалъ» (7, 882). Таким образом, по мнению рецензента, от 13 глаголов, названных Ломоносовым в числе исключений, возможны формы давнопрошедшего времени.

§ 320. «Глаголы, кончащиеся на ею, давнопрошедшего не имеют, кроме: брею, бривалъ; грею, гревалъ; прею, превалъ; сею, севалъ; вею, вевалъ; плею, плевалъ».

Замечания к нему: «Глаголы сею, севалъ; вею, вевалъ; лучше сеевалъ, веевалъ, а плевалъ совсем неупотребительно» (7, 882).

§ 322. «Кончащиеся на ую и юю дую, дувалъ, целую, целовывалъ».

Рецензент добавляет: «Глаголъ плюю, плевывалъ» (7, 882).

К § 325 он добавляет глагол гну, гибалъ (7, 882).

Интересно замечание к § 327, в котором рецензент добавляет глаголы блещу, клевещу, указывая, что «въ московскомъ дiалекте давнопрошедшее употребительно блескивалъ, клеветывалъ» (7, 882, разрядка наша, — В. М.).

глаголы книжного характера перемежаются с глаголами некнижными и даже просторечными. В настоящее время трудно судить о степени правоты автора «Грамматики» и его рецензента относительно конкретного употребления той или иной формы. Обилие примеров, которые приводит неизвестный нам современник Ломоносова, ссылающийся на авторитет московского диалекта, подтверждает установившееся мнение²¹² о большой продуктивности и употребительности форм давнопрошедшего времени еще в пору создания «Российской грамматики».

В произведениях высокого стиля (в похвальных словах, «Риторике»), а также в письмах Ломоносов употребляет глагольные формы преимущественно с суффиксом -а- (-я-) вместо суффикса -ыва- (-ива-), например: «забыв плодоносныя древа и прекрасные цветы напаять потребною влагою» (8, 250, 1749 г.); формы от глагола напаять многократно встречаются в «Риторике» 1744 и 1748 гг. («Рит.», 1744 г., §§ 52, 63, 271); «прочее сам Виргилий натуральным порядком докончал» («Рит.», 1748 г., § 295); «тем окончаются все мои великие химические труды» (Письма, 10, 475); «себе несправедливо присвояет» (Письма, 10, 492), присвояет (2, 359, 1751 г.).

Лудольф, отмечая возможным образование будущего времени с глаголами буду и стану, не указывал, равнозначны ли такие образования или в каких-либо случаях делается предпочтение тому или иному глаголу. В качестве примера он приводит форму буду зделать, не соответствующую правилам русского языка. Адодуров считал возможным образование будущего времени со вспомогательными глаголами буду, стану и имею, причем не указывал, в каком случае употребить тот или иной глагол.²¹³

Ломоносов, как показывают «Материалы», много внимания уделил вопросу употребления вспомогательных глаголов буду и стану при образовании будущего аналитического времени. Он испытывает на слух звучание сочетаний с тем или иным глаголом, о чем свидетельствуют его лаконичные заметки: «Хуже», «нельзя» и др., сопутствующие записям. После серьезных размышлений он утверждает в качестве вспомогательных глаголов буду и стану и конкретно определяет возможность употребления того или иного глагола. Первая запись (7, 622₁₆₈): «Способствующiй глаголъ <буду, то> стану <только> въ действительныхъ глаголахъ употребить можно, а не можно сказать, что онъ станетъ согретъ, но лучше будетъ согретъ».

Вторая запись: «Станетъ и , однако станетъ написанъ нельзя». «Станетъ <сочиня> и будетъ только сочиняются съ неопределеннымъ временемъ; станетъ колоть, а не заколоть, кольнуть, калывать: но ежели будетъ значитъ придетъ, то можно будетъ поглядеть» (7, 692₆₅₈).

«Я сталъ говорить. Ich habe angefangen zu reden» (7, 700₇₄₁).

Четвертая запись: «Буду сплетать хуже, нежели: стану сплетать» (7, 700₇₄₄).

В главе «О сочинении глаголов» (§§ 534, 535) эти мысли облечены в четкие, лаконичные формулировки: «Вспомогательные глаголы буду и стану не везде один вместо другого употреблены быть могут. Буду сопрягается с действительными и со страдательными равномерно: буду писать, буду писанъ, но хотя стану писать есть правильно, однако не говорится: станетъ написано».

«Также примечать должно, что не со всеми неокончательными наклонениями вспомогательные глаголы сочиняются, но токмо с неопределенными: стану писать, буду вертеть, а с неокончательными единственными совершенными сомнительными: стану написать, стану вернуть, буду писывать, вертывать ».

Глагола имею, признаваемого Адодуровым равнозначным вспомогательным глаголам буду и стану при образовании будущего времени, Ломоносов даже не упоминает.

В литературной практике Ломоносова в качестве вспомогательного глагола изредка употребляется глагол начну,²¹⁴ который образует с неопределенной формой будущее время, близкое по значению к будущему времени с глаголом буду.

Ломоносов сделал попытку систематизировать глаголы по формообразовательным элементам (2-я и 3-я главы IV наставления «Российской грамматики»). Рукописные материалы помогают представить частично характер предварительной работы над этим вопросом: собрано и систематизировано обширное количество глаголов, приведенных большей частью в неопределенной форме и в форме 1-го лица единственного числа. Они написаны рукой неизвестного писца и расположены столбцами. Обилие материалов и проведенная систематизация их позволяют сделать вывод о том, что этой стадии работы предшествовала другая — собирание отдельных, разрозненных примеров. Они сохранились лишь в незначительной части. Без этой работы невозможно было бы составление параллельных списков глаголов в двух формах.

Для выполнения систематизации собранных материалов был привлечен неизвестный нам сотрудник Ломоносова, который, по всей вероятности, был весьма трудолюбивый, грамотный и добросовестный человек. Проделанная работа внимательно просматривалась Ломоносовым, о чем свидетельствуют многочисленные его пометы и дополнения, различные по значению. Среди них:

1) обозначение конечной согласной неопределенной формы глагола, например:

2) перечень глаголов, выбранных из большого списка, написанного рукой помощника, например: из списка глаголов под названием «Кончащiеся на жу» Ломоносов выписывает 12 глаголов: «вижу, деть; гляжу, деть, брюжжу, жжать; вижжу, жжать; дрожу, жать; держу, жать; дребежжу, жать; сидеть, лежать, низать, смердетъ, сидеть» (7, 737₈₁₈). Рукой Ломоносова написан также итог подсчета глаголов с одинаковой конечной согласной основы: « — 23, з — 13, д — 36, зд — 2» (7, 737). В первом случае пропущена конечная согласная основы ж;

3) списки существительных, а также одиночные существительные, от которых образовались приводимые глаголы; например, против списка «Глаголы, кончащiеся на жу и въ неопределенныхъ наклоненiяхъ имеющiе зить» (7, 741—742₈₂₈) приписано и зачеркнуто: «духъ, долга; голосъ, гласъ, грузъ, разъ, низъ, видъ, взглядъ, смрадъ, визгъ, дребезгъ, стыдъ» и др. Сопоставление этих существительных со списком глаголов показывает, что Ломоносова интересовали однокоренные с глаголами существительные, от которых образованы глаголы.

«клеплю — поклепъ» (7, 742),

«крещу — крестъ,

ищу — искъ,

плещу — плескъ» и др. (7, 743).

«машу — махъ» (7, 745; см. также 7, 746, где даны аналогичные сопоставления).

В «Материалах» сохранилось два варианта списков глаголов: первоначальные списки, составленные неизвестным помощником Ломоносова на основании ранее собранных материалов. Всем им свойственна однотипность оформления: под заголовком, обозначающим окончание 1-го лица единственного числа настоящего времени, следуют глаголы, рядом с которыми приведена полностью неопределенная форма или, чаще, конечный ее слог. Некоторые списки не содержат неопределенной формы. Всего таких списков насчитывается 10:

а) на -ою: двою, дою, слою, трою, зною, гною, рою, рыть, мою, мыть и т. д., всего 18 глаголов (7, 736₈₁₅);

-гу: стригу, бегу и т. д., всего 6 глаголов (7, 736₈₁₆);

в) на -жду: жду, бежду, врежду и т. д., всего 13 глаголов (7, 736₈₁₇);

г) на -жу: алмажу, зить, <мижу>, вижу, деть, кажу, тужу, жить и т. д., всего 89 глаголов (7, 736—737₈₁₈);

д) на -чу: мучу, итъ, пла́чу, <чешь> кать, плачу́, <тишь>, тить, кручу, тить и т. д., всего 88 (7, 737—738₈₂₁);

е) на -шу: атлашу, сить, вершу, шить, душу, шить, сушу, шить и т. д., всего 44 глагола (7, 738—739₈₂₂);

-щу: мщу, стить, мощу, стить, блещу, ститъ, брещу, щатъ и т. д., всего 35 глаголов (7, 739—740₈₂₃);

з) на -лю: киплю, петь, светлю, тлить, хвалю, лить, дремлю, мать, емлю, нятъ и др., всего 118 глаголов (7, 739—740₈₂₄);

и) на -ню: баню; болваню, барабаню, бороню, браню и т. д., всего 39 глаголов, из них 1 вычеркнут (7, 740—741₈₂₅);

к) на -рю: багрю, ба́грю, базарю, бодрю, варю и т. д., всего 40 глаголов (7, 740—741₈₂₆).

Затем эти списки были тщательно просмотрены Ломоносовым, о чем говорилось выше, и переработаны, как можно предполагать, в соответствии с его указаниями. Всем им, как и первоначальным спискам, свойственна однотипность оформления. По сравнению с более ранними списками новые списки содержат и новые элементы:

1) в заголовке, помимо последнего слога 1-го лица единственного числа, указан последний слог неопреде«Глаголы, кончащiеся на жу и въ неопределенныхъ наклоненiяхъ имеющiе зить»;

2) глаголы каждой группы разбиты на подгруппы в зависимости от последнего слога неопределенной формы;

3) так как в заголовок попадал лишь последний слог первой подгруппы, на полях напротив других подгрупп написан последний слог неопределенной формы;

4) в некоторых группах и их подгруппах глаголы расположены по алфавиту.

Следует отметить, что количество глаголов в некоторых группах осталось без изменений, в других — уменьшилось за счет изъятия зачеркнутых глаголов или не соответствующих данной группе и попавших в нее ошибочно.

Приведем примеры из второго, переработанного варианта списков глаголов:

1) на -ою: двою, дою, слою, трою, зною и т. д., всего, как и в первоначальном списке, 18 глаголов (7, 745—746₈₃₆). Группа глаголов разбита в зависимости от неопределенной формы на две подгруппы: на -ить и на -ыть (рою, мою и т. д.). Отдельно выделены глаголы «стою имеетъ стоять, пою, петь» (7, 746₈₃₆);

2) на -гу«стригу, стричь, стерегу, стеречь, берегу, беречь, могу <мочь>; бегу имеетъ бежатъ». Рукой Ломоносова приписано рядом бегъ (7, 746₈₃₇). Опущен глагол вергу, вычеркнутый еще в первом списке;

3) на -жду: бежду, врежду, гражду, кажду и т. д. на -дить и -жду «имеетъ ждать» (7, 746₈₃₈). Всего 13 глаголов, как и в первоначальном списке;

4) на -жу: оставлено 66 глаголов, из которых два вычеркнуты. Они разбиты на шесть подгрупп в зависимости от последнего слога неопределенной формы: на зить — алмажу, вожу и т. д., на -зать — нижу, режу, на -деть — и т. д., на -жать — брежжу, вижжу и т. д., на -жить — блажу, ворожу и т. д., на -дить — бужу, блужу и т. д. (7, 741—742₈₂₈);

5) на -чу: оставлены 78 из 88 глаголов и разбиты на пять подгрупп по тому же принципу, как и другие группы: на -ить — мучу, плачу и т. д., на -чать — стучу, торчу и т. д., на -тить — сычу, суечусь и т. д., на -кать — плачу, алчу и т. д., на -тать — гогочу, лепечу и т. д., на -теть — верчу, копчу, лечу (7, 744—745₈₃₄);

6) на -шу: оставлено 42 глагола, которые разбиты на четыре группы по тому же принципу, как и предыдущие: на -сать — пишу, пляшу и др., на -хать — машу и др., на -сить — и др., на -шить — вершу, душу и др. и отдельно «вишу имеетъ висеть» (7, 745—746₈₃₅);

7) на -щу: оставлено 30 глаголов, разбитых на семь подгрупп: на -стить — мщу, мощу и т. д., на -скать — ищу, плещу и др. (вся группа вычеркнута), на -стать — свищу, на -тать — и др. (вся группа вычеркнута), на -щать — верещу, трещу, на -тить — крещу, хищу и вычеркнуто хощу, против которого рукой Ломоносова написано хотеть; на -щить — вощить и т. д. (7, 742—743₈₃₀);

8) на -лю: оставлено 107 глаголов, которые разбиты на семь подгрупп: на -пать — клеплю, против которого рукой Ломоносова написано поклепъ, сыплю и т. д., на -ить — и т. д., на -петь — киплю и т. д., на -меть — гремлю, шумлю, на -леть — велю, на -мать — дремлю и т. д., на -лоть — колю и т. д. (7, 742—744₈₃₁).

9) на -ню: сохранены все 38 глаголов и разбиты на подгруппы: на -ить — баню, болваню и т. д., на -неть — звеню, косню и «гоню имеетъ гнать» (7, 744₈₃₂);

-рю: оставлены 40 глаголов и распределены на две группы: на -ить — ба́грю́, ба́грю, базарю и т. д. и на -ретъ — горю, зрю и т. д. (7, 744—745₈₃₃).

Анализ работы, проделанной по систематизации глаголов и разбивке их на группы, представляет интерес для понимания взглядов Ломоносова на формообразование глаголов. Как показало предыдущее изложение, ученый собрал обширные материалы о глаголах и вполне осознанно подошел к выводу (но не формулировал его) о необходимости деления глаголов на группы в зависимости от соотношения основы неопределенной формы и основы настоящего времени.

Рукописные материалы свидетельствуют также о большом интересе их автора к вопросу словообразования глаголов, связываемого ученым с вопросом образования глагольных форм. Систематизируя материалы о глаголах, собранные для «Грамматики», Ломоносов устанавливает связи между производными глаголами и существительными, от которых они образовались посредством суффиксов.

в «Грамматике», поэтому мы подробно остановились на характеристике групп глаголов и их вариантах.

В «Грамматике» автор дает группы глаголов не в таком виде, как это представлено в рукописи, и не делает теоретических выводов о классификации русского глагола, так же как не делает их и в рассматриваемых рукописных материалах. Тем не менее этим не обесценивается значение систематизированных материалов о глаголе. Из рассмотрения §§ 286—289, а также 2-й и 3-й глав IV наставления видно, что Ломоносов очень добросовестно использовал собранные им и систематизированные с помощью неизвестного помощника обширные материалы для написания этих разделов «Грамматики».

Следует отметить в то же время, что в отличие от рукописи автор «Грамматики» повсюду в этих разделах опирается на основу настоящего времени, не соотнося ее с основой неопределенной формы, отчего формулируемые им грамматические закономерности могли бы выиграть.

Непосредственную связь с систематизацией глаголов по формообразовательным элементам имеет система спряжения. В рукописных материалах сохранились краткие записи о наличии в русском языке двух типов спряжения. Две записи (7, 682₅₈₁ и 700₇₄₀§ 285 — показателем типа спряжения является окончание 2-го лица единственного числа настоящего времени: -ешь — для первого спряжения, -ишь — для второго. Одна из ранних записей отражает иную точку зрения, от которой автор отказался: делить спряжения на Simplex et compositum [Простое и сложное] (7, 696₇₀₇), по-видимому, в зависимости от деления глаголов на простые и сложные.

Положив в основу деления глаголов на два типа спряжения окончание 2-го лица единственного числа настоящего времени, Ломоносов правильно подметил возможность возникновения затруднений при определении спряжения: в случае неударяемого личного окончания «трудно распознать», где следует писать -ешь-ишь (7, 700₇₄₀).

Рукописные материалы свидетельствуют о том, что некоторые глагольные формы, в частности формы 2-го лица единственного числа, вызывали у Ломоносова сомнение. Он не обходил их молчанием и не ограничивался ролью наблюдателя, а продолжал вести исследование над большим количеством материалов. Если размышления не вносили ясности в решение вопроса, ученый не включал его в «Грамматику». Например, в число примеров «Грамматики» не вошел глагол мерзнуть, так как образование формы 2-го лица единственного числа от него вызывало у Ломоносова сомнение: «NB. Мерзну, мерзнешь или незнаю», — записал он (7, 604₃₃).

В дальнейшем этот глагол в рукописи не повторяется, так же как не встречается и в соответствующих параграфах «Грамматики», например в § 287, где говорится о форме 2-го лица глаголов на -ну-.

Сомнения по поводу формы 1-го лица единственного числа глагола зябнуть — зябу́ или зябну (7, 628₂₃₈), которая ни в рукописи, ни в «Грамматике» больше не встретилась, тоже не были разрешены.

Вызывала колебания у ученого форма 3-го лица множественного числа настоящего времени глагола «сучить». Он записывает: «Ску, сучишь и пр. Сучатъ или скутъ» (7, 688₆₂₀).

ску. В дальнейшем Ломоносов, по-видимому, изменил мнение о форме 1-го лица, так как трижды среди глаголов на -чу в рукописных материалах встречается сучу (7, 703, 738, 744).

Форма 3-го лица множественного числа ни в «Материалах», ни в «Грамматике» (о глаголах на -чу §§ 289, 305, 327) больше не встретилась. Возможно, Ломоносов продолжал сомневаться в ее образовании, однако вероятнее полагать, что перевес был на стороне формы сучат по аналогии с согласным основы на -ч в 1-м лице единственного числа — сучу.

В рукописных материалах приведены формы настоящего времени глагола бежатъ с вариантами в 1-м лице единственного числа бегу и бежу бегутъ и бежатъ:

«Бегу, жишь, житъ
бежимъ, бежите, бегутъ
бежу, жить, житъ
беежатъ» (7, 602).

В другом месте Ломоносов пишет и зачеркивает бегу и бежу (7, 692₆₆₃). Последняя запись имеет одну форму бегу: «бегу имеетъ бежать при бегъ» (7, 746₈₃₇). В § 284 этот глагол отнесен к числу «изобилующих», т. е. имеющих «два разных окончания в одном знаменовании». В § 287 тот же глагол отнесен к числу глаголов второго спряжения, следовательно, форма его 3-го лица множественного числа бежатъ.

В этих исканиях Ломоносова подчас важнее, может быть, и поучительнее не столько достижения и выводы, сколько пути искания, обнаруживающие метод работы ученого.

Выше (на стр. 154) мы приводили запись Ломоносова о возможном возникновении затруднений при определении спряжения, что относится к глаголам с неударяемыми личными окончаниями. Возможно, в связи с этим ученый предполагал подробно разработать вопрос об ударении в глагольных формах, о чем свидетельствует следующая заметка: «О ударенiяхъ по спряженiямъ» (7, 695₇₀₁). Однако никакой разработки этого вопроса в рукописных материалах не находим. В «Грамматике» также вопрос об ударениях в глагольных формах не нашел отражения.

«Материалах» никаких правил не следует. На следующем и других листах рукописи встречаются списки глаголов, написанные рукой Ломоносова и подобранные по сходству окончаний настоящего времени (7, 700—701₇₅₂, 701_753—756, 704₇₈₃), о которых подробно говорилось ранее, а также заготовки правил (7, 702—704) для §§ 286—289.

«Грамматики» показывает, что Ломоносов воспользовался подобранными материалами для установления закономерностей спряжения глаголов.

Правила §§ 286—289 о распределении глаголов по типам спряжения, по сравнению с аналогичными правилами рукописных материалов (7, 702—704), носят более обобщенный характер: в одной формулировке говорится о глаголах, оканчивающихся на -бу, -ву, -гу, ду-, зу, -ку, -ну, -пу, -ру, -су, -ту, (§ 287), которые в рукописных материалах были разобщены (7, 702_—767, 703_{769—770, 772—773, 775—776, 778—779}, 736_{816, 817}); также объединены в одной формулировке «глаголы, кончащиеся на ю с предыдущею согласною» (§ 288), разделенные в рукописных материалах на глаголы, оканчивающиеся на (7, 703_{771, 774, 777}, 740—741_{825, 826}, 743—744₈₃₁, 744), и глаголы, «которые кончатся на жу, чу, шу, щу» (§ 289), разобщенные в рукописных материалах (7, 703₇₈₀, 702—703₇₆₈, 704, 737—738₈₂₁, 738—740_822—823).

Сопоставление иллюстраций правил и их исключений в рукописных материалах с иллюстрациями в «Грамматике» позволяет сделать ряд интересных наблюдений.

«Грамматике», например: на -жу в рукописных материалах насчитывается 35 иллюстраций, в «Грамматике» — 4, на -шу соответственно 13 и 2, на -чу — 28 и 3, на -щу — 13 и 2. Следует подчеркнуть при этом, что значительное большинство правил «Грамматики» сопровождено иллюстрациями, причем их отбор проведен очень тщательно, в результате чего среди них почти не встречаем церковнославянизмов и просторечных слов, которые были среди примеров в рукописных материалах.

«Грамматику» просторечные глаголы пру (7, 683₅₈₃), ср. § 287 и хлыкчу (7, 703₇₈₀, ср. § 289), церковнославянизмы брящу, хощу (7, 704₇₈₂§ 289).

Несмотря на тщательный отбор исключений, их количество в отдельных случаях в «Грамматике» увеличилось по сравнению с рукописными материалами, например: на -жу в рукописных материалах 6 исключений (7, 702—703₇₆₈), в «Грамматике» — 10 (§ 289, ср. также 7, 703₇₇₄ § 288). Все слова относятся к основному словарному фонду русского языка: брыжжу, вяжу, гложу, кажу, лижу, мажу, нижу, ржу, режу, стружу.

Формулируя правила и иллюстрируя их минимальным количеством примеров, автор «Грамматики» пытался дать исчерпывающий список исключений из правил. Он не ограничивался при этом выборкой их из заранее заготовленных списков слов, а продолжал постоянно накапливать все новые и новые материалы. Об этом говорит, например, сопоставление исключений глаголов на -лю, приведенных в § 288 «Грамматики», со списком глаголов на -лю 7, 742—744₈₃₁): из 11 исключений, приведенных в «Грамматике», в рукописном списке слов, насчитывающем 107 глаголов, встретилось лишь четыре исключения.

Знакомство с рукописными материалами показывает, что автор «Грамматики» очень долго и упорно занимался подготовкой раздела о глаголе: обилие примеров и, в особенности, исключений из правил, взятых из живого разговорного языка, требовали большой затраты времени. До Ломоносова никто не производил подобных наблюдений над формообразовательными и словообразовательными процессами русского глагола. Естественно, возникал целый ряд трудностей, разрешение которых не всегда одинаково хорошо удавалось. Приходится сожалеть, что систематизация глаголов по формообразовательным элементам, правильно намечавшаяся в рукописных материалах, не получила всестороннего теоретического разрешения в «Грамматике»: отказ от принципа сочетания основы неопределенной формы глагола и основы настоящего времени при рассмотрении глагольных форм привел к созданию метода, не позволяющего исчерпывающе охватить наблюдаемые грамматические явления, и породил необходимость перечисления большого количества исключений из правил.

Этот недостаток присущ также 2-й и 3-й главам IV наставления, где рассматриваются в отдельности способы формообразования глаголов первого и второго спряжения. Мы не будем останавливаться на этих разделах, так как формы наклонения, времени и вида были рассмотрены в соответствующем месте. Отметим лишь, что количество иллюстраций в этих разделах превосходит количество иллюстраций во всех других разделах. Как и в предыдущих параграфах, Ломоносов пытается дать исчерпывающие списки исключений и заканчивает иногда перечисление словами: «Кроме сих, мало сыщется» (§ 310).

Залог

«Грамматики» позволяет установить последовательность разработки этого вопроса. Наблюдение над материалами о залогах ведется не изолированно от других грамматичских записей, а в тесной связи с ними. На стр. 137 указывалось, что наиболее ранним черновым вариантом раздела о глаголе следует признать текст на листе 126 (7, 695—696). В начале этого отрывка «О глаголе» Ломоносов пишет: «Глаголы разделяются на действительныя, страдательныя, среднiя и общiя» (7«Табель грамматическую», он не употребляет термина залог, впервые введя его в § 71 «Грамматики». В отличие от Смотрицкого он указывает на четыре разновидности глаголов, исключая пятую, — отложительные глаголы, — введенную Смотрицким по образцу латинских и греческих грамматик (табл. 2).

Таблица 2

«Разделяется глаголъ на действительный, страдательный, относительный, среднiй и общiй» (7, 697). Так как формулировка не сопровождена иллюстрациями, трудно сказать, какие глаголы предполагалось считать относительными.

Последующий вариант представлен значительно полнее: глаголы разделены «на де<возно> возвратныя, <взаимныя> среднiя, общiя и взаимныя» (7, 698₇₂₉), определены значения каждого из них и даны иллюстрации примерами. Ломоносов отказывается от термина относительные глаголы и к четырем ранее употребленным терминам добавляет еще два — возвратные и взаимные, отражающие особенности грамматического строя русского языка.

Такое деление глаголов он сохраняет и в переписанном набело тексте раздела о глаголе, наиболее близком к тексту § 274 «Грамматики». В отличие от всех предыдущих вариантов, где указывалось деление глаголов на действительные и другие, в этом варианте после перечисления категорий времени, лица и числа Ломоносов пишет о том, что «сверьхъ сего имеютъ глаголы шесть особливыхъ знаменованiй: де» (разрядка наша, — В. М.) — 7, 681₅₇₀. Он еще не ввел термина для обозначения этой категории, хотя ощущал в этом необходимость, о чем свидетельствует слово «знаменование».

В «Табели грамматической» Ломоносов подразделяет глаголы на действительные, страдательные, средние, общие и взаимные и лишь в § 274 «Грамматики» окончательно останавливается на шести залогах, одновременно введя в текст этот термин.

В результате творческой разработки этой грамматической категории Ломоносов утвердил шесть залогов, свойственных русскому языку. Он исключил из намеченных Смотрицким пяти залогов церковнославянского языка отложительный залог и добавил взаимный и возвратный залоги, в отличие от Лудольфа, который отбросил отложительный и общий и внес взаимный, и Адодурова, который исключил общий залог и сохранил четыре залога — действительный, страдательный, средний и отложительный. Адодуров указывает: «Die Genera Verborum als Actiuum, Passiuum, Neutrum und Deponens sind in dieser Sprache eben so gewöhnlich als in andern» [Действительный, страдательный, средний и отложительный глаголы в этом языке так же обычны, как в других].²¹⁵

«в русской грамматике Ломоносова уже вырисовываются ясные контуры традиционных школьных шести залогов русского глагола».²¹⁶

Ни в рукописных материалах, ни в «Грамматике» Ломоносов не дает общего определения этой категории, ограничиваясь определением каждого залога. В рукописи сохранилось несколько вариантов определения залогов, причем наибольший интерес представляют действительный и страдательный залоги.

Первоначальный вариант очень элементарен: «Действiе значащiя глаголы называются действительныя. Н. п.: читаю<читаеш ношу> вижу» (7, 696₇₁₃); «Страданiе значащiе называются страдательны» (7, 696₇₁₄). Определение залогов не содержит указания на характер действия и страдания. Иллюстрация залогов отсутствует.

«Действительный глаголъ значить действие, которое отъ одной вещи къ другой принадлежитъ. Н. п.: склоняю, возношу, откупаю» (7, 697₇₁₇).

«Страда<тельн. есть>тельный глаголъ <есть, который> значитъ страданiе вещи, отъ <действiя другой вещи происходящее или и отъ самой себя> собственного <своего>ея действiя происходящее <н. п.> и рождается чрезъ приложенiе слога ся къ действительному глаголу» (7, 697₇₁₈).

Ни содержание, ни стиль этого варианта не могли удовлетворить их автора, в особенности определение страдательного глагола: повторение слов «страдание» и «действие» сильно осложнило понимание контекста. Второй вариант определения был забракован автором, так же как и первый.

«Действительный глаголъ есть, которой значитъ действiе, н. п.: <несу, ищу>, возношу, <кажу>, мою» (7, 698₇₃₀).

Определение страдательного глагола в этом варианте содержит два элемента: указание на характер страдания и грамматическое оформление. Первый элемент выражен более четко по сравнению с предыдущим вариантом; вторая часть содержит другой способ образования страдательного залога: «Страдательный глаголъ значитъ страданiе <составляется>, отъ другого происходящее, и составляется исъ третiяго лица множественнаго числа действительнаго глагола и изъ местоименiй: меня, тебя, его; насъ, васъ, ихъ; Н. п.: » (7, 698₇₃₁).

Противопоставление страдательного глагола действительному в данном варианте указывает скорее на различие действительного и страдательного оборотов, чем на различие действительного и страдательного залогов: подчеркивается, что «страдательный глаголъ значитъ страданiе, отъ другого происходящее», т. е. в страдательном глаголе (страдательном обороте) субъект действия не производит страдания. В отличие от предыдущего варианта, в котором предлагалось страдательный глагол производить из действительного прибавлением слога ся, в данном варианте в качестве формы выражения страдательного глагола (страдательного оборота) предлагается неопределенно-личное предложение со сказуемым, выраженным действительным глаголом. Этот вариант Ломоносов переписывает начисто (7, 681_{571, 572}«Действительный глаголъ значитъ действие, отъ одного къ другому преходящее: возношу, мою») и добавляя иллюстрацию страдательного глагола: «».

Определение действительного глагола из последнего варианта почти без изменений вошло в § 275 «Грамматики» с теми же иллюстрациями: «Действительный глагол значит деяние, от одного к другому преходящее и в нем действующее».

Определение страдательного глагола в § 276 «Грамматики» оставлено без изменений. Способ выражения страдательного оборота предложен другой: он «составляется из причастий страдательных и из глагола есмь или бываю: Богъ ; храмъ воздвигнутъ».

Однако Ломоносов не отказывается совсем от способа выражения страдательного оборота, предложенного в последнем рукописном варианте: в § 522 «Грамматики» он указывает, что «все действительные глаголы безлично склоняются, чем близко подходят к : меня хвалятъ, тебя хвалятъ...» (разрядка наша, — В. М.).

Сохранились также варианты формулировок, в которых содержится определение значений и образование возвратного, взаимного, среднего и общего залогов глагола. Каждая из них сопровождена иллюстрацией.

Творческий процесс, связанный с созданием этих определений, заслуживает меньшего внимания по сравнению с определениями действительного и страдательного залогов: варианты рукописных материалов отличаются от соответствующих правил «Грамматики» в основном лишь стилистически, а не существом содержания. Сопоставим, например, варианты формулировок о возвратном глаголе: первоначальный вариант: «Возвратной глаголъ значитъ де<отъ самой стражд> к <одному> одной вещи или персоне надлежащее, и составляется изъ действительнаго глагола и слога сь или ся. Н. п.: возношусь, моюсь» (7, 698—699₅₇₂).

Во втором варианте (7, 681₅₇₃) слова «к одной вещи или персоне надлежащее» автор заменяет словами «к одному принадлежащее», а в окончательном тексте «Грамматики» — словами «от себя самого на себя ж происходящее», оставляя прочее без изменений. Следует признать, что правило «Грамматики» наиболее точно определяет значение возвратного залога.

«Взаимный глаголъ составляется изъ действительн<ыхъ>аго <и> или среди <ихъ> яго глагола и частицы сь или ся и значитъ взаимное двухъ персонъ или вещей действiе, н. п.: вожусь» (7, 699₇₃₅7, 682₅₇₆) слова «взаимное двухъ персонъ или вещей действiе» заменены словами «взаимное двухъ деянiе», что без изменений вошло и в текст «Грамматики» (следует отметить, что во всех определениях «Грамматики» встречается слово «деяние» взамен слова «действие», встречающегося в определениях в рукописных материалах).

Подобную же стилистическую кропотливую работу, направленную на улучшение смысла грамматических определений, провел Ломоносов и над вариантами, относящимися к среднему и общему залогам.

«Среднiй глаголъ значитъ бытiе самостоятельное, которое ни действiя, ни страданiя въ себе не заключаетъ, н. п.: сплю, хожу» (7, 699₇₃₃«Среднiй глаголъ есть, который значитъ деянiе самостоятельное, ни действiя, ни страданiя въ себе не заключающее: сплю, хожу» (7, 681₅₇₄).

В текст «Грамматики» (§ 279) внесен элемент сопоставления с действительным залогом в смысле грамматического оформления и характера действия, обозначаемого залогом, отчего правило значительно выиграло: «Средний глагол кончится, как действительный», и значит деяние, от одной вещи к другой не преходящее» (разрядка наша, — В. М.).

В рукописных материалах есть запись, содержание которой перекликается со смыслом этого параграфа: «Ex neutris fiunt aliquando activa per compositionem [Из средних образуются иногда действительные путем сложения]: лежу, отлеживаю бока; хожу, отходилъ ноги» (7, 697₇₂₁). В прямом значении эта запись была использована автором для § 403, где говорится об образовании действительных глаголов из средних.

7, 699₇₃₄ и 682₅₇₅) почти текстуально совпадает с правилом § 280 «Грамматики».

Рукописные материалы содержат ряд примеров, отразивших размышления Ломоносова над вопросом о соотношении значений страдательного и возвратного залогов: меня бросаютъ (7, 630₂₅₉), — impersonale [безличный] (7, 693₆₆₉).

Ломоносов тщательно обдумывает вопрос о значении, которое придает аффикс -ся, причем против некоторых выражений, которые употребляются вопреки правилам русского языка, он оставляет помету «худо», например: «Худо: я бьюсь отъ учителя» (7, 610₈₀«Я бьюсь отъ учителя худо»; рядом же приводит пример страдательного оборота: «Я бываю битъ учителемъ (7, 693₆₆₈); «Это отъ тебя . Du hast es angezündet [Ты это зажег]» (7, 610₈₁); «Мы боремся съ непрiятелемъ». «Вы целуетесь съ неве» (7, 610₈₃).

В отдельных случаях он правильно и тонко подмечает изменение семантики в некоторых глаголах с прибавлением аффикса -ся, например: Хожу, хожусь; вожу, вожусь (7, 694₆₉₀), используя в § 363 «Грамматики» второй пример для иллюстрации правила и отбрасывая первый по понятной причине. Помимо примеров, в «Материалах» сохранилась лаконичная по форме, но глубокая по содержанию запись:

«Verba Ruthenica habent in significatione passive significationem prorsus diversam a relativa [Русские глаголы в страдательном значении имеют значение, совершенно отличное от возвратного]: отваливаю, отваливаюсь» (7, 697₇₂₀).

Собранные материалы Ломоносов положил в основу § 363, где вопрос о соотношении страдательного и возвратного залогов рассмотрен весьма обстоятельно. Автор указывает, что «весьма обманывались многие, употребляя возвратный глагол вместо страдательного» по примеру латинского языка. Основным средством выражения страдательного залога он считал страдательное причастие в совокупности со вспомогательным глаголом. В § 363 говорится также о значениях, появляющихся в глаголе с прибавлением аффикса -ся к действительному и среднему глаголу.

«Российской грамматики» первый «обратил внимание на связь залоговых форм с различиями реальных значений глаголов и с различиями их синтаксического употребления».²¹⁷

Значительное место рассмотрению категории залогов, в особенности действительного и страдательного (вернее, как уже говорилось, не залогов, а действительного и страдательного оборотов), автор «Грамматики» отводит в 3-й главе V наставления «О сочинении глаголов» (§§ 501—523). Совершенно справедливо Ломоносов переносит эти вопросы в раздел синтаксиса. В полном соответствии со взглядами Ломоносова высказывает свое мнение по вопросу о месте категории залога в русской грамматике акад. В. В. Виноградов: категория залога «в области грамматики ближе к синтаксису предложения, чем к морфологии слова».²¹⁸

В изучении категории залога русского глагола Ломоносов смело шагнул вперед: первый установил шесть залогов, ставших традиционными в школьных грамматиках, определил значение и грамматическое оформление каждого из них, наметил связь залоговых форм с различиями реальных значений глаголов и показал, что действительный залог является основным залогом, с которым связаны другие залоги, причем страдательный залог должен быть противопоставлен действительному.

Неправильные и неполные глаголы

Рукописные материалы свидетельствуют о большом интересе Ломоносова к вопросам суффиксального и, в особенности, префиксального формообразования глаголов. Как известно, различные формы, образованные посредством суффиксов и приставок от одного корня, он рассматривал как разные времена одного глагола. Наблюдая над этими формами, Ломоносов пришел в «Грамматике» к небезынтересному заключению о том, что «в российском языке» есть «великое множество» неполных глаголов, которые «либо прошедшего однократного, либо совершенного, либо давнопрошедшего времени и от них происходящих не имеют» (§ 358).

очутиться, очураться, очреватеть и пр. (§ 426), лишенные целого ряда форм. В рукописных материалах два первых глагола он повторяет неоднократно: «Очудился.²¹⁹ Derectivum [Неполный]» (7, 622₁₆₃«Очудился, довелось» (7, 692₆₅₇). «Очураться» (7, 693₆₇₅) и последний раз в рубрике «Неполныя» «очураться, очудиться» (7, 695). Глагол в рукописных материалах отсутствует.

В § 427 «Грамматики» Ломоносов обращает внимание на глагольные формы типа глядь, брякъ, обозначающие, по его меткому выражению, «скорые действия».²²⁰

короткая неоткомментированная запись: «Глядь, брякъ Пихъ, тыкъ. Совь, тряхъ. Хвать, шасть» (7, 604₂₆).

В следующих записях, хронологически более поздних, помимо глагольных форм, в одних случаях появляются иллюстрации их употребления, например: «Ощупомъ и чуръ Чуръ забылъ» (7, 642. Разрядка наша, — В. М.), в других сведения об их образовании, например: «Глядь, брякъ, хвать, совъ, тыкъ глядетъ, глядь; брякать, брякъ; хватать, хвать; совать, совъ; плевать, плювъ; крикъ, толкъ» (7, 692₆₆₄).

Последняя запись относится ко времени систематизации материала, и эти формы включены исследователем в рубрику «Неполныя»: «глядь, брякъ, хвать, совъ, тыкъ» (7, 695) с замечанием «NB. приискать», что свидетельствует о намерении Ломоносова еще раз дополнить список иллюстрацией.

Рукописные материалы свидетельствуют о размышлениях Ломоносова над вопросами спряжения и употребления некоторых неправильных глаголов, например: «Даю, дамъ, дашь, дастъ»; рядом с ним естъ²²¹ (7, 628₂₃₉). Даю, емъ, дамъ (7, 693₆₈₀). Даю, емъ (7, 695).

Ломоносова интересовало не только формообразование, но и употребление глагола дать«Дастся написать», сопровождая его заметкой для памяти: «Usus verbi [Употребление глагола] даю» (7, 625). Последующие записи содержат примеры употребления этого глагола:

«О употребленiи глагола даю, давалъ

«Дай мне говорить. Laß mich reden» (7, 700).

В «Грамматике» Ломоносов ограничивается лишь приведением парадигмы глагола дать § 422) и указанием на то, что этот глагол, как и ряд других, «окончаниями от правил отходит». Об употреблении глагола даю в «Грамматике» говорится лишь мимоходом (§ 525).

Рукописные записи свидетельствуют о колебаниях Ломоносова в выборе формы 3-го лица множественного числа глагола «хотеть»: при спряжении глагола в настоящем времени Хочу, чешешь, четъ; тим, тите, <тятъ> (7, 612₁₀₅) последнюю форму он вычеркивает и не заменяет другой. В следующей записи он дает две формы 3-го лица множественного числа хочу, хочешь; хотятъ, хочутъ (7, 694), не указывая на предпочтение той или иной. Одна из записей отражает ту точку зрения, которая изложена в § 422: «Хочу, хочешь — 1 con[jugationis] [первого спряжения], хотятъ — 2-dae irreg. [второе неправильное]» (7, 693₆₇₄). Характерно, что формы хочемъ, хочете «Грамматике» Ломоносов называет их непристойными. Формы хотим, хотите, хотят, утвержденные «Грамматикой» и литературной практикой ее автора, становятся нормой русского литературного языка.

Следует отметить некоторую неточность отдельных формулировок рукописных материалов и «Грамматики» при определении форм спряжения, например: правильно отнеся ряд глаголов на -чу и -щу ко второму спряжению, Ломоносов вводит в число исключений из этого правила также форму хочу (7, 703₇₈₀хощу (7, 704₇₈₂, § 289). Так как эти формы находятся рядом с глаголами первого спряжения, создается впечатление, что и они относятся к тому же спряжению. Между тем в § 422 «Грамматики» Ломоносов справедливо относит этот глагол к неправильным, так как он отличается «разностию окончания в лицах».

Глагольное словообразование

Вопросы глагольного словообразования рассматривались Ломоносовым в связи с формообразованием глаголов. Об этом мы упоминали в разделе о классах глагола и видовой соотносительности. Ни рукописные материалы, ни «Российская грамматика» не содержат разработанных теоретических положений о префиксальном, суффиксальном и комбинированном способах глагольного словообразования (литературная практика Ломоносова по данному вопросу значительно шире его теории). Тем не менее и рукописные записи, содержащие отдельные теоретические замечания и, как всегда, богатый иллюстративный материал, и «Грамматика», содержащая ряд формулировок, позволяют со всей настойчивостью утверждать, что Ломоносов проявлял большой интерес к вопросам глагольного словообразования.

В рукописных материалах зафиксирован вывод, сложившийся в результате наблюдения над словообразованием и не вошедший в «Грамматику» (он следует после перечисления ряда предлогов): «Не<сочиняются> полагаются предъ именами существительными и обще съ глаголами совокупляются, <какiе суть> какъ: у, от, из или с, во, со, ко, над, о или об, по, под, пред, при, до, за и проч.». Далее приведен ряд примеров: «» и другие существительные и глаголы. Затем следует другой вывод: «Прочiе къ однимъ только глаголамъ предлагаются, напримеръ: восхожу, нисхожу, расхаживаюся, прехожу, прохожу» (7, 756₈₅₂). Этим выводам предшествовали неоднократно написанные перечни предлогов и иллюстрации их приставочными глаголами (7

Многочисленны записи приставочных глаголов с целью разбивки их по значению, например:

«Учащательные, начинательные, увеличительные, умалительныя, кончательныя, удоволственныя.

Заговорилъ, заговорю, заговори, заговорить.

безъ, во, въ, вы, возъ, за, изъ, на, надъ, низъ, о, объ, отъ, по, предъ, пре, при, изъ, со, съ, у.

» и т. д. (7, 704₇₈₆; см. также 624_190—192, 693_{666, 678}, 696₇₁₀).

«Онъ свое щастье въ саду проходилъ, на печи пролежалъ. Онъ свою беду . Завтреню проспалъ. Никакъ ты завтреню проспалъ» (7, 630₂₅₃).

Окончательным выводом наблюдений Ломоносова над значением, которое придают приставки глаголам, явилось теоретическое обобщение, изложенное в § 408. «Многие предлоги в прошедших и будущих совершенных временах наклонения изъявительного и повелительного и в неокончательном неопределенном служат к приданию особливого знаменования и силы глаголам, не имеющим того в настоящем времени изъявительного» (разрядка наша, — В. М.). Так как вопрос о приставочных образованиях, связанных с категорией вида, мы рассматривали в разделе «Вид и время», здесь повторять этого не будем.

§§ 409—419 автор «Грамматики» раскрывает значение глагольных приставок, иллюстрируя выводы примерами. А. Будилович отмечал, что Ломоносов много работал над главой о глаголах, «стараясь определить... оттенение смысла глаголов в сложении с разными предлогами».²²²

В литературной практике Ломоносова глагольное приставочное словообразование, как отмечают исследователи, представлено очень широко.²²³

Ни рукописные материалы, ни «Грамматика» не содержат теоретических замечаний о суффиксальном способе словообразования глаголов (здесь уместно вспомнить еще раз, что Ломоносов не признавал суффикс как особую морфему слова). Однако в своей литературной практике и при грамматических исследованиях, в частности, при рассмотрении глагольных форм, обозначающих оттенки качества действия (см. выше стр. 143—144) широко прибегал к этому способу глагольного словообразования.

В рукописных материалах и «Грамматике» Ломоносов приводит примеры образования глаголов от различных частей речи: «Производные рождаются 1) отъ именъ, н. п. елею, 2) отъ местоименiй, н. п.: присвояю, 3) отъ наречiя, н. п.: поздаюахаю, гагайкаю» (7, 700₇₃₉, 679₅₆₀). Другой вариант: «Сложенныя составляются 1) изъ имени и глагола: благодарюестоименiя и глагола: своевольствую, 3) из наречiя и глагола: , 4) изъ одного предлога и глагола: отдаю, прославляю, 5) изъ двухъ предлоговъ и глагола: преодолеваюразопределяю, 7) изъ предлога, имени и глагола: обоготворяю, отреноживаю, оживотворяю» (7—680₅₆₁).

В полном соответствии с первым вариантом находится § 264, со вторым — § 265.

В рукописных материалах содержатся многочисленные примеры отыменных глаголов в тех местах, где приводятся списки глаголов, разбитых на группы. Однокоренные существительные приведены в параллель глаголам, образовавшимся от них (об этом упоминалось выше в связи с классами глаголов).

Примечания

¹⁸⁸ Будилович

¹⁸⁹ Б. А. Ларин, стр. 25.

¹⁹⁰ Там же, стр. 120.

¹⁹¹ С. П. . Русская грамматика Лудольфа 1696 года. Сб. «Советское языкознание», т. III, Л., 1937, стр. 43.

¹⁹² Адодуров, стр. 39.

¹⁹³ Там же, стр. 41

¹⁹⁴

¹⁹⁵ С. П. Обнорский. Очерки по морфологии русского глагола. М., 1952, стр. 163.

¹⁹⁶ С. И. .

¹⁹⁷ С. П. Обнорский. Очерки по морфологии русского глагола, стр. 163.

¹⁹⁸ С. И. .

¹⁹⁹ М. Смотрицкий, л. рп̃г.

²⁰⁰ Там же, л. рп̃е об.

²⁰¹  Кузнецов. У истоков русской грамматической мысли. Изд. АН СССР, М., 1958, стр. 30.

²⁰² [Ф. Максимов

²⁰³ П. С. Кузнецов. Рецензия на диссертацию Т. А. Шаповаловой «„Российская грамматика“ и отражение ее норм в художественных произведениях Ломоносова» (рукопись).

²⁰⁴ А. , стр. 69.

²⁰⁵ С. Д. Никифоров. Глагол, его категории и формы в русской письменности второй половины XVI века. М., 1952, стр. 39.

²⁰⁶ «Преходящее есть, имъ же несвершенно прошлое действо или страданiе знаменуемъ», сопровожденную примерами: «бихъ, бихъсѧ или бiенъ есмь и быхъ» (М. Смотрицкий ̃е об.).

²⁰⁷ В. И. Чернышев, стр. 10.

²⁰⁸ С. П. . Очерки по морфологии русского глагола, стр. 35.

²⁰⁹ В. В. Виноградов. Русский язык, стр. 546.

²¹⁰  Шаповалова. Глагольные категории и формы в «Российской грамматике» и художественных произведениях М. В. Ломоносова. Уч. зап. Борисоглебск. гос. пед. инст., вып. 1. Борисоглебск, 1956, стр. 222.

²¹¹ ААН СССР, ф. 20, оп. 1, № 5, лл. 122—123. Они опубликованы в разделе примечаний: ПСС, т. 7 (стр. 881—883). Эти замечания подробно рассмотрены в статье: А. А. Никольский«Российскую грамматику» М. В. Ломоносова. Филолог. сб. студ. научн. общ. ЛГУ, т. I, Л., 1957.

²¹² Как и акад. В. В. Виноградов, проф. П. С. Кузнецов утверждает, что в начале XVIII в. при становлении русского литературного языка и неполной его отмежеванности от говоров формы на -ыва-, -ива-, от бесприставочных глаголов были широко распространены, что было связано, по мнению ученого, с падением имперфекта. См.: П. С. Кузнецов. Из истории сказуемостного употребления страдательных причастий в русском языке. Докт. дисс. (машинопись).

²¹³ , стр. 39.

²¹⁴ Т. А. Шаповалова. Глагольные категории и формы в «Российской грамматике»..., стр. 224.

²¹⁵ , стр. 38.

²¹⁶ В. В. Виноградов. Русский язык, стр. 607.

²¹⁷

²¹⁸ Там же, стр. 606.

²¹⁹ В «Грамматике» в отличие от «Материалов» этот глагол встречается в написании с т.

²²⁰ Эти формы называются в современных грамматиках глагольными междометиями.

²²¹ В первом издании «Грамматики» формы этого глагола даны через е— через е. В рукописных записях написание неустойчивое — то через е, то через е.

²²² А. Будилович—79.

²²³ Т. А. Шаповалова. Глагольные категории и формы в «Российской грамматике»..., стр. 242—243.