Макеева В. Н.: История создания "Российской грамматики" М. В. Ломоносова
Глава III. Работа над материалом для "Российской грамматики" и история ее текста

ГЛАВА III

РАБОТА НАД МАТЕРИАЛОМ ДЛЯ «РОССИЙСКОЙ ГРАММАТИКИ» И ИСТОРИЯ ЕЕ ТЕКСТА

В истории русской культуры Ломоносову принадлежит исключительное место. По словам акад. С. И. Вавилова, известного знатока научного наследия Ломоносова, на «заре русской науки» гению Ломоносова было присуще «глубокое понимание неразрывной связи всех видов человеческой деятельности и культуры». Он был «очень цельной и монолитной натурой»,⁹² одним из тех выдающихся ученых, которые в значительной мере сделали Академию наук «основным истоком новой русской науки».⁹³

С самого начала своей деятельности Ломоносов проявлял интерес и к естественным, и к гуманитарным наукам, однако раньше всего он стал первоклассным специалистом в области естественных наук — физики и химии. Достигнутые им успехи в большой степени были обусловлены совершенством методов научного исследования, применявшихся ученым.

В приемах его исследования гармонично сочетались наблюдения, критика и научное творчество. Все его «мысленные рассуждения произведены бывают, — как сам он писал, — из надежных и много раз повторенных опытов».⁹⁴ Эта мысль перекликается с подобным же рассуждением о том, что никакие «умозрения» не могут навязываться «ученому миру без какого-либо предварительного опыта».⁹⁵ В более поздние годы научной деятельности, как и в ранние, придавая столь же важное значение экспериментам, Ломоносов настаивал на необходимости проверять теоретические положения посредством опытов.

Вторую главу третьей части «Рассуждения о большей точности морского пути» (1759) он начинает словами: «Из наблюдений установлять теорию, чрез теорию исправлять наблюдения — есть лучший всех способ к изысканию правды».⁹⁶ Этими положениями Ломоносов руководствовался при создании всех научных теорий. Надежным критерием при оценке теорий, созданных его предшественниками и современниками, служил также опыт.

Те же приемы применял ученый и в грамматической науке. Прекрасным образцом этого могут служить материалы, собранные им в процессе подготовки «Российской грамматики». Они вводят нас в языковедческую лабораторию ученого и дают яркое представление о работе его творческой мысли во время процесса создания «Грамматики».

В лингвистике, так же как в физике и химии, Ломоносов неизменно начинал с накопления максимального количества фактов, которые по своему содержанию могут быть разбиты на лексические, фонетические, морфологические, синтаксические и фразеологические. Запас собранных лингвистических фактов поражает своим исключительным обилием.

Современник автора «Российской грамматики» Август Шлецер отрицательно оценил труд Ломоносова, назвав Ломоносова «чистым натуралистом» в языке. Но русские филологи более позднего времени положительно отозвались о методе, примененном ученым при создании грамматики. Ф. И. Буслаев назвал Ломоносова «первым мастером» русской грамматической науки, созданной «из материалов домашних, своеземных».⁹⁷ В этой краткой характеристике достигнутых Ломоносовым успехов кроется глубокий смысл: Ломоносов шел самобытным путем к созданию первой подлинно научной грамматики русского языка. Он строил ее не на чужих теоретических основах, а на итогах своих собственных, весьма обильных наблюдений.

В качестве первого и основного источника, откуда черпались примеры, была устная, прежде всего народная, разговорная речь. Опытная рука филолога записывала массу лингвистических фактов «из простого слога или обыкновенных разговоров». В их числе встречается большое количество «подлых слов»: опытный и тонкий слух лингвиста прислушивался к «повседневному употреблению».

Объективное наблюдение над живой разговорной речью, извлечение правил из существующего употребления были верным компасом на трудном пути нормализатора русского языка.

Наряду с живой разговорной речью, из которой, как из «рога изобилия», черпались многочисленные факты, запечатленные в различных записях, не менее обильным источником была, по-видимому, отразившая народную мудрость многообразная устная народная поэзия. Это — народные песни, былины и сказания, которыми так богат был Архангельский край — родина Ломоносова. Выработанный длительной практикой метод натуралиста позволил Ломоносову, по словам Ф. И. Буслаева, черпать материалы «из уст народа с необыкновенной проницательностью, ученою и артистическою тонкостью художника».⁹⁸

Изучение истории русского языка в связи с многовековой историей его носителя — русского народа — привело создателя грамматики к изучению оригинальных памятников древнерусского письменного языка московского и более древнего киевского периодов истории русского государства. Об основательном знании Ломоносовым памятников письменности древней Руси свидетельствуют многочисленные его высказывания и ссылки, оставленные им в печатных трудах. Ломоносов пришел к выводу, что «Уложение», «указные книги», «Нестор», «Договоры первых российских князей с царями греческими», «Правда Русская» и другие являются памятниками древнерусского языка, отличного от древнецерковнославянского, на который были переведены богослужебные книги. Этот правильный вывод подтвержден и современными научными исследованиями, установившими, что «перевод этих договоров с греческого языка был современен самим договорам»,⁹⁹ должен был «совпадать со временем фактического заключения соответствующих дипломатических актов».¹⁰⁰ «Риторика»), Ломоносов в период работы над «Грамматикой» вновь обратился к этому ранее испытанному источнику.

Взгляд Ломоносова на церковнославянский язык как на один из источников формирования русского литературного языка происходил из правильного понимания взаимосвязи русского и письменного церковного языка в результате многовекового совместного бытования. Памятниками церковнославянской истории он призывал пользоваться осторожно и с известными ограничениями, считая достойными лишь древние, освоенные народом в большей или меньшей степени памятники церковной письменности.¹⁰¹ Древними книгами церковнославянской письменности должно, по словам Ломоносова, пользоваться разумно и употреблять из них такое «слово», которое «было бы каждому понятно и вразумительно».

Грамматические материалы накапливались Ломоносовым в течение ряда лет, причем при внимательном их рассмотрении можно установить различные стадии в работе. Первоначальные записи отличаются отсутствием тематического плана: они разнородны по содержанию, отрывочны, большая часть примеров не снабжена какими-либо комментариями; часто встречаются заметки, оставленные для памяти. О тематическом разнообразии ранних записей может свидетельствовать, например, 13-й лист рукописи:

«Писать о разности частицъ черезъ и чрезъ, передъ и предъ.

Изъ недели въ неделю — alle Wochen einmahl.

Изо дни въ день. Jûst denselbigen Tag [В тот же самый день].

Ein gantzes Jahr, Monath, Woche [Весь год, месяц, неделя].

Отъ недели за неделю перекладывать.

Von einer Woche auf die andere verschieben [Откладывать с недели на неделю].

Изъ году въ годъ — jährlich [Ежегодно].

Ниветь ты, ниветь я.

Отрицательное не соединять или отделять: небью, не бь [Далее лист оборван].

Жиже, тоне

вось! ессе! [Вот, смотри] смотри! тожъ ба!

NB. Писать о разности въ русскомъ между h и g, такъже жжотъ и жджотъ, жжигаю, зжигаю.

Многочисленные отрывочные записи в дальнейшем уступают место записям, более или менее сгруппированным по теме, например приведена группа усеченных прилагательных:

«У́зокъ, узка́, у́зко, узки.
Низокъ, низка, низко, низки.
Жиренъ, жирна, жи́рно, жирны.
Старъ, стара, старо.
Высокъ, высока, высоко.
́, широ́ко» (7, 625);

группа существительных среднего рода на -о, -е:

«Море, морь; поле, поль. Горе, горей, солнце, со[л]нцей, лице, лицъ. Лице́ и лицо. Яицо и яице. Гумно, гуменъ.

Кольцо, колецъ» (7, 631).

Подобных примеров тематической группировки материалов можно привести много. Их появлению предшествовал предварительный просмотр черновых заметок, о чем свидетельствуют разнообразные условные значки (черточки, крестики, кружочки и т. д.), которыми испещрена рукопись.

В результате дальнейшего наблюдения над фактическими материалами кое-что отбрасывалось вовсе, другое, наоборот, пополнялось дополнительными примерами, неоднократно переписывалось заново, получало соответствующий номер. Так появились нумерованные записи, характерные также и для Ломоносова — ученого-естествоиспытателя. Каждая из записей охватывала собою ту или иную небольшую тему. В «Материалах» их число достигало порою нескольких десятков: так, на стр. 675—677 их 56, а на стр. 641—645 — 90. Для примера приведем несколько первых (по счету) тематических записей, написанных в строку одна под другой:

«1. Случайной, случаенъ; достойной, достоенъ; буйно, спокойной.

2. Внукъ, внука, внучата.
Пасынокъ, пасынчи, падчерята.

3. Пасынокъ, падчерица.
Племянникъ, племянница.

4. Царь, царица; князь, княгиня; бояринъ; дядя, тетка; дедъ, бабка; попъ, попадья; протопопъ, протопопица; игуменъ, игуменья; Петръ, овичь; Кузма, Кузмичь, Кузмишна; Фома, Фомичь, Фомишна.

5.

6. Матерiальныя усеченiя не терпятъ — худо: свинцовъ, золотъ и протч.

7. Немного ниже, пониже, немного пониже, ниже Comp. [Сравнительная] пониже.

8. Назоромъ, нарокомъ defectiva. Sic [неполные. Смотри] налетомъ.

9. Ножъ, ножей; рубежей, чертежей.
За Тобольскимъ, за Иркутскимъ, за Азовомъ, за Кiевомъ.

10. Подьячей, подьячего, стряпчего, прохожей, певчей, нищей, кравчей, но Андрей, архерей, казначей, водолей, мукосей, бородобрей, злодей, ворожей» (7, 641).

Эти и подобные им нумерованные записи содержали грамматические материалы, отобранные для последующей обработки. Затем они разбивались на более крупные тематические группы, охватывающие по содержанию более мелкие, например, под тематической записью из 90 номеров находятся следующие строки:

«1) О числительных 28, 52, 56, 63, 65, 71.

2) О уравненiяхъ 7.

3) О умножит. и умал. 33.

4) О притяжательныхъ.

5) Объ отечественныхъ.

6) Склоненiя особливыя.

7) О произведенiи женскихъ отъ мужескихъ 3.4, 34. 72» (7, 645).

Они означают материалы, отобранные для последующего просмотра и разбитые по тематическому принципу, обыкновенно лишь в некоторой своей части.

Иногда встречаются строки, состоящие из одних лишь цифр, т. е. из порядковых номеров записей (7«Грамматики».

Для лабораторной методики грамматических изысканий Ломоносова особенно типичен планомерный переход от одного рабочего процесса к другому, что мы прослеживали уже выше.

С исключительной осмотрительностью искушенного естествоиспытателя, привыкшего «за минуты синтеза платить годами анализа», подходит ученый к одному из наиболее ответственных этапов в обработке собранных материалов — к абстрагированию от конкретного и частного, к отысканию законов, управляющих фактами, и в конечном итоге к нахождению предельно сжатых и предельно отчетливых словесных формул, выражающих те слагавшиеся веками правила, которыми определяется грамматический строй русского языка. Для более наглядного представления этого сложного этапа работы сопоставим некоторые формулировки из «Материалов» с соответствующими формулировками окончательного печатного текста «Грамматики».

Сопоставления показывают, какую тщательную работу проводил автор «Грамматики», создававший правила на основании наблюдения над многочисленными фактами. Ценой больших творческих усилий он добивался исключительной точности формулировок, подкрепляя их смысл примерами, где это было необходимо.

Лишь незначительное число правил вошло в текст «Грамматики» почти без изменений, например:

«Грамматике» теоретическими обобщениями были и такие, которые не вошли в нее, например небезынтересное определение грамматической категории падежа: «Падежемъ называется перемена окончанiя именъ, по разнымъ действiямъ или страданiямъ сочиненныхъ съ ними глаголовъ определенная» (7, 634). Характерно, что в основу определения падежа положена его форма, точнее, окончание, выражающее соответствующее значение, но, к сожалению, речь идет лишь о приглагольных падежах. Формулировка об употреблении местоимения сей «Грамматику»: «Сей употребляется въ простыхъ разговорахъ только въ косвенныхъ падежахъ въ знаменованiи только времени и места» (7, 608). Другие, не попавшие в «Грамматику» формулировки послужили основой для теоретических обобщений и выводов в более поздних филологических работах, например рассуждение о заимствованиях из греческого языка: «Съ греческаго языка имеемъ мы великое множество словъ русскихъ и славенскихъ, которыя для переводу книгъ сперьва за нужду были приняты, а после въ такое пришли обыкновенiе, что бутто бы они съ перьва въ россiйскомъ языке » (7, 608—609) — перекликается с размышлениями Ломоносова по этому вопросу в «Предисловии о пользе книг церковных...», в частности, с такими строками: «... сначала переводившие с греческого языка книги на славенский не могли миновать и довольно остеречься, чтобы не принять в перевод свойств греческих, славенскому языку странных, однако оные чрез долготу времени слуху славенскому перестали быть противны, но вошли в обычай» (7, 587—588).

На материалах черновых записей можно проследить и следующий этап синтетической работы. В этой работе даются вытекающие из фактов обобщения более крупного масштаба по сравнению с отдельными грамматическими правилами. Из разрозненных формулировок возникают черновые наброски отдельных разделов и глав. Их в «Материалах» немного. За исключением соединенных в один раздел трех положений о различном произношении в русском языке буквы Е, значительно измененных в «Грамматике», все они относятся преимущественно к двум частям речи — имени существительному и глаголу. На стр. 646—649 отдельные положения собраны в одну главу под названием «Глава третiя. Содержащая особливыя правила склоненiй». Это один из вариантов начала III главы «Грамматики», касающийся второго склонения существительных мужского рода. Все формулировки впоследствии были тщательно отшлифованы для «Грамматики», некоторые, перекликающиеся с определенными параграфами «Грамматики», претерпели значительные изменения в связи с введением в них сравнительного элемента и сопоставления русского языка с церковнославянским. Например:

Большой отрывок для главы «О произведенiи женскихъ существительныхъ отъ <мужескихъ> существительныхъ же» сохранился на стр. 649—651. Он был коренным образом переделан для §§ 239—243 главы 5 «О произведении притяжательных отечественных и отеческих имен и женских от мужских».

7, 679—688, 695—700, 701—704). Они неодинаковы по объему и отражают разные этапы работы над глаголом, которые можно установить, сопоставляя отрывки по их содержанию и по постепенно вырабатывавшейся и совершенствовавшейся терминологии для обозначения глагольных категорий (об этом специально см. ниже, гл. V, стр. 137—142).

Параллельно с собиранием обильных грамматических материалов и предварительной их обработкой — приведением «в порядок», необходимый для «сочинения „Грамматики“», происходил длительный и напряженный процесс обдумывания ее плана. Сложность вопроса состояла в том, что тип научной нормативной грамматики приходилось создавать впервые в истории русского языкознания, потому что, «кроме славенской (грамматики М. Г. Смотрицкого, — В. М.) и малинькой въ лексиконе («Первых оснований российского языка» В. Е. Адодурова, приложенных к «Немецко-латинскому и русскому лексикону» Э. Вейссманна, — В. М.естахъ не <справедливой> исправной» (7, 690—691₆₃₉), никакой грамматики не было. К тому же и «ни на единомъ языке совершенной грамматики никто не зде» (7, 672₄₆₈).

Понимание особенностей грамматического строя русского языка, выраженного Ломоносовым в лаконичной фразе: «Языки не меньше разнятся свойствами, нежели словами» (7, 622₁₇₁) — явилось путеводной звездой при собирании материалов и рождении плана «Грамматики». Оно привело Ломоносова к критической оценке трудов тех авторов, которые «погрешаютъ», «делая грамматики, понуждаютъ на другiе языки» (7, 691₆₄₁), в особенности подражая грамматикам греческого языка, как наиболее разработанным. По черновым записям можно проследить этот сложный путь от момента зарождения первых, еще очень схематичных набросков контура «Грамматики», неоднократно изменявшихся и совершенствовавшихся, до создания сложного плана: он представлен в виде схемы, в которой все грамматические категории даны во взаимосвязи.

«Грамматики» находим на одной из первых страниц рукописи. Он весьма лаконичен и состоит из пяти пунктов:

«1. О азбуке.

2. О разделенiи.

3. О произношенiи.

5. О складахъ и реченiяхъ» (7, 602).

Этот первоначальный набросок плана и был положен в основу 1-й и 2-й глав II наставления «Грамматики»; глава 1-я — «О азбуке российской», глава 2-я — «О произношении букв российских», глава 3-я — «О складах и речениях».

Вслед за этим составляется краткий план первой части «Грамматики», в который были включены, помимо вопросов правописания и ударения, вопросы, касающиеся структуры слова и грамматических категорий имени и глагола (7, 606₄₆).

«Присовокупления» к плану был добавлен обширный перечень лексических проблем, упорно занимавших автора «Грамматики»:

«1. О славенскомъ языке и о нашемъ, какъ и когда онъ переменился и что намъ должно изъ него брать и въ пис. употреблять.

2. Перьвообразныя российскiя слова.

4. О употребленiи иностранныхъ словъ.

5. О выданныхъ по сiе число книгахъ.
О приказномъ штиле» (7

Привлекавший внимание Ломоносова вопрос о сопоставлении грамматического строя русского и славянского языков (см. запись на эту тему: «NB. Писать о разности славенскаго языка съ россiйскимъ»), (7, 631₂₇₃), как и последующие вопросы, не были присовокуплены к главам в виде отдельных исследований: это лишило бы «Грамматику» ее прямого назначения.

Последующие планы отдельных частей и всей «Грамматики» в целом не содержат в себе присовокуплений, хотя, как уже упоминалось выше, мысль о разработке отдельных лингвистических проблем, выходящих за рамки «Грамматики», не покидала Ломоносова.

В одной из последующих разработок плана «Грамматики» некоторые из «Присовокуплений» оформляются в виде первой части:

«1) О старыхъ словахъ россiйскихъ церковныхъ.

2) О новыхъ или гражданскихъ словахъ россiйскихъ.

3) О произношенiи новыхъ каждаго собливо.

4) О произношенiи оныхъ внекоторыхъ сложенiяхъ» (7

Вторая часть этого плана разработана детально (7, 607₄₇). В ней предполагалось осветить вопросы, связанные с категорией имени в широком смысле этого слова, при этом первоначально предусматривалось рассмотреть грамматические категории имени существительного — род, число, падеж, затем степени сравнения имени прилагательного («О уравненiяхъ»), после чего автор предполагал разработать вопрос о словообразовании имени существительного («О увеличительныхъ и умалительныхъ», «О отечественныхъ», «О женскихъ, отъ мужескихъ происходящихъ», «О сложенныхъ именахъ», «О производныхъ именахъ»). В этом же разделе предполагалось осветить вопрос «О числительных» и «О местоименiяхъ».

Перечисленные во второй части плана темы составили содержание III наставления «Грамматики», озаглавленного «О имени».

«Грамматики» в целом, в котором после «Въступленiя о грамматике вообще» следовали краткие названия глав:

«Глава 1. О чтенiи.

2. О имени и ме

3. О глаголе и причастiи.

4. О несклоняемыхъ частяхъ.

5. О сочиненiи словъ.

7. О штиле и о употребленiи словъ и склоненiй» (7, 611₉₀).

Вопрос о дальнейшем совершенствовании плана «Грамматики» составляет предмет непрерывных размышлений ученого. Он вновь и вновь возвращается к нему в ходе работы над собранными материалами. Занимаясь их систематизацией, автор составляет подробный план первой части — «О грамоте россiйской», подразделив ее на семь глав (7«Грамматики», названное далее «О чтении и правописании российском».

Сопоставим их между собою:

Сопоставление показывает, что автор «Грамматики» настойчиво стремился придать названиям глав исключительную лаконичность. Объединив первую и вторую, а также третью и четвертую главы рукописных материалов, он кратко изложил их содержание соответственно в первой и второй главах «Грамматики». Тип первой нормативной «Грамматики» русского языка вырабатывался в упорном труде.

В результате просмотра рукописных заметок появился новый и на этот раз все еще не окончательный план следующей части «Грамматики», в который были включены главы о грамматических категориях и их сочинении. В заключительной части плана предусматривались главы: «О некоторыхъ свойственныхъ россiйскихъ пословiяхъ», «О разборе реченiй и о чистоте », «О ударенiи» (7, 689—690₆₂₈).

План, в соответствии с которым написаны следующие разделы «Грамматики», представляет значительный шаг вперед по сравнению с рукописным вариантом. Его отличает исключительная четкость: каждое из наставлений посвящено рассмотрению какой-либо одной грамматической категории (III наставление — «О имени», IV наставление — «О глаголе») или их совокупности, объединенной общим признаком, о чем свидетельствует название V наставления — «О вспомогательных или служебных частях слова». В отдельное, VI наставление выделено «Сочинение частей слова».

Заключительные разделы плана, отражающие интерес автора «Грамматики» к разработке отдельных грамматических и стилистических вопросов, не были включены в «Грамматику» отдельно, а были разнесены по параграфам.

Одновременно с составлением по частям плана «Грамматики» набрасывались вчерне отдельные фразы, которые должны были войти в предисловие к «Грамматике» (7—691).

Окончательным выражением творческих размышлений Ломоносова по вопросу о плане «Грамматики» является схематическое его изображение в виде «Табели грамматической» (7, вклейка между стр. 596—597).

«Табель грамматическая» переписана начисто каллиграфическим почерком неизвестной рукой. Однако даже в нее Ломоносов внес исправления и поправки, свидетельствующие о том, что обдумывание плана «Грамматики» продолжалось и после того, как было составлено графическое изображение его.

Части речи («знаменательные речения») разделены в «Табели» на главные и служебные: к главным отнесены имена (существительные и прилагательные) и глагол, к служебным — местоимение, предлог, союз, наречие и междометие. В категории имени существительного по значению выделены существительные собственные, нарицательные и собирательные, по форме — первообразные и производные. В категории имени прилагательного по образованию выделены прилагательное именное и глагольное, или причастие, по форме — простое и «сложенное».

«принадлежат»: род, число, падеж, склонение, уравнение, увеличение, умаление. Родов отмечено три — мужской, женский и средний, чисел два — единственное и множественное, падежей — семь, склонений — пять, степеней сравнения — три; имена бывают увеличительные и умалительные, ласкательные и презрительные.

Глагол имеет пять залогов: действительный, страдательный, средний, общий и взаимный. По образованию глаголы бывают первообразные и производные. Они имеют категорию времени, числа, лица и рода, причем времен — восемь, чисел — два, лиц — три, родов — три. Помимо этого, глаголы разделяются на личные и безличные, правильные и неправильные, полные, неполные и изобилующие.

Служебные части речи лишь названы. Придание плану наиболее удобочитаемой формы в виде схемы, представившей все грамматические категории во взаимосвязи, имело существенное значение как в смысле его содержания, так и в смысле практического пользования им во время процесса писания, о чем свидетельствует изображение «Табели» на двойном листе. Она, по-видимому, все время находилась перед глазами сочинителя «Грамматики», и в основном, за некоторыми исключениями, при разработке вопроса о грамматических категориях Ломоносов следовал этому плану. Предполагавшиеся в начальный период всякого рода присовокупления к главам не нашли отражения в окончательном плане «Грамматики» — частично они были разбросаны по отдельным главам.

К числу отклонений от плана-схемы можно отнести следующие: 1) не отмечено деление существительных на нарицательные, собственные и собирательные, и термин нарицательные существительные вовсе отсутствует в «Грамматике»; 2) в отличие от плана-схемы, где указано деление существительных на три рода — мужской, женский и средний, в «Грамматике» говорится, что «российские существительные имена суть четырех родов: мужского, женского, среднего и общего» (§ 138).

Грамматика следует за планом и в отношении совместного рассмотрения существительного и прилагательного в пятом склонении имени («пятое склонение заключает в себе имена прилагательные всех трех родов» — § 161). Однако в разделе имен рассматриваются лишь «именные» прилагательные, т. е. чистые прилагательные. «Глагольные» же прилагательные (по терминологии, встречающейся в схеме), т. е. причастия, рассматриваются в разделе о глаголе, что является отклонением от схемы, и в специальной 2-й главе V наставления «О вспомогательных или служебных частях слова».

«Табели». Отклонения от нее касаются, во-первых, определения количества залогов — шесть в «Грамматике» вместо пяти в «Табели» за счет прибавления возвратного залога и, во-вторых, времен — десять («осмь от простых да два от сложенных» — § 268) вместо восьми. Совершенно отсутствует в «Табели» термин совершенный вид, в то время как в «Материалах» и «Грамматике» слово совершенный встречается в применении к временам глагола («повелительное будущее совершенное» — § 335, «прошедшее совершенное» — §§ 313—315, 331, 351, 353, 360, 379, «прошедшее совершенное и будущее совершенное» — §§ 268, 269).

Намерение написать «Российскую грамматику» возникло у Ломоносова во время работы над вторым вариантом «Риторики». Во второй половине 40-х годов (а частично также и ранее) Ломоносов приступил к собиранию материалов для грамматического труда и к разработке его плана. В мае 1749 г. он сообщал Леонарду Эйлеру о том, что в течение 1748 г. «был занят совершенствованием родного языка» («in exolenda lingua vernacula occupatus fui»). До 1754 г., как это явствует из сводного отчета о деятельности за 1751—1756 гг., Ломоносов с перерывами в работе то накапливал разнообразный материал, то «собранные прежде сего материи к сочинению „Грамматики“ зачал приводить в порядок», т. е. предварительно анализировал материалы, группировал их; в 1753 г. для «Российской грамматики» он «привел глаголы в порядок».

После тщательной обработки накопленных материалов и создания плана «Грамматики» написание чернового текста этого труда продолжалось недолго и заняло два неполных года: 1754 и часть 1755 гг., когда, «сочинив большую часть „Грамматики“ привел к концу».¹⁰³ 31 июля 1755 г. Ломоносов уже представил Академическому собранию или, как говорится в Протоколах Конференции Академии наук, «показал „Российскую грамматику“, подготовленную им, но еще не доведенную до конца, и попросил, чтобы ему дали переписчика» («monstravit grammaticam Russicam a se consinnatam, nec tamen prorsus ad umbilicum perductam, rogans un scriba sibi detur, qui illam in album describat»).¹⁰⁴

Для переписки черновой рукописи незавершенного грамматического труда к Ломоносову был прикомандирован академический копиист, поэт И. С. Барков,¹⁰⁵ «Российской грамматики» имел беловой рукописный экземпляр ее. Чтобы ускорить получение разрешения на напечатание «Грамматики», что делалось «с позволения президента», Ломоносов преподнес беловик ее вел. кн. Павлу в день рождения. Уже на следующий день он обратился в Канцелярию Академии наук с просьбой напечатать «Российскую грамматику», ссылаясь при этом на распоряжение президента, данное на «словесный доклад».¹⁰⁶ К репорту был приложен экземпляр «Грамматики», написанный «вчерне», который Ломоносов просил «приказать переписать побелее», и «Идея грыдорованного листа» (фронтисписа). В Академическую канцелярию репорт был передан лишь 17 октября, т. е. почти через месяц.¹⁰⁷Канцелярия распорядилась снова переписать рукопись набело и отпечатать в количестве 1200 экз.¹⁰⁸Переписка рукописи, произведённая в первый раз в течение полутора месяцев, на этот раз продолжалась значительно дольше.

Сохранившиеся архивные материалы отрывочны и не дают возможности точно установить, что происходило с рукописью. Косвенные данные по этому вопросу позволяют сделать вывод о дополнительной работе Ломоносова над текстом «Грамматики» после того, как она была сдана в Типографию. Одним из таких документов является репорт Типографии, направленный в Канцелярию 2 ноября 1755 г. В нем содержалась просьба о необходимости дать распоряжение пунсонной палате «вырезать несколько абиссинских или эфиопских слогов» для «Российской грамматики». К репорту были приложены воспроизведенные каллиграфически и с большой точностью «абиссинские или эфиопские слоги» и «еврейские слоги».¹⁰⁹ «Грамматики» этих «слогов» нет. Две фразы, записанные в черновых материалах «для памяти», свидетельствуют о намерении Ломоносова написать во введении, «какъ древнiе народы изображали iероглификами. Китайцы, после халдеи, евреи и проч.» (7, 690₆₃₀), и во вступлении — о сокращениях. В тексте «Грамматики» (§§ 37—38) есть лишь беглое упоминание о «сокращениях» посредством титлов и слияния букв, в частности: «У абиссинцев самогласные все слитно изображаются с согласными» (§ 37).

Второй документ подтверждает, что в январе 1756 г. рукопись находилась в Академической типографии, которая обращалась с просьбой заказать необходимые для набора «Грамматики» «литеры с акцентами».¹¹⁰

Третий документ свидетельствует о том, что в феврале 1756 г. «определенный при Конференции копиист Барков находится беспрестанно для письма у... профессора Ломоносова» и что «он, Барков, переписывает... „Российскую грамматику“».¹¹¹ «абиссинских и эфиопских слогах» и запись в журнале Конференции о переписке Барковым в феврале 1756 г. «Российской грамматики» показывают со всей очевидностью, что и после сдачи рукописи в набор Ломоносов возвращался к работе над ней. Это обстоятельство подтверждается также тем фактом, что Типография приступила к набору «Грамматики», печатавшейся по распоряжению президента Академии наук, лишь в мае 1756 г.¹¹² Отсюда следует, что существовало не менее трех рукописей «Российской грамматики», причем не все они были идентичными: 1) черновой авторский экземпляр, 2) беловая копия, снятая с черновика переводчиком И. С. Барковым по поручению автора, и 3) исправленная Ломоносовым уже после сдачи в набор (не исключена, правда, возможность, что изменения были внесены непосредственно в беловую копию и что, следовательно, можно говорить в этом случае не об особом экземпляре рукописи, а об иной редакции). Ни одна из рукописей «Грамматики» не отыскана.

Работа Ломоносова над совершенствованием текста не закончилась и после окончательной сдачи рукописи в набор. Она была продолжена позже в связи с подготовкой перевода «Грамматики» на немецкий язык.

Немецкий перевод «Российской грамматики»,¹¹³ «смотрением» Ломоносова, впервые привлек внимание исследователей в 1950—1951 гг. во время подготовки к печати т. VII (Труды по филологии) Полного собрания сочинений Ломоносова. Он был тогда тщательно сверен с русским подлинником. В результате сличения текстов удалось установить, что большая часть смысловых расхождений настолько незначительна, что не дает права признать их безусловно авторскими: они могли быть сделаны и переводчиком. Наоборот, другая, меньшая часть отклонений перевода настолько существенна, что можно с уверенностью утверждать их принадлежность авторскому перу. Поправки касаются 5-й главы I наставления, в котором даются общие сведения о всех частях речи. В §§ 81—83 этой главы внесены существенные дополнения, касающиеся характеристики категории глагола и уточняющие смысл понимания характера действий, производимых существительными; в §§ 572 и 592 примеры русского подлинника заменены другими.

В некоторые формулировки ряда параграфов внесены редакционные поправки с целью придания им большей четкости, например в § 106, где освещается вопрос о способах словообразования, взамен недостаточно ясно сформулированного правила — «3) окончанием, когда в производном речении приращенных согласных букв нет в первообразном, те относятся к следующим самогласным», — автор-редактор дает другой текст, более доступный для понимания: «Wenn in der Endung des Stammworts diejenigen Mitlauter nicht sind, welche sich in den aus diesem Stammwort, abgeleiteten Wörtern befinden, so werden Mitlauter zu dem folgenden Selbstlaute genommen [Если в окончании корневого слова нет тех согласных букв, которые имеются в словах, производных от этого корневого слова, то все согласные присоединяются к последующей гласной]».

В § 130 вместо формулировки: «Запятая употребляется между речениями одинакими или и с приложениями и глаголами, к одному принадлежащими», — дается другая, более отчетливая формулировка: «Das Strichlein (,) gehöret entweder nach einem einzigen oder auch nach mehrern Wörtern, die einen völligen Sinn ausmachen [Запятая употребляется либо после отдельных, либо после нескольких слов, выражающих некую цельную мысль]».

В последнюю фразу § 269, в которой говорится о значении прошедшего и будущего совершенных времен, вносится существенное уточнение: вместо «прошедшее и будущее совершенное значат полное совершение деяния» в немецком переводе: «perfectum praeteritum und futurum perfectum eine vollkommen verrichtete oder eine zu verrichten gewiß bestimmte Handlung andeuten [прошедшее и будущее совершенное означают действие, вполне совершенное или несомненно долженствующее быть совершенным]».

Благодаря некоторым редакционным поправкам немецкий перевод грамматики русского языка стал более доступным для читателя-немца. Подобной правке в основном подверглись параграфы, касающиеся вопросов фонетики. Ломоносов дополнил их материалами, характеризующими особенности произношения русских звуков и обозначения на письме тех звуков, которые отсутствуют в немецком языке. Так, в примечаниях к § 90, занимающих целую страницу, набранную петитом, приводится подробное разъяснение об употреблении ъ и ъ7, 870—871) и сопоставлением с особенностями «звучания ъ и ь» в немецком и французском языках (7, 871): «Z. E. im Deutschen haben die Wörter Dach, Schlacht, durch, recht, richtig ßischen müste man sie nach ihrer rechten Aussprache дахъ, шлахтъ, дурьхь, рехьть, рихьтихъ schreiben nicht aber дурхъ, рихтихъ; Brouillard, Bataillon im Französischen werden gleichfalls , nicht aber брулъяръ ausgesprochen [Например: по-немецки в словах Dach, Schlacht, durch, recht, richtig, wircklich — мягко. По-русски, сообразно точному их произношению, следовало бы писать дахъ, шлахтъ, дурьхь, рехьть, рихьтихь, но не дурхъ, рихтихъ; по-французски произносятся брульяръ, баталiонъ, а не брулъяръ».

В § 91 говорится о произношении й.

В § 87 передача русской азбуки сопровождается фонетическими пояснениями, содержащими указания об особенностях произношения того или иного звука в русском языке или о тождественности в произношении некоторых звуков русского языка с соответствующими звуками немецкого языка (7, 587).

К § 35 «Грамматики» добавлено примечание, разъясняющее вопрос о русских шрифтах: «In Rußland werden zweyerley Schrilften gebraucht. Die eine ist der alte oder Kirchen-Druck, die andere der neue oder bürgerliche Druck, und dieser ist jetzo allgemein, außer, das jener noch in allen geistlichen Büchern beybehalten wird [В России применяется двоякого рода печать: одна — старая, или церковная печать, другая — новая, или гражданская печать, и последняя теперь общеупотребительна, но старая сохраняется еще во всех духовных книгах]».

§ 59 оригинала Ломоносов говорит о том, что в русском языке «увеличительные имена» «отменою окончания коренного имени» «весьма многие производятся» (сейчас мы рассматриваем эти случаи как случаи образования существительных посредством суффиксов). В немецком переводе соответствующий текст дан более распространенно: «Die Deutschen und Franzosen haben dieses nicht, und müßte man etwa дворина und дворище auf Deutsch ein großes Haus, oder vielmehr ein Ungeheuer von einem Hause geben, weil diese Vergrößerungswörter gleichsam allemahl mit einer Art von Verachtung verknüpft sind [Ни у немцев, ни у французов этого нет, и слова дворина и следовало бы по-немецки перевести большой дом или лучше чудовище, а не дом».

В § 161 добавлено склонение прилагательного божий в женском и среднем роде. В § 475, текст которого оставлен без изменения, дано пояснение к измененному примеру «ежели здравствуешь, то изрядно, а мы живем здорово: Hier ist in dem ersten Satz das ты ßen, wird aber darunter verstanden; in dem andern ist das мы mit живем in gleicher Zahl und Person [Здесь в первом предложении ты опущено, но подразумевается; во втором мы в одном числе и лице с живем]».

§ 262 склонение числительного полтретья, в § 263 — склонение числительного оба.

Кое-где, учитывая, что перевод «Российской грамматики» предназначен не для русских, Ломоносов решил «излишество откинуть», например, в § 532, в том месте, где речь идет о необходимости согласования деепричастия с личным глаголом и где осуждаются случаи несогласования, было опущено выражение: это «весьма неправильно и досадно слуху, чувствующему правое российское сочинение».

Все приведенные факты внесенных в немецкий перевод поправок свидетельствуют о серьезном авторском «смотрении». Однако следует отметить в немецком тексте наличие ряда погрешностей, касающихся неправильного перевода русских лексических примеров на немецкий язык, например: слово пижма § 165), которое в русском языке означает дикую рябину и белоголовник (Даль), передано на немецком языке словом eine Peonie, что переводится на русский язык словом пион, слово плею (§§ 312 и 320), означающее тлею, горю без пламени, переведено в одном случае как Ich versenge — , в другом случае Ich brenne an — зажигаю; слово чистецъ § 181), означающее траву гравилат, гребник, а также очищенный, отрепленный и вычесанный лен, переведено на немецкий словом das Fegfeuer, что значит по-русски чистилищеграмотка (§ 532) в примере: «написавъ я грамотку, посылаю за море», передано словом грамматика, что свидетельствует о незнании переводчиком русской разговорной речи того времени, в которой грамоткой именовалось письмо. Эти неправильности в переводе русских слов на немецкий язык невозможно считать ломоносовскими: прекрасно зная русский язык и язык перевода, он не мог допустить таких нелепостей.

выводу о том, что редакторские поправки были внесены Ломоносовым в русский текст до передачи его Стафенгагену для перевода. Перевод, частями передававшийся Стафенгагеном в Типографию для напечатания, по-видимому, миновал ломоносовское «смотрение».

Примечания

⁹² «Ломоносов. Сборник статей и материалов», т. I, Изд. АН СССР, М. — Л., 1940, предисловие, стр. 3.

⁹³ С. И. Вавилов

⁹⁴ ПСС, т. 1, стр. 424.

⁹⁵ Там же, стр. 74—75.

⁹⁶ Там же, т. 4, стр. 163.

⁹⁷ Ф. И. . Ломоносов как грамматик. В кн.: Празднование столетней годовщины Ломоносова 4 апреля 1765—1865 имп. Московским университетом. М., 1865, стр. 67.

⁹⁸ Там же, стр. 73.

⁹⁹ Д. С. Лихачев— Л., 1952, стр. 16.

¹⁰⁰ С. П. Обнорский. Язык договоров русских с греками. Сб. «Язык и мышление», вып. V—VII. М. — Л., 1936, стр. 403.

¹⁰¹ ПСС, т. 7, стр. 895.

¹⁰² «Материалы к „Российской грамматике“» в скобках указывается: курсивом — номер тома, прямым шрифтом — страница по ПСС, мелким шрифтом — номер примечания в том же томе; при ссылке на «Российскую грамматику» в скобках дается номер параграфа.

¹⁰³ ПСС, т. 10, стр. 389, 391, 464.

¹⁰⁴ Протоколы заседаний Конференции имп. Академии наук с 1725 по 1803 год, т. II, 1744—1770. СПб., 1899, стр. 333.

¹⁰⁵ ПСС, т. 7, стр. 847; ААН СССР, ф. 3, оп. 1, № 203, лл. 109—110.

¹⁰⁶ ААН СССР, ф. 3, оп. 1, № 204, лл. 211—212.

¹⁰⁷ —212.

¹⁰⁸ ПСС, т. 7, стр. 848; ААН СССР, ф. 3, оп. 1, № 466, л. 348.

¹⁰⁹ ААН СССР, ф. 3, оп. 1, № 205, л. 7—7 об.

¹¹⁰ Там же, № 525, л. 51.

¹¹¹ Там же, л. 78.

¹¹² —5.

Сноски к стр. 56

¹¹³ Rußische Grammatick verfaßet von Herrn Michael Lomonoßow... aus dem Rußischen übersetzt von I. -L. Stavenhagen. St. -Pt., 1764.