Берков П. Н.: Ломоносов и литературная полемика его времени. 1750—1765
Глава четвертая. Полемика в "Ежемесячных сочинениях"

Неутолимый наш и ревностный певец.
Защитник, опекун, предстатель и отец
Коль много обе мы тобой одолжены;
Мы славны по тебе и честью почтены.
Когда б ты в тучное нас чрево не вливал,
Никто б о бедных нас и не воспоминал.
А ныне пухлые стихи твои читая.
Ни рифм, ни смыслу в них нигде не обретая,
И разбирая вздор твоих сумбурных од,
Кричит всяк, что то наш не твой сей тухлый плод.
Что будто мы не ты стихи сии слагаешь.
Которых ты и сам совсем не понимаешь,
Что не Пермесский жар в тебе уже горит,
Но водка и вено сим вздором говорит,

Как хватишь полный штоф нас пышными устами.
Вот в какову теперь мы славу введены
Но славой сей тебе мы, отче наш, должны.
Когда б не врал стихов, мы б в вечном сне замерзли
Или в несытой бы алчбе как прах исчезли,
Сию ты продолжай к нам ревностна щедроту;
Дадим к вранью еще мы большую охоту.
Пускай, коль хочет кто, пребудет твердо в том.
Что пахнет всякой стих твой водкой и вином;
Не гневайся на то, тебя в том не убудет;
Довольно таковых людей еще здесь будет.
Которые тебя писцом все будут звать.
Как можно только тщись темнее оды ткать.
На ясность не смотри, пиши и завирайся,
О славе будущей в потомстве не старайся;
На что тебе она не в гроб ее нести
Когда умрем, по нас трава хоть не расти. ²

Обширные размеры полемики вокруг елагинской Сатиры на петиметра и большая заинтересованность литературных кругов объектом спора не могли не повлиять на Ломоносов. а Бесцеременио-грубые формы этой полемики, переводившие ее из русла социального в более узкие, личные споры, не могли не натолкнуть Ломоносова на мысль о необходимости внести какой-то корректив в существующий в современной ему литературной практике порядок.

В самом начале 1754 г. Ломоносов в письме И. И. Шувалову, сообщая, что безуспешно старался достать для него старинное академическое издание "Примечания на ведомости", и отметив редкость "Примечаний" и большой интерес читателей к подобным изданиям, высказал мысль о желательности возобновлення аналогичного журнала: Весьма бы полезно и славно было нашему отечеству, когда бы в Академии начались подонее сим т. е. Примечаниям периодические сочинения; только не на таких бумажках по одному листу, но повсямесячно, или по всякую четверть или треть года, дабы одна или две-три истории содержались в книжке, и в меньшем формате, чему много имеем примеров в Европе, а из которых лутчии последовать, или бы свой применяясь выбрать можно. ³ 3 января 1754 г. . Однако не может быть сомнения, что эта идея Ломоносова находилась в тесной связи с его литературными боями с сумароковско-елагинской группой. Сознавая силу и значение печатного слова, что сказалось в Диссертации о должности журналистов, относящейся к тому же 1754 г. , Ломоносов хотел, очевидно, создать, взамен обычных тогда рукописных форм полемики, литературный печатный орган, где тем же вопросам можно было бы придать серьезный и благопристойный характер и более общий интерес.

Ежели же какая материя сумнительна, и от разных писателей различным образом изъяснена: то всякому но справедливости позволить надлежит, доколе он держаться будет самого дела, чтоб не опровергать с огорчением мнении Другова, но оставлять на рассуждение читателю, которое из них он за справедливое или за вероятное принять сам по хочет.

Но, сделав такое разъяснение, Миллер снова возвращается к вопросу о полемическом моменте в Ежемесячных сочинениях:

И как мы равномерно желаем, чтоб и Стихотворцы сочинения свои нам сообщали, между которыми быть могут и забавные; то мы надеемся что сочинители оных ни до кого персонально касаться не будут. Чего ради просим всех тех, которые присылать к нам станут своп труды, не отступать от сего нашего намерения.

Буде же и сии наши Сочинения паче чаяния войдет что нибудь, чем бы кто мог быть недоволен; то мы уповаем, что не причтено будет то в вину нашему собранию, ибо всего предвидеть не возможно.

Стихотворческие сочинения принимаем мы наипаче для того, что в них многое весьма сильнее и приятнее изображается, нежели простым слогом: к тому мы за должность свою признаваем, писать не токмо для пользы, но и для увеселения читателей. Такие стихотворцы, каких Россия ныне имеет, достойны, чтоб потомкам в пример представлены были; а особливо не должны мы умалчивать о тех сочинениях, в которых содержатся достодолжные похвалы величайшей в свете монархине и всемилостивейшей паук питатсльнице и покровительнице.

Есть еще другие пиитические сочинения, которые не требуют, чтоб написаны были стихами, а именно: нравоучительные притчи, сны, повести, и подобные тому описания. Изображенные таким простым слогом пиитические вымышленна не меньше полезны, коль и приятны. Того ради, намерены мы временем сообщить и такие сочинения; а притом чаем, что и переводы всяких полезных и приятных материй, взятых из иностранных книг, не неприятны будут читателям. Довольно, когда наблюдаемо будет главное намерение, и когда все взятое из тех книг содержать будет очевидную пользу.

Коль великое множество имеем мы еще других материй, когда читаталям нашим предвосприимем сообщать экстракты из достовернейших Российских летописей, списки с старинных грамот и с архивных дел, описания церемониям и торжествам при дворе ее императорского величества происходящим, высочайшие узаконения и указы до всенародного благополучия касающиеся, которые, потому что вечно в силе своей остаться имеют, паче других достойны сохранения; и когда притом еще объявлять будем о иностранных и здешней печати новых и полезных книгах, также и о знатнейших политических каждого месяца приключениях. При толь великом изобилии не мним мы, чтоб когда мог быть недостаток в матерях, а еще меньше того опасаемся, чтоб для их различности оные кому наскучили.

Но не будет ли трудности в избрании, между столь многими материями наилучших и полезнеищих Может быть некоторым и не понравится, когда при разности материй усмотрят и разность в слоге; но при таком деле, над которым трудятся разные сочинители, миновать того никак не возможно. Не все и переводы могут им показаться равной доброты, по тому что к оным иногда употреблены будут и молодые люди, которым вдруг достигнуть не возможно до такого совершенства, какое требуется от искусного переводчика. Однако мы, не взирая на все сие, не меньшей пользы от нашего предприятия и благосклонного об оном в читателях мнения ожидаем.

В заключение Миллер извещает читателей и возможных я будущем сотрудников о порядке прохождения статей в с Ежемесячных сочинениях.

Одно еще осталось упомянуть. Все сочинения, сюда вносимые, должны прежде напечатанная рассматриваны быть особливым сообранием. Мы справедливо надеемся, что никто не потребует, чтоб выключен он был от такого рассмотрения. Ибо сие собрание рассматривать будет не слова п. ее слог хотя бы и нашлось что требующее поправления; но только самое дело, то есть, чтоб ничего закону, государству и благонравию противного, также и ничего другому, или самому сочинителю предосудительного и чести вредительного, не входило в наши сочинения. Впрочем всякому сочинителю оставляется самому ответствовать в том, что иногда читателям сумнн-тельно, или не довольно доказано показаться может; а собрание никакого участия в том не приемлет.

В заглавии уже показано, что благосклонный читатель продолжения наших трудов чрез каждый месяц ожидать имеет.

Как явствует из приведенных выдержек, главной заботой Г. Ф. Миллера в Предуведомлении было подчеркнуть академичность журнала и стремление избежать полемика на его страницах. Не может быть никаких сомнений, что эта настойчиво проводимая мысль находилась в зависимости от только что закончившейся полемики, о которой Миллеру, а, может быть, и другим академикам, было известно и повторения которой на страницах своего журнала Академии, состоявшей под началом гр. К. Г. Разумовского, с одной стороны, и зависящей от всесильного И. И. Шувалова-с другой, всячески приходилось опасаться. Несомненно также, что Миллер, видя расслоенность тогдашних писательских рядов, усматривал в подобной полемике один только личный момент и не осознавал социальных основ этой борьбы

Первые четыре книжки Ежемесячных сочинений прошла более или менее благополучно, явно полемического материала в них не было. Впрочем, некоторые сомнения могли вызвать стихотворения в первых двух номерах журнала. Первое анонимное озаглавлено: Правда ненависть рождает и посвящено как будто абстрактной теме, являющейся заглавием, ⁶ Другое, тоже анонимное, но по орфографии, языку п. стихотворной фактуре несомненно принадлежащее Тредиаковскому, что подтверждается документами, более подозрительно. ⁷ Называется оно В крайностях терпение пользуем и, очень возможно, , является ответом злосчастного поэта на многократные нападки, иа него с разных сторон.

Не тела я болезнь стихами исцеляю:

начинает он свое стихотворение,

От зол унывший внутрь дух в бодрость восставляю.

Далее он поясняет, что его задача не конкурировать с врачами, а напомнить о consolatio если не philosophiae утешение философией, то поэзией:

Кто телом заболел, врачи того лечат
Хоть некогда больных лекарством в землю мчат.
Кто ж духом заболел, такому б от Сократа
Долг помощи желать, оставив Гиппократа:
Но ныне Философ для многих странен есть,

Так врачество даю болящим из Пиита:
К Пиитам и у нас легла дорога бита.

Затем он обращается к поэту:

Будь полъзуяй Пиит, когда увещевать,
И силен сердца скорбь поспешно врачевать.

После этой вступительной части идет непосредственное рассуждение о том, что в крайностях терпение пользует:

О вы, в которых боль по беспокойству духа,
Крушитсяль кто из вас от ложна в людях слуха;
Тщеславный ли язвит, и жалит где кого:
Прегрубый ли блюет всем зевом на него;
Безумный ли какой ругает безобразно;
От злобыль стервенясь иной порочит разно;
Ничтожит ли давно, с призором гордый Ферт;
Чрез сильноголь бедняк несправедливо стерт;
По страстиль чем тебя и нагло кто обидит,
Без всяких ли причин сверь меры ненавидит;
Иль предпочтен тебе в способности другой;
Или врагом восстал нечаянно друг твои;
Иль ухищренный льстец копает ров лукаво,

Иль в очи, ни при ком, хвалить не престает,
Кой за глаза в хулах, при всех, не устает;
Иль, словом, страждет кто из вас навет поносный,
И так, что жизни век затем ену не сносные,
А нельзя применить, и от того уйти,
Ни способа отнюдь к спасению найти:
Послушайте, что вам Горации предлагает,
Да более дух ваш не преизнемогаег,
Как зло вас, говорит, с покоем разлучит;
Терпите: всяк, терпя, суровость умяхчит.

Возможно, что ответ Тредиаковского своим зоилам не связан именно с полемикой 1753 г. , но защитный характер этого-стихотворения едва ли может быть опровергнут.

Слабые элементы полемики могут быть усмотрены в Разговоре о должностях человека, в котором встречаются такие фразы:

Сократ

. . . Таким образом звездочет и стихотворец в ваших глазах суть люди-достойные

Эвагор

Погодите: тут есть несколько справедливого: однако, я бы еще точно утверждать оного не хотел. Мне кажется, что идея человека достойного-содержит в себе еще нечто больше.

Сократ

Разве вам хочется сказать, что есть свойства гораздо больше нужные, , дабы заделать человека достойного

Эвгор

Конечно так. Есть кроме звездочетов л стихотворцев довольно людей достойных; есть же напротив того ученых звездочетов и изрядных стихотворцев, коих однакож мало почитают. . .

Сократ

Положим, что человек довольно знает наук и что он об наг рассуждает искусно; но ежели бы оной человек был без веры и без благонравна, назвали бы вы его человеком достойным

Эвгор

Никогда Я бы его более презирать стал. . , ⁸

Приведенные отрывки из материалов, содержавшихся и первых четырех номерах Ежемесячных сочинений, показывают, что отчетливо полемического характера названные произведения не имеют и что лишь при желании можно усмотреть в них элементы, намеки на полемику. Совершенно иной характер имеет помещенное в майской книжке Ежемесячных сочинений О качествах стихотворца рассуждение. Оно было напечатано анонимно; ни в переписке Миллера, ни в сохранившихся материалах по Ежемесячным сочинениям, ни, наконец, в протоколах Конференции Академии Наук нет данных об авторе этого рассуждении. Вообще об этой статье и приведенных в известность материалах Архива Академии Наук можно найти одно, кажется, только упоминание. В протоколе Конференции от 10 мая 1755 г. записано, что также была предназначена ко включению в майскую книжку диссертация Тредиаковского о древнем, среднем и новом стихотворении российском, но так как в этом номере содержится рассуждение о качествах стихотворца, а диссертация Фишера о происхождении и языке татар по времени поступления предшествует, то постановлено перенести названную диссертацию Тредиаковского в следующую книжку Ежемесячных сочинений, а упомянутую Фишера включить в текущий месяц. ⁹ Таким образом, и это единственное упоминание об анонимном рассуждении не дает никаких новых данных для решения вопроса об авторе. Однако, нет никакого сомнения в том, что статья эта принадлежит Ломоносову. К доказательству этого тезиса надлежит сейчас обратиться.

В одном из хранящихся в Архиве Академии Наук сборников черновых бумаг Ломоносова имеется отрывок, озаглавленный О нынешнем состоянии словесных наук в России. Отрывок Этот достаточно давно известен в литературе; впервые он был опубликован акад. П. П. Пекарским в Дополнительном известии для биографии Ломоносова 1865, а затем перепечатан акад. М. И. Сухомлиновым в академических Сочинениях Ломоносова. Статья эта представляет большой интерес при рассмотрении литературной деятельности автора Тамирыв и должна была, по- видимому, представлять характеристику современной поэту русской литературы. Об этом говорит не только ее заглавие, но н зачеркнутые варианты его О чистоте российского штиля и о новых сочинениях российских, а также отброшенное начало: Предпринимая оинсание нынешнего состояния словесных наук в России. . . Из сохранившегося отрывка явствует, что статья была задумана в полемическом плане. Бот текст ее с сохранением в скобках зачеркнутых мест. Коль полезно человеческому обществу в словесных науках упражнение, о том свидетельствуют просвещенные Европейские древние и нынешние просвещенные народы. Умолчав о толь многих известных примерах представим одну Францию, о которой по справедливости сомневаться можно должно могуществом ли больше привлекла к своему почитанию другие государства, или науками особливо Словесными, очистив и украсив свой язык трудолюбием искусных писателей. Военную силу ее чувствуют больше соседние народы, употребление языка не токмо по всей Европе простирается и господствует; но и в отдаленных частях света разным Европейским народам как единоплеменным для сообщения их по большой части служит. Посему легко рассудить можно, коль те похвальны, которых рачение в словесных науках служит к украшению слова и к чистоте языка особливо своего природного; противным образом коль вредны те, которые нескладным плетеньем хотят прослыть знающими искусными и осуждая самые лутчие сочинения, хотят себя возвысить; здесь приписано с боку: NB возбуждение стыда н раскаяние на конце сверх того подав худые примеры своих незрелых сочинений сводят с истинного приводят на неправой путь юношество приступающее к наукам, в нежных умах вкореняют ложные понятия, которые после истребить трудно, или вовсе невозможно. Примеров далече искать нет нам нужды. Имеем в своем отечестве. Красота, великолепие, сила и богатство Российского языка явствует довольно из книг в прошлые веки писанных, когда еще не токмо никаких правил для сочинений наши предки незнали, но и о том едва ли думали, что оные есть или быть могут быть на свете. . .

Комментируя этот отрывок, М. И. Сухомлинов вполне правильно связал содержащиеся в нем намеки на каких-то неудачливых литературных учителей с письмами Ломоносова о своих зоилах. Невидимому, этими сопоставлениями имелось в виду подчеркнуть полемический характер отрывка О нынешней состоянии словесных наук в России и хронологически приурочить его ко времени около 1753 г.

Соображения М. И. Сухомлинова о характере и датировке настоящего отрывка должны быть признаны правильными не только в силу указанных ни доводов, во и в связи с тем, что есть материалы, еще более подтверждающие выдвинутое положение; материалы эти были в руках как П. П. Пекарского, так и М. И. Сухомлинова, но почему-то не были использованы ими. На том же л. 150, на котором находится отрывок О нынешней состоянии словесных наук в России в, имеется запись, которая представляет программу следующей ниже статьи, оставшейся незаконченной. Программа эта состоит из следующего:

1. Против грамматики.

2. Какофония: брачные браку.

3. Неуместа словенщизна: дщерь.

4. Против ударения.

5. Несвойственные.

6. Лживые мысли.

Способы.

Натура
Правила
Примеры
Упражнения

неразборчиво

довольно

я сделал

то и то

Очевидно, статья предполагалась в двух частях: первая должна была представлять разбор какого-то или нескольких конкретных произведений из новых сочинений российских со стороны чистоты российского штиляэто видно из зачеркнутых заглавий см. выше. Надо полагать, что некоторые произведения были в стихах; на это наталкивает четвертый пункт программы против ударения. Невидимому, это было какое-то сочинение Сумарокова начала 50-х гг. или же отрывки из ряда произведений его и его учеников. Так, например, запись 2. Какофония: брачные браку наводит на мысль, что здесь фрагмент прозаический; иначе пришлось бы допустить, что в начале 50-х гг. кто-то Сумароков применял дактиль: Брачные браку. Очень интересен пункт 3. Не у места словенщизна: дщерь. Упреки в смешении стилистических рядов писателям дворянам, точнее Сумарокову, сделал в 1750 г. Тредиаковский. Он писал: а Вижу в стиле трагедий и эпистол совокупно высокость и носкость, светлость и темноту, надмение и трусость, малое нечто приличное, а премногое непристойное; вижу точный хаос_: все же то не основано у него на Грамматике, и на сочинении наших исправных книг, но на площадном употреблении. ¹⁰ И сам Ломоносов в Предисловии о пользе книг церьковных в российском языке, говоря о среднем штиле, отмечает, что в сем штиле должно наблюдать всевозможную равность, которая особливо тем теряется, когда речение Славянское положено будет после Российского простонародного. ¹¹ Очевидно, замечание о вне у места словенщизне нужно понимать в этом именно смысле.

Вторая часть должна говорить о способах исправления русской словесности. Здесь в программе перечислялись те пункты, которые, по мнению Ломоносова, могли явиться радикальным средством или, по крайней мере, условием перестройкп литературы. По сравнению с цитированным выше стр. 7 2 Вступления к Риторике 1718 г. нового эта часть программы ее содержит. Сопоставление обоих текстов покажет это нагляднее;

Но статья эта Ломоносовым почему-то не была закончена. Возможно, что начата она была еще в 1753 г. под непоседственным впечатлением полемики вокруг елагинской сатиры, и сознание невозможности опубликовать ее остановило Ломоносова. Однако, мысли о статье, посвященной современной литературе, он не оставил и, вероятно, в конце 1754 или начале 1755 г. вернулся к ней, придав ей во этот раз форму рассуждения о качествах стихотворца. Что статья эта не могла быть написана позднее апреля 1755 г. , говорит то обстоятельство, что в заседании Конференции Академии Наук от 10 нал 1755 г она значится, как включенная в состав майской книжки Ежемесячных сочинений, в которой она и была напечатана. Не могла она быть написана также ранее 1753 г. , так как в ней цитируется Искусство поэзии Горация в переводе Н. Н. Поповского, вышедшее в 1753 г. Если принять во внимание, чтив течение апреля 1755 г. Ломоносов настолько был занят сочинением Слова похвального Петру Великому, что не посещал даже заседаний Конференции Академии Наук, то станет очевидный, что написано было О качествах стихотворца рассуждение не позднее начала 1755 г.

Положение о принадлежности статьи О качествах стихотворца рассуждение Ломоносову высказывалось на предшествующих страницах без приведения доказательств. При это было отмечено, что документальных подтверждений этого обстоятельства в архивных и печатных источниках найти не удалось. Тем не менее тезис об авторстве Ломоносова может быть доказан иными путями. В самом деле, определение автора анонимного произведения может быть признано безусловным и без наличия каких-либо документов, устанавливающих этот факт, в том случае, если соблюдаются некоторые непременные условия, при этом в своей совокупности, а не порознь взятые. Условия эти следующие:

а) идеологическое единство данного произведения с произведениями предполагаемого автора, относящимися к тому же времани;

б) стилистическое единообразие данного произведения с прочими относящимися к тому же времени произведениям предполагаемого автора; впрочем, следует учитывать возможность стилизации или, наоборот, намеренного сглаживания языковых особенностей конспирация и т. д. ;

в) совпадение биографических фактов, отразившихся в ононимном произведении, с известными фактами биографии автора.

Помимо этих, так сказать, положительных условий необходимо соблюдение еще одного отрицательногодоказательства непринадлежности данного произведения другим претендентам

Если обратиться к анализу рассуждения во качествах стихотворца со стороны идеологической, то можно установить следующие факты.

Этот отрывок, направленные, конечно, против Сумарокова, вероятно, имеет в виду известное место в комедии последнего Тресотиниус, где с первого же явления высмеивается знание героем пьесы Арапского, Сурского и Халдейского и прочих языков.

Далее следует опять-таки, по видимому, портретно-карикатурное изображение:

Сам напротив того когда напишет мадригал или песню любовную, то прэчтет сперва домашнем, гостя всякого ими же отправит, потом и ветреному и поперешному читая глядит в глаза при всякой строчке. Где думает жалость изобразил: тут у себя сперва слезы отирает, смешное ли что, покажется ему, написал: сам прежде захохочет и таким образом вделав себя смешным и жалостным, и подлинно смех и жалость о себе возбудит в слушателе разумном. Сие он видимое почти над собой посмеяние, за великую принявши мадригалу и песне своей апирибацию, думает по самолюбию, что похвала домашних и притворного приятеля есть та самая аппробация, которой в публике Авторы ищут, и для того нацмен столько становится своими в Поэзии мнимыми успехами, что судит и решит о всех сочинениях без зазору и без остановки, и тем бич подаст на свое невежество людям здравого рассуждения. Такого Рифмача не убережется, чтоб и не прогневать иногда не примирительно, потому что и всякой разгневанный Автор неутолим в ярости. И не удивительно. Он читавши нахально многим свои сочинения, и слыша похвалы, или по лести, или по ласкательству, привык себя чтить совершенным, да в том самолюбии и закоснел уже чрез многие лета. О коль великий удар, когда он услышит стороной, что кто ни есть дерзнул назвать песню его нескладною Сему он не отпустит ни в сей ни в будущий век, извержен на него весь яд свой, сулит все пропасти земные, татьбу дерьковную на него взводит. Бегает и мечется с ярости к другу и недругу в дом, проклятию предает желание служить наукою народу, кричит, что общество видимой лишается уже пользы. Сожгу книги брошу стихотворство пропади все, что я ни писал Нещастие наше, что на своей клятве на долго остался! Завтра не утерпел, другой Мадригал, нового будто вкусу, компании кажет.

Сумарокова подобные угрозы известны; по видим Ому, они имели место и ранее.

Особенно любопытен следующий отрывок:

Съехався с соперником, и поговори трусливо тотчас вскричит тебе, возьмем перо и бумагу, кто больше из нас напишет. Таковое нещастие и Горации в свое время терпел: Тотчас де Криспнн мена вызывает, возьмем, буде хочешь перо, возьмем бумагу, пусть нам дадут место, час я свидетелей, посмотрим, кто больше из нас напишет.

Вероятно, здесь имеются в виду литературные состязания, любителем которых был Сумароков Три оды парафрастические псалма 143, Несколько строф двух авторов и т. д.

Совсем неприкрыто в Сумарокова, хвалившегося знанием немецкой поэзии и, в частности, добивавшегося чести быть избранным в Лейпцигское ученое общество, метит следующий отрывок:

другой эпиграмму. Прочитавши любовную песню, ах Сударыня, вздохнувши скажет, жаль, что вы Анакреонта в переводе не читали, вы бы увидели, сколь близко я сему Греческому стихотворцу подражаю. Я читал при том и Геллерта и Готшейда на Немецком, великие то люди в Лейбдигском Немецком собрании Бесспорно, что Анакреонт из старых великий стихотворец, другие между учеными знатны, Но тебе ли быть такова, как они, когда одних ты читаешь в переводе и несовершенно разумеешь, других хотя и в оригинале, да не имеешь сам того источника, из которого они почерпают.

Как известно, в 1756 г. протежировавший Сумарокову академик Миллер исхлопотал ему через немецкого поэта и ученого Готшеда звание члена Лейпцигского литературного общества. ¹⁶ Очевидно, хлопоты эти начались давно, и именно она были осмеяны Ломоносовым в приведенном только что отрывке.

Против Сумарокова обращен и следующий отрывок: Другой и поте лица своего пишет речи площадные и простонародные. Таковы всегда те стихотворцы, которые сами себя хвалят, и чтут себя за великих, аи уважая, что публика об пах говорит. Упреки, даже нападки па Сумарокова за то, что он сочиняет высокое и низкое словоупотребление, общеизвестны. Приведенный сейчас отрывок, очевидно, должен быть поставлен в Этот же ряд.

Одно место направлено, по видимому, непосредственно против И. П. Елагина. В Сатире на петиметра и кокеток Елагин, обращаясь к Сумарокову, который по его словам, сочиняет стихи без затруднений, писал между прочим следующее:

Потею и тружусь, но все то без успеха.
По горпице раз сто прибегши, рвусь, грущу,
А рифмы годная нигде я не сыщу;
Тогда орудие писателей невинно

Нельзя мне показать в беседу было глаз.
Когда б меня оптиметр увидел в оный час.
Увидел бы как я по горнице верчусь,
Засыпан табаком, вздыхаю и сержуся,

В Рассуждении о качествах стихотворца есть место, которое производит впечатление ответа ни только что процитированные стихи Елагина:

Удивительные иногда качества на себя приемлет, сжали смен сказать, таковой мнимый Автор. Он старается в людях себя казать неумы-тызг лицеи н нечесаною головою, дао чрез то знать, что всегда дома сидит над горшком чернил п. стопою бумаги. Кому де меня зазреть Сие оставляю, говорит, людям досужным, а нам сидя с мертвыми друзьями, наколи о том помышлять.

Что касается положительной стороны О качествах стихотворца рассуждения, то помимо сказанного выше стр. 161, следует отметить настойчиво выдвигаемое требование Ломоносова о том, чтобы поэт писал учительные т. с. серьезные поэмы, что-либо учительное и служил наукою народу.

Таким образом, в рассуждении этом Ломоносов легкой средне- дворянской поэзии противопоставил серьезную программу лагс-ратуры как гражданского служения. В безделицах, цитировал он Цицерона в заключение статьи я стихотворца не вижу, в обществе гражданина видеть его хочу, перстом измеряющего людские пороки. Ср. всю статью в приложении 1 к настоящей главе.

журнала, принципиально отводившего всякие литературные споры, должна была приноровиться к обстановке и имела на этот раз спокойные и более приличные формы.

Наиболее академичным оказался Г. Н. Теплов, лицо близкое к гр. К. Г. Разумовскому, а следовательно и Сумарокову и Елагину.

В июльской книжке Ежемесячных сочинений было напечатано также анонимное Рассуждение о начале стихотворства Теплова. ¹⁷ Автор проводит мысль, что Красноречие самое важное из всех средств, которое девствовать может в сердцах человеческих более нежели какое-либо иное действие. Красноречивые люди, но его мнению, своим языком и речью или тиранов умягчали, или к вовне и бою общество побуждали, или страсти утоляли других, или возбуждали речью огонь любовный и преклоняли твердые и окаменелые иногда сердца любовниц своих. Таким образом, красноречие положило начало поэзии, первой и наиболее естественной формой которой является песня, и именно любовная песня. Почитать надлежит страсть любовную больше вкорененную в род человеческий, нежели многие другие страсти. . . Она родила любовные мысли, она произвела любовные речи, которые, когда соединяются с волосным пением, произвели падение слов, и для лучшей приметы кончащегося разума, млн. паче музыкального тону, рифмы. Признавая дальнейшее развитие поэзии в сторону дидактики, Теплов все же отдает предпочтение не этим искусственным формам, а естественным, т. е. , песням. Сие мнится быть происхождение от начала стихотворства в натуре своей, которое после обратился в великую важность между учеными людьми. Таким образом, рассуждение о начале стихотворства представляло собой апологию дворянской песенной поэзии и, не выступая открыто против дидактической поэзии, стремилось представить ее как продукт цеховой учености, имеющей сравнительно узкий интерес. Ср. статью Теплова в приложении II к настоящей главе.

Если это возражение Ломоносову строилось на теоретической почве, то совсем иной характер имела длинная статья И. П. Елагина, носившая название Автор. ¹⁸ Yerstandes nnd des Witzes в июльской декабрьской книжках за 1743 г. была помещена анонимная статья Der Autor. ¹⁹ Сравнение оригинала с переводом показывает, что обработка Елагиным делалась применительно к русские условиям. Особенный интерес представляет первый лист Автора, написанный очевидно под свежим впечатлением Рассуждения о качествах стихотворца. Ряд намеков, заключающихся в этой статье, легко раскрывается и позволяет заключить, что Елагину было известно, кто является автором анонимного рассуждения, направленного против дворянской поэзии вообще и против Сумарокова и Елагина в частности.

Намеки эти частью вплетены в основную ткань статьи, представляющей как бы непринужденную болтовню автора человека, стремящегося прослыть ученым, па имея на то никаких данных, частью заключаются в немецком тексте, по на русской почве приобретают особый смысл. Автор признается, что книг не читает, а лить просматривает реестры книгам. Сим образом продолжает обстал я прямым ученым человеком, который ни к чему не прилежал, но во всех науках автором быть может. Из философии знаю я математической способ учения, противуречия, действующую причину, монады, согласие, лучей свет и другие сим подобные слова, которыми я при случае наделаю шуму, нежели полицейские барабаны во время пожара. Нектону даю перед Лейбницам преимуществом, не для того, чтоб я их читал, но только для того, чю я более люблю англичан, нежели немцев. Все, что я пишу, имеет нечто высокое, достойное меня, а труда мне не приключающее.²⁰ Невтон невидимому, намек на стихи Ломоносова о собственных Платанах и быстрых разумом Нектонах. В другом месте а втор говорит, ч го сам он стихов не пишет, но просит стихотворцев, чтоб они не иное что, как хорошие родильные, свадебные, имянинные и погребательные кармины. . . присылали. Аб сие суть прямые случаи, при которых стихотворство имеет свое достоинство. . . Ныне не видим почти хорошей поэзии, ниже существа ее, ибо стихотворцы упражняются в других родах стихов, а не в тех, которые упомянуты мною. Это явно метит в придворную поэзию Ломоносова; такой же смысл имеет упоминаемый в другом месте Мадригал на Мецената при случае обрезывания ногтей. ²¹

Любопытен выпад против требования от стихотворца знания грамматики, Граматичеекие ошибки хотя я и делаю, но они потому приметны быть ие могут, что я о всех прочих писателях, а особливо стихотворцах, кричу, что они гранатники не знают. ²²

В третьем листе есть характеристики трех приятелей автора: Франгизиуса Тенеброэуса, Остроумова и Постоянни-кова. В первом очевидно выведен Тредиаковский, во второй Ломоносов, в третьем трудно угадать какое-либо определенное лицо, настолько общи приводимые о нем данные.

Не касаясь подробно этих характеристик, следует отметить что в портрете Остроумова есть вставки, представляющие прямые выпады против Ломоносова Немецких стихотворцев, так как вт. я, он весьма не любят и гнушается теми, которые нечаянно отяготят его слух напоминанием Опила, Галлера, Гинтера и прочих. ²³ Этот намек перекликается с известными стихами против Ломоносова, где его обвиняют, что он

Гинтера и многих обокрал

Не останавливаясь более подробно ни на этой характеристике следует отметить, что в ней подчеркивается атеизм Остроумова Ломоносова, ни вообще на елагинском соавторе, можно было бы этим заключить изложение материалов о поленике 1755 г. Но необходимо еще остановиться на одном выступлении по поводу рассуждения Ломоносова, на выступлении Сумарокова. Б августовской книжке Ежемесячных сочинений за тот же 1755 г. появилась Эпистола Сумарокова. ²⁴ Она продолжает прежнюю линию автора Епистолы о стихотворстве, но имеет двойственный характер.

Желай, чтоб на брегах сих музы обитали,
Которых вод струи Петром прославны стали,

Увидим, может быть, мы нимф Пермесских лик,
В достоинстве, в каком они в их были леты,
На Невских берегах во дни Елисаветы.

После этого суммарного ответа, направленного, может быть и Ломоносову, Сумароков как будто предлагает своему противнику разделить сферы влияния в области поэзии: ему он огдаег эпос и лирику, т. е. оду:

И громкою трубой подвигнет Океан,
Пойдет на Геликон неробкими ногами
И свой устелет путь прекрасными цветами.
Тот звонкой Лирою края небес пронзит,

С Бальтийских ступит гор ко глубине Японской,
Сравняет Русскую власть со властью Македонской.

Себе же он, как и следовало ожидать, оставляет трагедию:

В Героях кротючи стихов своих творца.

Принудит чувствовать чужие нам напасти
И к добродетели направит наши страсти.

Вероятно, о себе же он говорит, касаясь элегии и эклоги;

Тот пусть о той любви, в которой он горит

Плачевно скажет то, что дух его смущает,
И точно изъяснит, что сердце ощущает.
Тот рощи воспоет, луга, потоки рек,
Стада и пастухов, и сен блаженный век,

И злата с серебром еще не возлюбили.

Вывод Сумарокова с видимой стороны очень миролюбив:

Пусть пишут многие; но зная как писать.

Он даже повторяет вслед за Ломоносовым:

Искусство малое, и дело не пречудно;
А стихотворцем быть есть дело не беструдно.

Сумароков готов даже поддерживать Ломоносова в вопросе о песенках:

Набрать любовных слов на модный минавет,

Нет хитрости тому, кто грамоте умеет,
Да что и в грамоте, коль он писца имеет.

Но под конец Сумароков показывает когти и начинает взвить Ломоносова за его надутый слог:

Подобно не тяжел пустый и пышный слог:

Или издалека являющая туча,
А как ты к ней придешь; так то навозна куча.
Кому не дастся знать, богинь Парнасских прав
Не можно ли тому прожить и не писав

На рифмах он свое безумство изъявляет,

Таким образом, Сумароков, как и Елагин и Теплов, не могли противопоставить концепции Ломоносова хоть сколько-нибудь серьезных возражений или с такою же меткостью отразить его сатирические нападки. В paссуждении О качествах стихотворца Ломоносов выступил во всеоружии своего энциклопедического образования, показал глубокое понимание социально-воспитательной роли литературы и науки, развил программу подготовки писателя, столько же продуманную и основательна Ю., сколько и малоариемлемую для портов-дилетантов из рядов среднего дворянства.

Наоборот, его противники не сумели подняться на такую же принципиальную высоту и ограничились несерьезным теоретизированием Теплов или колкостями сомнительной ценности.

Но на этом полемика 1755 г. не закончилась. В статье О качествах стихотворца рассуждение Ломоносов почти неприкрыто высказал свои мысли, обращенные против сума-роковско-елагинской школы. В более замаскированном виде сделал он то же самое в рассуждении О а льзе книг церковных в российском языке, предпосланном изданию его сочинений 1757 г. Особенно отчетливо это задание выступает в той части рассуждения, где Ломоносов классифицирует штили но признаку наличия в каждом из них большего или меньшего процента славянских речений и тут же определяет, какие жанры могут пользоваться данным стилем.

героические поэмы, оды, прозаичные речи о важных материях, которыми они от обыкновенной простоты к важному великолепию возвышаются. Сим штилем, прибавляет Ломоносов с явным оттенком национальной гордости, преимуществует российский язык перед многими нынешними европейскими, пользуясь языком славеиская и книг церьковныо.

Средний штиль состоять должен из речений больше в российской языке употребительных, куда можно принять некоторые речения славенские, в высоком штиле употребительные, однако с великою осторожно, стаю, чтобы слог не казался надутым. Равным образом употребить в нем можно низкие слова: однако, остерегаться, чтобы не опуститься в подлость. И словом, в сек штиле должно наблюдать всевозможную ровность, которая продолжает он, намекая на Сумарокова особливо тем теряется, когда речение славенское положено будет подле российского простонародного. Сим штилем писать все театральные сочинения, в которых требуется обыкновенное человеческое слово к живому представлению действия. Однако, может и первого рода штиль иметь в них место, где по трубно изобразить геройство и высокие мысли; в нежностях должно от того удаляться. Стихотворные дружеские письма, сатиры, эклоги и элегии сего штиля больше должны держаться. В прозе предлагать им пристойно описания дел достопамятных и учений благородных.

ПРИЛОЖЕНИЯ К ГЛАВЕ ЧЕТВЕРТОЙ

В словесно науках упражняющийся довольно известно, что с упал к Ом Римской империи науки претерпели немалым урон, и почти со всей было истребидися чрез нашествие Варваров в Европу. Но когда паки пришли прошлыми немногими веками в дветущее состояние, то настоящее время заставляет опасаться, чтоб число умножившихся ныне в свете Авторов не завело в таковую же темноту разум человеческий, в каковой он находился от недостатку писателей разумных. Опасность сия отвергается одним тем только способом, когда помогать нам будут особливые писатели, которые различать станут добры Авторов от худых, и покажут путь к забвению одних, а к припамятованию других. Нужда такового разбору видима тема наипаче, которые знают, каковой важности есть прямое руководство в пауках и в чтении многих книг, во время столь краткое жития нашего, которое нам бог на сем свете быть определил. Разбор писателей есть наилучший и безопаснейший способ быть ученым человеком, и он потребен для всякой особо в свете науки и для всякого склонность имеющего человека к наукам. Сие самое есть светилом в чтении м предводителем к снисканию кратчайшего пути как обрести то, чего в книгах ищем. Но прежде нежели мы можем сами собою доброту Авторов разобрать, прежде нежели дойдем до таковой способности, жизнь наша проходит, и тогда в состоянии починаем себя видеть способными прямо учиться, когда на конце оная уже стоим. Разум наш открывается после многого иногда заблуждения, ежели не имеет прежде доброго руководителя, и люди отворяют глаза, когда ночь уже приближилася, то есть зрелость оного при коляде жития нашего. Дополним еще к тому, что и различные нужды житейские п болезни укорочают немало времени, в которое могли бы мы научиться, как писателей добрых от худых отличать. Кто как бы доброго намерения ни был, кто бы как ни прилежен к наукам был, нещастие он может то иметь над собою, что после многого в школах обучения, после многого чнтанпя книг, ежели придет в зрелой разум, и станет писателей разбирать, увидит, что все то, что оа ни выучил, не делает его еще ученейшим перед тем состоянием, как он разбирая Авторов учиться начал прямо. Часто видим сноснее быть в беседе с неученым, по природе разумным, нежели с ученым, который мнит только быть себя таковым, и которого прямо назвать можно уча. нам невежею. Да и самого первого степени люди ученые, которые не мало труда приложили, и почти, так сказать, кровавый пот пролили, или состарелися над книгами, когда узнают себя, что они достигли уже до того, что различать могут писателей и не всему верят, что кто смело и дерзновенно пишет выдал себя за человека ученого; то при окончании своих наук безмерно сожалеют, что они при начале оных и при начале чтения книг не познала истинного пути, по которому разум и труд свой повести. Они признаваются, что протекая долгой век, лоздо уже открыли многие стези, которые бы их избавили дальнего пути.

1* Квинтилиан. кап 10, гл, I.

2* Виргилий, эклога 3.

3* Aut prodesae volunt aut delectare poetae
Ant simul et iucunda et idrnea dicere vitae;

Lectorem delectando, pariterque raonendo.

de arte poet v. 333, 343.

4* Sic honor et nomen divinis vatibus atque

Carminibus venit. v. 400.

6* Criepinus minimo me provocat. Accipe, si vis
Accipe iani tabulae: detur nobis locus, bora,
Castodee: videamus user plus scribere poesit.

Hor. lib. I, Sat. 4

Anacreonla Tehim;
Qui persaepe cava teetudine flevit amorem
Non elaboratum ad pedem.

Epod. L. V, ode 14, v. 9.

9* Qoi Pythia cantat
Tibicen; uidicit prius, exlimailque magistrum.

Ног. do arte poet. v. 414.

10* Rem tibi Socratiae poterunt osiendere chartae,

Hor. de arte poet. v. 31.

11* Est Deus in nobis, agitante calescimus illo;
Impetus hie sacrae semina mentis liabet.

Ovid. Fastorum lib. VI, т. 5.

Racan chanter Phillis, les bergera les bois.

Boileau. Art poet. , ch. I. v. 18.

13* Nocte plait lota, redeunt epeclacula mane;
Divisum imperium cam love Caesar habet.

15* Saecli incommoda pessimi poetae Catull. 14 23.

16* Qui nescit, versus tamen audet fingere. Qoidai?
Liber et ingenuus, praesertim census equeetrem
Snmmam immmorum, vitioque remotus ab omni

Id tibi iudicium est, ea mens, si quid tamen olim
Seripseris, in Metii descendat iudicie anres,
Et patria, nostras; nonumque prematur in annum.
Membranis intns positis, delere licebit

Гораций о искусст: ст. 382.

17* Il ny a rien de plus incommode qnun Poete entete de eon merite: il en fatigue tout le monde, en pronant eternellement вея onvragee; et des quon sait rimer uu bout des vers, on vent que tout le monde le scacbe pendant que les grands hommes ont tant de peine a se produire, et prenent taut de soin de se cacher.

Ранен: рассужд. о стихов.

18* Смотри предисловие его того же году.

Quob ultra citraque neguit consistere rectum.

Гор. кн. 1, Сат. X, ст. 106.

20* Qui Bavium поп odit, amet toa carmina, Maevi.

Эклога III, ст. 90.

Цецер. , Парадокса,III.

22* Плиний Секунд, кн. 8, гл. 56, стр. 36.

23* Кн. 35, гл. 10. Semper quidem honoe ei fait, ut iugeuui earn nempe picturam cxercerent, mox nt honesti, perpetuo inderdicto. ne sftrvitia doce-rentur.

24* Севр. к Энн. 1, 372.

26* Nec aliud quidqnam per fabulas quaeritur, quam corrigatox error lit mortalium.