1742 ЯНВАРЯ РАНЕЕ 8. ПРОШЕНИЕ О ПРИНЯТИИ НА СЛУЖБУ
В АКАДЕМИЮ НАУК
Всепресветлейшая, державнейшая, великая государыня императрица Елисавет Петровна, самодержица всероссийская, государыня всемилостивейшая.
Бьет челом Академии Наук студент Михайло Ломоносов, а о чем, тому следуют пункты:
1
Фрейберг для научения металлургии. А по определению Академии Наук послан был я, нижайший, в Марбургский университет для научения математики и философий с таким обнадеждением, что ежели я, нижайший, мне указанные науки приму, то определить меня, нижайшего, здесь экстраординарным профессором, такожде и впредь по достоинству производить.
2
Во оных городах будучи, я чрез полпята года не токмо указанные мне науки принял, но в физике, химии и натуральной гистории горных дел так произошел, что оным других учить и к тому принадлежащие полезные книги с новыми инвенциями писать могу, в чем я Академии Наук специмены моего сочинения и при том от тамошних профессоров свидетельства в июле месяце прешедшего 1741 году с докладом подал.
3
И хотя я Академию Наук многократно о определении моем просил, однако оная на мое прошение никакого решения не учинила, и я, в таком оставлении будучи, принужден быть в печали и огорчении.
И дабы указом в. и. в. повелено было сие мое прошение принять и меня, нижайшего, тем чином пожаловать, которого императорская Академия Наук меня по моим наукам удостоит, в котором чину я, нижайший, отечеству полезен быть и в. в. верно и ревностно служить не премину.
Всемилостивейшая государыня императрица, прошу в. и. в. о сем моем прошении всемилостивейшее решение учинить.
студент Михайло Ломоносов
руку приложил
Генваря дня
1742 году
Печатается по подлиннику, писанному писарской рукой и подписанному по пунктам Ломоносовым (ААН, ф. 20, оп. 3, № 69, лл. 1—2).
Впервые напечатано — Куник, II, стр. 359—360.
День написания устанавливается предположительно — по дате резолюции Шумахера на прошении Ломоносова (там же, лл. 1 об. — 2).
Со времени возвращения в июне 1741 г. из-за границы Ломоносов в течение семи месяцев работал в Академии Наук, не состоя в ее штате.
«Рассуждение о катоптрическом зажигательном инструменте» и «Физико-химические размышления о соответствии серебра и ртути», описание хранившейся в Академии Наук коллекции минералов, относящиеся к соляному делу переводы «известий и проектов» Г. -Ф. Юнкера, переводы различных научно-популярных статей для «Прибавлений на Санктпетербургские ведомости» и др.) уже тогда получили высокую оценку ученых, неоднократные обращения Ломоносова в Академическую канцелярию с просьбой об «определении» его в Академию Наук оставались без ответа.
А между тем, перед отъездом за границу Ломоносов и оба его спутника были действительно, — как он говорит, — обнадежены, что в случае, если по возвращении они «в пройденных науках совершенны будут, пробы своего искусства покажут и о том надлежащее свидетельство получат», то будут «в профессоры экстраординарные удостоены» (Куник, II, стр. 230).
Не известно, что заставило Шумахера отказаться на сей раз от безучастного отношения к ходатайству Ломоносова. На публикуемом прошении Шумахер наложил 8 января 1742 г. следующую резолюцию: «Понеже сей проситель, студент Михайло Ломоносов, специмен своей науки еще в июле месяце прошлого 1741 году в Конференцию подал, который от всех профессоров оной Конференции так апробован, что сей специмен и в печать произвесть можно; к тому ж покойный профессор Амман его, Ломоносова, Канцелярии рекомендовал; к тому ж оный Ломоносов в переводах с немецкого и латинского языков на российский язык довольно трудился, а жалованья и места поныне ему не определено; то до дальнего указа Правительствующего Сената и нарочного Академии определения быть ему, Ломоносову, адъюнктом физического класса. А жалованья определяется ему сего 1742 года генваря с 1 числа по 360 рублев на год, счисляя в то число квартиру, дрова и свечи, о чем заготовить определение, а к комиссару указ» (ААН, ф. 20, оп. 3, № 69).
Согласно этой резолюции, Ломоносов с 1 января 1742 г. стал числиться адъюнктом Академии Наук по физическому классу с годовым окладом в 360 рублей.
«специмене», представленном Ломоносовым, не поддается проверке. Не сохранилось никаких известий о том, как именно были оценены профессорами работы Ломоносова, просмотренные конференц-секретарем Х. Гольдбахом «и прочими гг. профессорами» и переданные 24 августа 1741 г. для прочтения на дому профессору Г. -В. Крафту (Протоколы Конференции, т. I, стр. 694; т. I наст. изд., стр. 546—547). Известно лишь, что Крафт читал их затем вслух в целом ряде заседаний Академического собрания (9, 12, 26 и 30 октября и 6 ноября 1741 г.), после чего сдал их в Архив, а 20 ноября 1741 г. в Академическом собрании было решено, что если те студенты, чьи работы читались в собрании, пожелают получить свидетельства о своих успехах, то должны предварительно подвергнуться экзамену (Протоколы Конференции, т. I, стр. 701, 703—705, 707). Это касалось и Ломоносова, но держал ли он экзамен, не известно. Протоколы Академического собрания за первую половину следующего, 1742, года не сохранились. Уцелел, однако, составленный еще в 40-х годах именной и предметный указатель к этим протоколам, из которого видно, что 4 января 1742 г. Академическое собрание постановило передать в Канцелярию АН выписку из своих протоколов, касающихся «специменов» Ломоносова (ААН, ф. 1, оп. 1, № 12 — б, л. 124). Эта выписка не обнаружена. Нет сомнения, что она была затребована Канцелярией в связи с предстоявшим производством Ломоносова в адъюнкты. В более позднем доношении профессоров, поданном 1 марта 1743 г. в Следственную комиссию о Шумахере, есть такое, еще не публиковавшееся сообщение: «Адъюнкты Теплов и Ломоносов предложили профессорам в Конференции [т. е. в Академическом собрании] свидетельства о способности своей в науках [т. е., по обычной для того времени терминологии, «специмены»] и по апробовании оных объявлены 3 и 28 чисел генваря 1742 году адъюнктами, после чего по сношению о том с Конференциею 31 числа марта позволено им при обыкновенных собраниях присутствовать» (там же, ф. 3, оп. 1, № 794, л. 337 об.). Таким образом, «апробование» Ломоносовских специменов засвидетельствовано не одним Шумахером, а и профессорами. Является ли 31 марта 1742 г. датой «сношения» или датой «позволения», неясно. Известно лишь из упомянутого выше указателя к протоколам, что официальное извещение Шумахера о производстве Ломоносова в адъюнкты было послано в Академическое собрание лишь 11 мая 1742 г. (там же, ф. 1, оп. 1, № 12, том 2, л. 124). Надо полагать, что только после этого Ломоносову было разрешено присутствовать в этом собрании.