1745 АПРЕЛЯ 30. ПРОШЕНИЕ В АКАДЕМИЮ НАУК О НАЗНАЧЕНИИ
ПРОФЕССОРОМ ХИМИИ
Всепресветлейшая, державнейшая, великая государыня императрица Елисавет Петровна, самодержица всероссийская, государыня всемилостивейшая
Бьет челом Академии Наук адъюнкт Михайла Ломоносов, а о чем, тому следуют пункты:
1
Прошедшего 1736 года указом е. и. в. блаженныя и вечнодостойныя памяти государыни императрицы Анны Иоанновны, данным из высокого Кабинета, и по определению Академии Наук послан был я, нижайший, в Германию, в городы Марбург и Фрейберг для научения физики, химии и горных дел с таким обещанием, что ежели я указанным мне наукам обучусь и о том подам свидетельства и специмены, то по моем возвращении определить меня, нижайшего, профессором. В которых городах бывши, я чрез полпята года указанным мне наукам обучился и сверх того в математике и в других полезных науках довольное основание положил.
2
А минувшего 1741 года ордером, присланным из Академии Наук, призван я, нижайший, из Германии возвратно и по приезде моем подал в оную Академию свидетельство и специмен о моей науке, которые от всех профессоров апробованы, а потому я, нижайший, определен при той же Академии адъюнктом физического класса1 до указу из Правительствующего Сената и до нарочного Академии Наук определения.
3
В бытность мою при Академи Наук трудился я, нижайший, довольно в переводах физических, химических, механических и пиитических с латинского, немецкого и французского языков на российский2 и сочинил на российском же языке «Горную книгу» и «Риторику»3 и сверх того в чтении славных авторов,4 в обучении назначенных ко мне студентов,5 в изобретении новых химических опытов, сколько за неимением лаборатории быть может,6 и в сочинении новых диссертаций7 с возможным прилежанием упражняюсь, чрез что я, нижайший, к вышепомянутым наукам больше знания присовокупил, но точию я по силе оного обещания профессором не произведен, отчего к большему произысканию оных наук ободрения не имею.
4
всевозможным старанием как в произыскании наук, так и в обучении российского юношества отечеству пользу чинить буду.
Всемилостивейшая государыня императрица, прошу в. и. в. о сем моем прошении решение учинить.
К поданию надлежит в императорскую Академию Наук.
Прошение писал
тоя ж Академии Наук
и руку приложил
1745 года апреля дня
Печатается по собственноручному подлиннику (ААН, ф. 3, оп. 1, № 95, лл. 78—79).
— Билярский, стр. 61—62.
День написания, не показанный ни в публикуемом прошении, ни в канцелярской помете о подаче этого прошения в Академическую канцелярию в апреле 1745 г., устанавливается предположительно по книге «Входящие промемориям, доношениям и репортам 1745 году», где публикуемое прошение записано поступившим 1 мая 1745 г. (ААН, ф. 3, оп. 1, № 653, л. 12, вход. № 173).
Присвоение Ломоносову звания профессора, соответствовавшего в то время званию академика, — один из примечательных фактов в истории русской науки XVIII в. Обладая всеми данными для получения этого давно обещанного ему звания, Ломоносов тем не менее вынужден был длительное время преодолевать различные препятствия, искусственно воздвигаемые на его пути. Он многократно просил Академию о своем «определении», «однако оная, — как писал Ломоносов в 1742 г., — на мое прошение никакого решения не учинила и я, в таком оставлении будучи, принужден быть в печали и огорчении» (документ 476).
Чтобы понять до конца весь довольно сложный ход дела о присвоении Ломоносову звания профессора, необходимо иметь в виду, что ко времени подачи им публикуемого прошения отношения профессоров с Шумахером резко ухудшились. Те самые профессоры, которые в 1742—1743 гг., в период следствия над Шумахером, выступали его защитниками, стали теперь его деятельными врагами: на протяжении второй половины 1745 г. членами Академического собрания была подана в Сенат целая серия коллективных жалоб на Шумахера. Объяснялось это тем, что Шумахер, восстановленный во всех правах, какими пользовался до следствия, стал после этого распоряжаться в Академии еще более деспотически, чем прежде. В основе его конфликта с профессорами был спор о власти, разрешение которого затруднялось тем, что утвержденного в законном порядке регламента Академии Наук в то время еще не существовало и что должность президента Академии с начала 1741 г. оставалась вакантной. Изменилось отношение профессоров и к Ломоносову. Те самые профессоры, которые в 1742—1743 гг. жаловались на него, не допускали в Академическое собрание и добивались его ареста, теперь, оценив, по-видимому, не только его ученые, но и его организационные дарования, привлекали его к участию в своих действиях против Шумахера и давали ему ответственные поручения.
При отсутствии регламента вопрос о порядке присвоения профессорского звания был неясен. В докладе Л. Л. Блюментроста об учреждении Академии Наук содержалось предложение предоставить Академическому собранию «ныне или со временем» право «градусы академиков давать». Рассматривая 22 января 1724 г. этот доклад, Петр I написал под вышеприведенным предложением собственноручно: «Позволяется» (Материалы, т. I, стр. 21). Но в продолжение первых двадцати лет существования Академии профессорам не удавалось воспользоваться этим «позволением»: профессоры назначались обычно властью президента Академии, иногда по соглашению с Академическим собранием (примечания к документу 470, § 5; ср. ААН, ф. 3, оп. 1, № 762, л. 40 и № 797, л. 4 об.).
1 мая 1745 г., Ломоносов обратился к Шумахеру с письмом, где просил поскорее доложить об его ходатайстве Академическому собранию (письмо 7). 2 мая 1745 г. Академическая канцелярия в лице Шумахера, рассмотрев это прошение и находя, что «без аттестата гг. профессоров» нельзя решить вопрос о достоинствах кандидата, определила «о вышеписанном в Конференцию послать на немецком диалекте письмо», приложив копии прошения Ломоносова и аналогичного прошения адъюнкта Крузиуса (ААН, ф. 3, оп. 1, № 514, л. 252). Письмо «на немецком диалекте», адресованное Шумахером конференц-секретарю Х. -Н. Винсгейму (тому самому, с которым у Ломоносова были такие бурные столкновения три года назад; см. выше, примечания к документу 479) было написано в тот же день (ААН, ф. 1, оп. 2-1745 г., № 5) и 3 мая было оглашено в Академическом собрании, в протокол которого была внесена следующая запись: «Академики, нисколько не сомневаясь в учености и способности гг. адъюнктов, постановили, ради лучшего порядка, чтобы каждый представил Академическому собранию еще какой-нибудь образец работы для получения места среди профессоров и для этого по собственному выбору взял бы разработку темы, которую он считает наиболее соответствующей нынешнему состоянию наук. Поэтому они сочли необходимым указать г. Крузиусу, чтобы он как можно скорее представил в Академию диссертацию из области греческой или римской древности, а г. адъюнкту Ломоносову из области науки о металлах» (Протоколы Конференции, т. II, стр. 57).
Как видно из «Перечня академических документов за май месяц 1745 г.» («Repertorium actorum pro mense Maio 1745»), Ломоносов представил требуемую диссертацию через двадцать пять дней — 28 мая 1745 г. Она носила заглавие «De tincturis metallorum» («О металлическом блеске»; ААН, ф. 1, оп. 2-1745 г., № 5; текст ее см. т. I настоящего издания, стр. 390—417). Через две с половиной недели, 14 июня, Ломоносову была дана возможность «вне очереди» прочитать ее вслух в Академическом собрании (Протоколы Конференции, т. II, стр. 63), а в следующем заседании, 17 июня, «по выходе г. адъюнкта Ломоносова из Конференции, советовано о его учении и успехе в оном и общим согласием определено, что поданные от г. адъюнкта учения его специмены достойны профессорского звания. И понеже учению г. адъюнкта профессия пристойна больше химическая, то почтенный г. Гмелин в собрании объявил, что он означенную профессию помянутому г. адъюнкту совершенно уступает» (там же, стр. 63—64; переведено на русский язык тогда же академическим переводчиком В. И. Лебедевым, ААН, ф. 3, оп. 1, № 95, л. 86). «Наконец, — записано в том же протоколе, — принято в рассуждение и то, каким образом г. адъюнкта профессором произвесть и объявить и другие подобные тому случаи, чего тогда окончать нельзя было и для того оставлено до другого собрания» (там же, л. 86 об.). В «другом собрании», т. е. в следующем очередном заседании Академического собрания, которое состоялось 21 июня, было решено привлечь к обсуждению данного вопроса Шумахера; за ним послали, но он не явился, из-за чего пришлось опять отложить дело и назначить на следующий день экстраординарное собрание (Протоколы Конференции, т. II, стр. 65). Однако Шумахер, которому подробно объяснили, зачем его приглашают, не явился и на следующий день. Академикам пришлось решать вопрос без него. Они постановили за отсутствием президента обратиться в Сенат, которому сообщить, что Академия считает Ломоносова достойным производства в профессоры и просит утвердить его в этой должности. Академическое собрание не отважилось, однако, снестись по этому поводу непосредственно с Сенатом, а постановило известить о своем решении Шумахера с тем, чтобы он сообщил Сенату мнение академиков. Такое же решение было принято в тот же день, 22 июня, и о студенте С. П. Крашенинникове, который просил о производстве в адъюнкты (там же, стр. 66). Известить Шумахера должен был от имени Академического собрания конференц-секретарь Винсгейм. Тексту этого извещения придавалось, видимо, большое значение: Винсгейм, прежде чем послать Шумахеру письмо, прочитал его текст 28 июня товарищам (там же).
В этом послании, где весьма тщательно было продумано каждое слово Шумахеру давали понять, что вопрос уже решен академиками, что утвердить их решение должен Сенат, а что он, Шумахер, является только передаточной инстанцией. Письмо Винсгейма было отправлено по назначению 28 июня 1745 г. (ААН, ф. 3, оп. 1, № 95, лл. 98—101).
Шумахер отомстил академикам тем, что оставил письмо Винсгейма и без исполнения, и без ответа. Ломоносова не могла не взволновать эта новая задержка. Он ходил объясняться с Шумахером, который заявил ему, как видно, что письма Винсгейма ему мало, а нужна официальная выписка из протокола Академического собрания. 1 июля Ломоносов попросил академиков дать ему такую выписку и тотчас же получил ее (Протоколы Конференции, т. II, стр. 67), но Шумахер, не удовлетворившись и ею, сказал Ломоносову, что выписка должна быть доставлена ему официально, через конференц-секретаря. На переговоры с Шумахером и Винсгеймом ушло еще три дня. 4 июля Винсгейм послал Шумахеру требуемое письмо с выпиской из протокола (ААН, ф. 3, оп. 1, № 95, лл. 84—85).
После этого Шумахер уже без всяких причин промешкал еще две недели: 8 июля он подписывает журнальную резолюцию о подаче соответствующего доношения в Сенат, где говорится, между прочим, что «Канцелярия Академии Наук, будучи ныне без президента, оных Ломоносова и Крашенинникова в аттестованные чины определить не смеет» (там же, № 514, л. 337); 10 июля Шумахер подписывает самое доношение в Сенат, но подает его туда лично только 18 июля (гам же, № 95, л. 97).
«По показанному Канцелярии Академии Наук представлению и по удостоинству профессоров быть при той Академии Ломоносову профессором химии, а Крашенинникову адъюнктом натуральной истории». Однако же окончательного решения вопроса в отношении Ломоносова Сенат на себя не принял и через неделю, 25 июля, доложил дело императрице, которая тут же дала Сенату словесный «указ» о производстве Ломоносова в профессоры. Во исполнение этого указа Сенат определил «призвать» Ломоносова, объявить ему указ императрицы и привести к присяге. 26 июля «при собрании Правительствующего Сената» Ломоносову был объявлен указ (там же, № 949, л. 89), а 30 июля священник Андреевского собора привел его к присяге и дал подписать печатный текст «клятвенного обещания» («Ломоносов», III, стр. 376, № 3).
8 августа в Академическую канцелярию поступил подписанный 7 августа сенатский указ о назначении Ломоносова профессором. Шумахер поручил Крашенинникову перевести указ на латинский язык для передачи в Академическое собрание (ААН, ф. 3, оп. 1, № 514, л. 393).
12 августа 1745 г. этот латинский текст был оглашен в Академическом собрании, куда был торжественно введен Ломоносов и где получил «место среди профессоров» (Протоколы Конференции, т. II, стр. 72).
Одновременно с Ломоносовым тем же указом императрицы был произведен в профессоры и В. К. Тредиаковский. Разница была лишь в том, что это было сделано без ведома Академического собрания: взамен свидетельства профессоров Тредиаковский представил в Сенат аттестат, выданный ему членами Синода, где говорилось, что он «не несколько, но толико происшел в элоквенции» (Пекарский, II, стр. 100 и 107).
В истории Академии Наук это был первый случай присвоения профессорского звания «природным россиянам».
1
2 Ломоносов имеет в виду выполненные им переводы «Волфианской экспериментальной физики» (т. I наст. изд., стр. 419—530 и 575—592) и статьи Г. Гейнзиуса о комете 1744 г. (т. IV наст. изд., стр. 7—110, 717—729), не дошедшие до нас переводы по соляному делу (документ 520), переводы статей Г. -В. Крафта о машинах, о селитре и т. д., опубликованные им в 1741—1742 гг. в «Прибавлениях» к «Санктпетербургским ведомостям», и свои «пиитические» переводы произведений античных авторов, вошедшие в первый вариант «Риторики», а также од Фенелона, Юнкера и др. (т. VIII наст. изд.).
Сохранились также выполненные Ломоносовым в 1741—1742 гг. переводы отдельных разделов каталога минералов (т. V наст. изд., стр. 7—241, 653—658). Есть все основания предполагать, что некоторые переводы по естествознанию, выполненные Ломоносовым до апреля 1745 г., до нас не дошли.
3 Имеются в виду труды Ломоносова: «Первые основания металлургии или рудных дел» (т. V наст. изд., стр. 397—631, 688—721), написанные им в первом варианте, вероятно, в 1742 г., и «Краткое руководство к риторике, на пользу любителей сладкоречия сочиненное», написанное в 1743 г. (см. т. VII наст. изд., стр. 19—79 и 790—800).
4 В процессе работы над своими трактатами по физике, химии, металлургии, риторике и др. Ломоносов прочитал сотни книг «славных авторов» по самым разнообразным областям науки. В его сочинениях того времени встречаются ссылки на труды Агриколы, Аристотеля, Бернулли, Бойля Гюйгенса, Декарта, Лейбница, Мариотта, Ньютона, Паскаля, Реомюра, Торичелли и многих других.
5 стр. 133, 357—358). Несколько ранее, в 1742 г., Ломоносов давал будущему адъюнкту Академии, студенту М. Клейнфельду, наставление в химии и истории натуральной о рудах (Меншуткин, II, стр. 449).
6 было сделано Академическому собранию адъюнктом Х. -Э. Геллертом (ААН, ф. 1, оп. 2-1744 г., № 39, § 10; ср. также: «Ломоносов», III, стр. 260—264; Протоколы Конференции, т. II, стр. 32). Указанные опыты были повторены Ломоносовым в Академическом собрании 29 марта и 22 апреля 1745 г. (Протоколы Конференции, т. II, стр. 55 и 57). Их описание было дано Ломоносовым в §§ 28 и 29 его «Диссертации о действии химических растворителей вообще» (т. I наст. изд., стр. 337—383, 566—572). Анализ работ Ломоносова, относящихся к этому периоду, дает основание предполагать, что до апреля 1745 г. он выполнил и ряд других «новых химических опытов», записи о которых пока не отысканы.
7 В 1744 г. и в начале 1745 г. Ломоносовым написаны следующие работы: 1) «Физические размышления о причинах теплоты и холода» (т. II наст. изд., стр. 63—103 и 653), 2) «О вольном движении воздуха, в рудниках примеченном» (т. I наст. изд., стр. 315—331 и 564—566), 3) «О действии химических растворителей вообще» (там же, стр. 337—383 и 566—572). Эти работы Ломоносов представил 7 декабря 1744 г. в Академическое собрание (Протоколы Конференции, т. II, стр. 43). Одновременно Ломоносов работал над сочинением на тему «О составляющих природные тела нечувствительных физических частицах» (т. I наст. изд., стр. 279—313 и 562—564) и занимался другими исследованиями.