1764 ОКТЯБРЯ 7—12. ЗАПИСКА О ПЛАНЕ НАУЧНЫХ РАБОТ
А. -Л. ШЛЁЦЕРА
Сия плачевная просьба у незнающих сожаление, а у сведующих о деле смех произвести долженствует, затем что составлена по ложным основаниям и наполнена гнусным самохвальством.
1. Приписывает автор, якобы он выписан, принят в Академию и определен к сочинению российской истории по изволению и согласию Академического собрания, о чем в оном никогда ничего не было представлено, и только однем слухом о нем после уведали, ибо сперва его выписал г. профессор Миллер на своем коште для вспоможения и потом представил его президенту собственно от себя, а не общим от Конференции или Канцелярии именем; сверх того, никогда оный Шлёцер не считался прямым академическим адъюнктом, не заседал в собраниях, не подавал голосов, ниже́ каких сочинений, но считался с заурядными так называемыми адъюнктами, до Профессорского собрания не надлежащими; посему напрасно присвояет себя к такому обществу, которое формального присоединения его к себе не видит.
1* чувствительно изобидел. Господину Миллеру показал великую неблагодарность, ибо, чрез него будучи выписан, на коште содержан, его сиятельству г. президенту рекомендован и в академическую службу принят, презрев его вовсе, оставил и чинил многие грубости, как то г. Миллер неоднократно на него жаловался публично в Собрании. В рассуждении меня поступки его наглыми ли больше или глупыми назвать, не знаю, ибо, приняв намерение упражняться в российском языке и в истории, кого пристойнее было ему, как меня, держаться? Но он, напротив того, не токмо оказывал ко мне презрение, но и дал себя в употребление моим соперникам, чтобы действовать против моих успехов, в чем дошел до такой буйности, что требовал письменно моих исторических трудов себе в пользу. По таковым его бессовестным и наглым поступкам не может по справедливости требовать от академического корпуса себе защищения, а особливо что оное совсем не надобно, ибо его сиятельство Академии Наук г. президент учинит делу сему неукоснительное решение.
2. Что же надлежит до Шлёцерова самохвальства, то истинно мелочи его для ученого света не так важны, чтобы от их задержания такой вред воспоследовал, каков восклицаниями Шлёцеровыми предвещается. Печатающаяся „Российская грамматика“ на немецком языке достойна вечного погашения и забвения, затем что внесены в нее многие непростительные погрешности, кои впредь поправлять и истреблять излишний только труд будет. Что же надлежит до исторических изысканий из византийского корпуса, то на сей конец уже несколько лет изыскано мною не токмо все, что до славенских и с ними сплетенных народов надлежит в константинопольских писателях, но и в древнейших греческих, как в Геродоте, Страбоне, Птоломее и в других, мною приискано для примечаний на древнюю часть российския истории. В сем случае рассудить можно, сколько мне помогло совершенное знание российского и славенского языка, также и разумение других, им сродных диалектов, сверх того обширное чтение книг наших исторических и от молодых лет обращение в церковных обрядах и служебных книгах, кои по единству веры многие представляют способы к изъяснению наших дел по византийским писателям, чем никакой иностранец пользоваться не может. Итак, старания Шлёцеровы о сем деле нам не надобны, а паче еще могут быть вредны по его прошибкам или и по склонности к предосудительным шуткам. А он ничего не потерял, затем что получал за оные ненадобные мелочи жалованье. Что ж надлежит до его освобождения, то я всегда готов и желаю дать ему полную волю на все четыре стороны, а паче на восток для собрания там (как он пишет) еще достальных искор (алмазных ли или каких других, неясно) и оными обогатиться паче всех ювелиров, а не гоняться бы, как здесь, за пустыми блестками.
Михайло Ломоносов
Октября дня
Примечания
Печатается по подлиннику, писанному писарской рукой, исправленному и подписанному Ломоносовым (ААН, ф. 3, оп. 1, № 282, лл. 252—253).
Впервые напечатано — Ламанский, стр. 131—132.
День написания устанавливается предположительно по дате заявления, поданного А. -Л. Шлёцером в Академическое собрание 7 октября 1764 г., и по дате протокола этого собрания от 11 того же октября, где указано, что Ломоносов прислал этот документ конференц-секретарю „на следующий день“, т. е. 12 октября.
556, лл. 51—54; русский, не вполне точный перевод см.. Кеневич, стр. 232—236) об отъезде своем на родину и о плане научных занятий за границей. Шлёцер на этот раз не столько просил, сколько требовал и даже предписывал. Своих врагов Шлёцер нигде не называл, говорил о них в безличной форме и только намеками, но было совершенно очевидно, что во всех этих случаях речь идет о Ломоносове и Миллере. Всю ответственность за все свои действия и даже за свой приезд в Россию Шлёцер, не считаясь с истиной, перелагал с себя на Академию и, в частности, на ее президента: работу над историей России, — писал Шлёцер, — „я предпринял не по своей воле, а по вашему поручению. Я говорю об истории России, для написания которой я был призван в Россию и причислен президентом к числу вашему“.
Заносчивость, ложь и хвастовство Шлёцера получили достойную отповедь со стороны Ломоносова в публикуемой записке. Заключительные слова последней (об алмазных искрах и пустых блестках) являются откликом на следующую тираду Шлёцера, касавшуюся задуманного им путешествия на Восток: „Поверьте мне, поверьте памяти прошлых времен, что не найдется такого человека, который, не пользуясь никакой поддержкой государства, не поощряемый никаким вознаграждением из царских рук, решился бы посвятить лучшие годы возмужалости путешествиям в отдаленнейшие земли для собирания там рассеянных искр нового света“.
Замечания Ломоносова были посланы конференц-секретарю при записке (документ 280). Миллер внес русский их текст в протокол Академического собрания от 11 октября 1764 (Протоколы Конференции, т. II, стр. 526—527) и, по желанию Ломоносова, распорядился перевести их на немецкий язык для рассылки академикам-иностранцам (см. ААН, разр. IV, оп. 1, № 557). Но так как Академическое собрание еще три дня назад признало, что представление Шлёцера подлежит рассмотрению не в этом собрании, а в Канцелярии (Протоколы Конференции, т. II, стр. 525—526; ААН, ф. 3, оп. 1, № 282, л. 249), то и публикуемые замечания Ломоносова в Академическом собрании не обсуждались.
1* и притом еще ...