1764 НЕ РАНЕЕ ИЮНЯ 25. ЗАПИСКА В КАНЦЕЛЯРИЮ АН ПО
ПОВОДУ ОТЗЫВОВ „ИНОСТРАННЫХ ПРОФЕССОРОВ“ ОБ
А. -Л. ШЛЁЦЕРЕ
Свидетельства иностранных профессоров о знании г. Шлёцера в российских древностях1* почитать должно недействительными, затем что они сами оных не знают. Что ж до меня надлежит, то оному Шлёцеру много надобно учиться, пока может быть профессором российской истории. Сверх того и места ему при Академии нет порожжего. Гг. Миллер и Фишер суть профессоры истории. Я ж и сам сочиняю российскую, и уже в печати. Итак помянутый Шлёцер [профессором] российской истории быть не может, и нет места.
Михайло Ломоносов
Июня дня
1764 года
Примечания
Печатается по собственноручному подлиннику (ААН, ф. 3, оп. 1, № 282, л. 223).
Впервые напечатано — Билярский, стр. 699—700.
Датируется предположительно по времени представления академиками отзывов о плане А. -Л. Шлёцера: первый отзыв поступил 17 июня, второй — 22 июня, третий и четвертый — 25 июня, пятый — 26 июня 1764 г.; с первыми четырьмя отзывами Ломоносов ознакомился, повидимому, лишь в заседании Академического собрания 25 июня 1764 г.
См. примечания к документу 269.
Получив доношение Г. -Ф. Миллера от 28 мая 1764 г., И. И. Тауберт поспешил распорядиться, чтобы Шлёцер немедленно представил требуемый Академическим собранием „план всем упражнениям, которые при Академии отправлять может“. Это было 3 июня 1764 г. (Билярский, стр. 699). План был, очевидно, заранее подготовлен Шлёцером: на следующий же день этот весьма многословный документ, объемом свыше печатного листа, старательно переписанный набело, поступил в Академическое собрание (ААН, разр. IV, оп. 1, № 556 и разр. I, оп. 77, № 23; русский перевод см. Кеневич, стр. 287—302), которое признало нужным, чтобы все академики ознакомились с ним у себя на дому (Протоколы Конференции, т. II, стр. 518). На протяжении следующих трех недель требуемое „суждение о достоинствах“ Шлёцера представили в письменном виде только два академика: И. -Э. Фишер и Ф. -У. -Т. Эпинус (Билярский, стр. 700—701). Обеспокоенный Тауберт „частным образом“ просил ускорить ход дела, о чем конференц-секретарь Миллер и осведомил членов Академического собрания в заседании 25 июня 1764 г. (Протоколы Конференции, т. II, стр. 520). В этот день и на следующий к Миллеру поступило еще пять отзывов, в том числе и от Ломоносова. Отзыв Миллера не датирован (Билярский, стр. 705—707); возможно, что и он написан в эти же дни.
в заседании Академического собрания, где, надо думать, с ними и познакомился Ломоносов.
Таким образом, публикуемая записка была написана Ломоносовым, должно быть, почти одновременно с отзывом о плане Шлёцера (см. документ 271), но отзыв писался для представления в Академическое собрание, а записка, касавшаяся чисто административного вопроса о назначении Шлёцера профессором истории, предназначалась для Канцелярии, в делах которой она и сохранилась.
Из числа академиков, сообщивших к этому времени свое письменное суждение о Шлёцере, только двое — историки Миллер и Фишер — были компетентными судьями, что же касается остальных, то они, как совершенно верно отмечает Ломоносов, не имели никакого касательства к „российским древностям“, и мнение их о качествах Шлёцера как историка не имело поэтому ровно никакого значения. А между тем именно они-то и настаивали особенно решительно на назначении Шлёцера профессором истории (Билярский, стр. 701—702).
Голоса трех академиков, компетентных в вопросах истории, разделились. В пользу Шлёцера высказался один Фишер и притом довольно сдержанно: „Если г. Шлёцер то, что обещал, исправить может, то я не сомневаюсь, чтоб не был он достоин произведения в академические профессоры“ (там же, стр. 700). Против кандидатуры Шлёцера высказался Миллер — с такой же твердостью, как и Ломоносов, но по совершенно иным основаниям. Миллер не отрицал „способности и прилежания“ Шлёцера, но утверждал, что Шлёцер мог бы оказаться полезен Академии как профессор и академик только в том случае, если бы согласился „не токмо несколько, но много лет, по состоянию обстоятельств всю свою жизнь препровождать в здешней службе“, а к этому „склонить его не можно будет“. По мнению Миллера, совершенно совпадающему с тем, что говорит о себе и сам Шлёцер в своих мемуарах, последний задавался целью собрать в России материалы, которые в Германии „мог бы употребить с большею прибылью“. Миллер считал, что соглашаться на это нельзя, и предлагал отпустить Шлёцера на родину, назначив его „иностранным членом с пенсионом“ и обязав, чтоб он без ведома Академии „ничего, что до России касается, в печать не издавал“ (Билярский, стр. 706—707).
Конечные результаты опроса академиков оказались такие: за назначение Шлёцера профессором истории высказалось семь человек, против — три человека при двух воздержавшихся (Протоколы Конференции, т. II, стр. 521—522; Билярский, стр. 700—702).
таких должности, и обе были замещены.
1* В подлиннике описка