1761 ИЮНЯ 1. ВЫПИСКА ИЗ ЖУРНАЛА КАНЦЕЛЯРИИ АН ПО
ПОВОДУ НЕПРЕДСТАВЛЕНИЯ И. И. ТАУБЕРТОМ ОТЧЕТОВ
О СОСТОЯНИИ БИБЛИОТЕКИ И КУНСТКАМЕРЫ
1761 года июня 1 дня пяток.
В Канцелярию Академии Наук прибыли... г. коллежский советник Ломоносов... г. Канцелярии советник Тауберт...
Потом г. коллежский советник Ломоносов г-ну ж советнику Тауберту объявлял словесно, что, хотя многократно в Канцелярии было словесно ему, г. Тауберту, напоминаемо, чтобы он подал известие в Академическую канцелярию о состоянии Библиотеки и Кунсткамеры и что определенными к оным департаментам людьми производится, ибо чрез много лет о том Академической канцелярии неведомо, а особливо, выписываются ли какие книги или нет для приумножения Библиотеки, в каком она состоянии и порядке, и нет ли недостатку нужных книг, и чего ради не издан чрез толь долгое время новый каталог книгам для пользы ученых и любящих науки, однако ж поныне не подано. На что ему, г. Ломоносову, он, г. Тауберт, словесно объявил же, что Кунсткамера и Библиотека до Канцелярии не принадлежат, а должен обо всем оном знать он, г. Тауберт, яко унтер-библиотекарь, да притом и от его высокографского сиятельства Академии Наук г. президента оба оные департаменты препоручены в особливое его смотрение. И приказали: о сем записать в журнал. ...
Михайло Ломоносов
И. Штелин
Секретарь Михайло Гурьев
Примечания
Печатается по подлиннику, писанному писарской рукой и подписанному Ломоносовым и Штелином (ААН, ф. 3, оп. 1, № 531, л. 152).
Впервые напечатано — Акад. изд., т. VIII, стр. 226 втор. паг.
Первая часть публикуемой записи (до слов «поныне не подано») почти дословно совпадает с начальной частью определения Канцелярии от того же числа (документ 458), а это определение написано бесспорно Ломоносовым.
Таким образом, нет сомнения, что автором публикуемой записи является он же.
Оба документа — и публикуемая журнальная запись, и определение — были тогда же подписаны Ломоносовым, Тауберт же не подписал ни того, ни другого. Одной подписи Ломоносова было недостаточно, так как, согласно распоряжению президента, определения и резолюции Академической канцелярии должны были подписываться всеми ее членами (там же, ф. 3, оп. 1, № 468, л. 86). Ввиду этого, подписанные Ломоносовым документы были в тот же день посланы на подпись Штелину, который в заседании Канцелярии не участвовал. Штелин подписал из двух документов только один — журнальную запись. Этим было вызвано письмо Ломоносова Штелину, написанное, как явствует из его текста, на другой день после спора с Таубертом, т. е. 2 июня. Ломоносов требовал, чтобы Штелин либо подписал определение о ревизии Библиотеки и Кунсткамеры, либо обьяснил письменно, почему отказывается его подписать (письмо 74).
В те же дни, видимо, Штелин получил следующее письмо от Тауберта: «Я беседовал вчера вечером с его превосходительством г. камергером Шуваловым. Его весьма удивили затеи нашего дорогого коллеги [т. е. Ломоносова], некоторые образчики коих я ему показал. Он оставил у себя тот, который касался предполагаемого обследования Библиотеки, и обещал потолковать об этом также и с Романом Илларионовичем Воронцовым. Со вчерашнего дня, — как мне передавали, — наш первый писатель [т. е. Ломоносов] чувствует себя прижатым к стене и начинает догадываться, что все это дело может обернуться очень для него плохо. Если президент пожелает действовать строго, ничто не спасет его [Ломоносова] от его гнева» (подлинник написан по-французски; см.: «Записки имп. Академии Наук», т. VII, СПб., 1865, стр. 122). Тауберт добавлял даже, что говорил о Ломоносове и с генерал-прокурором. Попытка дискредитировать Ломоносова в глазах вельмож, относившихся к нему наиболее дружественно, свидетельствует о том, до какой степени напуган был Тауберт возможностью обследования подведомственных ему учреждений. Последующие события показали, что он имел основание бояться ревизии: в Сенате в начале июля того же 1761 г. уже шла речь о том, что Академическая библиотека «в превеликом беспорядке», что «Кунсткамера никакого приращения не имеет», что и тут, и там наблюдается «бесполезность и напрасная трата казенной суммы» (С. М. Соловьев. История России с древнейших времен. Изд. «Общественная польза», СПб., кн. VI, столб. 225).
Четыре года спустя расхищение книжных и рукописных фондов Академической библиотеки стало общеизвестным фактом, о котором Екатерина II не раз упоминала в своих резолюциях (Пекарский, I, стр. 665).
Ломоносова, как он и предупреждал Штелина, это не остановило. На подлинном определении есть отметка, что 2 июня, т. е. в день написания Ломоносовым письма Штелину, копию с этого определения получил канцелярист Я. Волков (ААН, ф. 20, оп. 3, № 118, л. 2 об.); сохранилась в составе «текущих дел» и самая копия (там же, ф. 3, оп. 1, № 262, л. 9). Это означает, что Ломоносовым было дано распоряжение исполнить определение путем посылки указов академикам, которым он намеревался поручить ревизию Библиотеки и Кунсткамеры.
не состоялось. Можно не сомневаться, что такой оборот дела явился результатом вмешательства стоявших за спиной Тауберта крупных реакционных сил, которые отнюдь не желали терять такого ловкого и полезного агента, как он. Ревизия Библиотеки была произведена лишь два года спустя после смерти Ломоносова — в 1767 г. (там же, ф. 3, оп. 1, № 537, л. 233).