1760 ДЕКАБРЯ 9. ПРЕДСТАВЛЕНИЕ В КАНЦЕЛЯРИЮ АН ОБ
ОШИБКАХ, ДОПУЩЕННЫХ ПРИ ОБНАРОДОВАНИИ РЕЛЯЦИИ
О ВЗЯТИИ БЕРЛИНА
Канцелярии Академии Наук
С сожалением я слышал, что не токмо в городе, но и при дворе е. и. в. знатные особы негодуют на Канцелярию академическую [за] несправедливый поступок, что она по сие время не учинила изыскания и рассмотрения о том, каким образом и от кого произошли непростительные погрешности при переводе и печатании реляции о взятии Берлина, и не учинено никакого виноватым в том штрафа, напротив же того, корректор Барсов штрафован за то, что сделал прошибку при корректуре в титуле знатного человека.1 И как сие дело есть приватное, а оное до чести и славы войск е. и. в. касается и требует строжайшего исследования и штрафа, того ради Канцелярии академической сим представляю, чтобы неукоснительно учинено было исследование, от кого произошли оные непростительные в той реляции погрешности, и учинено бы было по мере оных штрафование, дабы самой помянутой Канцелярии не подвергнуть себя неизбежимому штрафу.
Михайло Ломоносов
Декабря 9 дня
Примечания
Печатается по подлиннику, писанному писарской рукой и подписанному Ломоносовым (ААН, ф. 3, оп. 1, № 709, л. 296).
Впервые напечатано — Билярский, стр. 480—481.
В № 85 «Санктпетербургских ведомостей» от 24 октября 1760 г. и в прибавлениях к № 87 той же газеты от 31 того же октября был опубликован ряд официальных сообщений, связанных с взятием Берлина русскими войсками. Иностранные переводы этих сообщений были напечатаны во французском и в немецком изданиях названных ведомостей. Экземпляр немецкого издания, вышедшего самым крупным тиражом (ААН, ф. 3, оп. 1, № 257, л. 37), не отыскан ни в одной из наших государственных библиотек, и нам не известно поэтому, в чем именно заключались погрешности немецкого перевода, о которых говорит Ломоносов. По утверждению Ломоносова, этот перевод содержал «такие ложные известия, кои служат к явному ущербу славы» русского оружия (документ 462, п. 7).
«исправлять перевод российских Ведомостей» (ААН, ф. 3, оп. 1, № 461, л. 152).
«учинить следствие и, во-первых, допросить архивариуса Стафенгагена и других, кто к тому принадлежательны будут, а от г. советника Канцелярии Тауберта истребовать письменное на то изъяснение» (там же, л. 280). В одном, более позднем документе Ломоносов говорит, что следствие было назначено по «словесному приказанию» двора (документ 462, п. 7). Слова Ломоносова о негодовании знатных придворных особ находят себе документальное подтверждение (там же, № 100, оп. 1, № 208, л. 1).
Как видно из позднейшей канцелярской справки, составленной в Академической канцелярии по требованию Ломоносова, к производству следствия было приступлено: архивариус Стафенгаген в качестве главного свидетеля представил какое-то письменное объяснение (там же, ф. 20, оп. 1, № 2, лл. 91—95). Но Тауберт сперва, по словам Ломоносова, «чинил всякие проволочки», а затем, заручившись, очевидно, поддержкой своих придворных покровителей, «для закрытия своей неправды изодрал» показание Стафенгагена (документ 462, п. 7), содержание которого так и осталось нам неизвестным.
1 «Прошибка» заключалась в том, что в объявлении о продаже кареты, лошадей цуговых и шор в доме графа П. Г. Чернышева этот вельможа был назван вместо действительного камергера действительным камердинером («Санктпетербургские ведомости», № 94 от 24 ноября 1760 г.). За эту «прошибку» академический переводчик и корректор Алексей Барсов был посажен под арест, разжалован в копиисты, а, кроме того, еще и оштрафован в сумме месячного оклада (ААН, ф. 3, оп. 1, № 471, л. 259).