Ломоносовъ, Михайло Васильевичъ, первый по времени русскiй генiальный ученый, родоначальникъ русской литературы новаго европейскаго направленiя, создатель русскаго литературнаго языка, родился въ 1711 г. около дер. Денисовки, близъ Холмогоръ Архангельской губ., въ семье достаточнаго помора-крестьянина Василiя Тимофеева Ломоносова. До конца 1730 г. Л. живетъ дома въ значительной степени въ обычныхъ условiяхъ среды: ходитъ съ отцомъ на промыселъ, работаетъ дома. Но и въ этихъ условiяхъ были свои особенности, до некоторой степени, вместе съ личными качествами Л., определившiя его наклонности и нашедшiя себе отзвукъ въ зреломъ возрасте; при общемъ складе жизни въ семье, воспроизводящемъ укладъ XVII в., здесь были уже и прогрессивныя веянiя переходной эпохи: отецъ Л., любознательный человекъ, трезвопрактичный, не чуждъ былъ этихъ веянiй, свободно и смело перенимая, напр., те улучшенiя въ области промысла, какiя шли отъ более культурныхъ сосеетства, повидимому, отличался большой наблюдательностью и любознательностью; эти качества вели къ тому, что онъ особенно могъ использовать впечатленiя окружающаго, на что указываютъ его поздн. сочиненiя, обнаруживающiя хорошее знакомство его съ природой и бытомъ Севера, а также съ живой речью родины (данныя местнаго говора имъ использованы въ его работахъ по созданiю русской литературной речи). Той же любознательности обязанъ Л. -мальчикъ и ранней грамотностью: церковныя книги, единственно доступныя на родине, онъ быстро научился читать у своего родственника Ивана Шубнаго, съ жадностью поглощалъ то немногое, что можно было найти на месте, даже на время увлекся этой церковной литературой (одно время онъ примкнулъ къ секте безпоповцевъ, но скоро формализмъ сектантства его оттолкнулъ). Не остался чуждъ Л. и своеобразной „научной“ литературы въ духе XVII в: въ числе прочтенныхъ и изученныхъ имъ книгъ были популярная грамматика Смотрицкаго (1619 и сл.), арифметика Магницкаго (1703). А отзвуки научно-литературнаго движенiя, совершавшагося въ конце XVII и въ нач. XVIII в. въ Москве, также доходили до Л. черезъ Архангельскъ, бывшiй уже крупнымъ культурнымъ центромъ, единственнымъ портомъ для сношенiй съ Западомъ. Въ декабре 1730 г., отчасти побуждаемый тяжелымъ семейнымъ положенiемъ (отецъ его женился въ третiй разъ, мачеха создала тяжелую атмосферу для Л., рожденнаго отъ перваго брака), Л. выхлопатываетъ себе съ позволенiя отца отпускъ въ Москву, чтобы уже более не возвращаться на родину. Въ начале января 1731 г. онъ уже въ Москве, въ Славяно-греко-латинской академiи, для поступленiя въ которую ему пришлось скрыть свое крестьянское происхожденiе, не дававшее ему права на поступленiе въ школу. Это несправедливое отношенiе къ простому крестьянину, испытанное не разъ и после елъ одно время стать священникомъ при научной экспедицiи на северъ, пришлось опять выдавать себя за холмогорскаго поповича), заставило его впоследствiи (при выработке проекта ун-та) требовать общедоступности образованiя, освобожденiя изъ податного сословiя для окончившихъ „разночинскую“ гимназiю и поступившихъ въ ун-тъ. Ученiе Л. въ московской академiи продолжалось не много более 4 летъ, съ краткимъ перерывомъ въ виде командировки въ кiевскую академiю для изученiя тамъ математики и физики (1735 г.). Испытывая острую нужду въ необходимомъ, изредка получая черезъ земляка Пятухина, бывавшаго въ Москве ежегодно, немного денегъ изъ дому, Л. усердно занимался, но удовлетворенiя въ школьной науке стараго типа не находилъ; поездка въ Кiевъ также не дала того, чего желалъ Л. Въ результате, однако, не говоря уже о пройденныхъ наукахъ и хорошемъ знанiи латинскаго языка (который ему после пригодился, такъ какъ латынь въ качестве ученаго языка еще не утратила своего значенiя, применялась также въ ученой переписке, напр., у того же Л. съ Хр. Вольфомъ), онъ получилъ, здесь то, чего трудно было достичь самоучкой даже генiальному отъ природы человеку — общее образованiе; а такiя науки, какъ логика и философiя, несмотря на свой схоластическiй характеръ, несомненно способствовали выработке ясности и правильности мышленiя, которыя такъ отличаютъ Л. -ученаго. Жизненная тяжелая школа закалила энергичный, деее, и даже очень скоро. Т. о., какъ фактъ нашей культуры, Л. любопытенъ какъ талантливый образецъ людей переходной эпохи: выросшiй въ старомъ, XVII в., укладе, проходя школу также стараго типа, онъ сумелъ взять изъ того и другой все, что было въ нихъ здороваго, прогрессивнаго, и съ этимъ багажемъ перешелъ къ передовой, европейской, западной по типу науке. Случай далъ Л. то, чего онъ не могъ найти дома: настоящую науку. Въ 1734 г. для улучшенiя делъ вь Академiи наукъ, для подготовленiя въ академич. университете кадра ученыхъ, были вытребованы 20 лучшихъ учениковъ изъ московской академiи, а въ числе ихъ и Л. Но на деле произошло нечто большее: вместо более или менее европейской науки въ академическомъ ун-те, Л. въ конце 1736 г. попадаетъ въ марбургскiй ун-тъ къ знаменитому ученику знаменитаго Лейбница — Хр. Вольфу для изученiя горнаго дела и металлургiи, а также для изученiя языковъ немецкаго и латинскаго. Это широко открыло Л. двери европейской науки и литературы. Заграничная командировка Л. продолжалась до половины 1741 г.; за это время Л. слушалъ лекцiи Хр. Вольфа (по физике, механике, философiи), Дуйзинга (по химiи) — въ Марбурге, овладеемъ занимался во Фрейберге у Генкеля (спецiально горное дело, металлургiя). Несмотря на довольно безшабашную жизнь, полную приключенiй (въ роде солдатчины въ Пруссiи, неожиданной женитьбы), постоянное безденежье, ссоры съ Генкелемъ, Л. много и продуктивно работалъ и явился въ Россiю европейски образованнымъ человекомъ и солиднымъ, уже знающимъ цену себе и науке ученымъ, первымъ русскимъ идейнымъ представителемъ европейской мысли. Съ этого времени началась его разнообразная деятельность научная и литературная (последняя фактически началась раньше, повидимому, еще въ московской академiи съ подражанiй Симеону Полоцкому и др. виршеслагателямъ XVII в., а въ 1739 г. имъ написана первая тоническая, новая по языку ода — на взятiе Хотина). Будучи прежде всего ученымъ, страстнымъ поклонникомъ науки, ея общедоступности, Л. лрежде всего ставилъ своей задачей прививку этой науки практически къ русской почве, а затемъ уже былъ писателемъ-художникомъ. Даже и въ этой области — области поэзiи — онъ выступаетъ какъ ученый столько же, сколько поэтъ. Въ области литературы онъ прежде всего теоретикъ, создатель для русской литературы новыхъ формъ, новаго литературнаго языка.
Сообразно съ тогдашнимъ положенiемъ литературы въ обществе, еще не бывшемъ въ состоянiи оценить литературу и ея идейное содержанiе, какъ силы общественныя, Л., какъ и другiе его сверстники, Тредьяковскiй и Сумароковъ, не могъ быть только поэтомъ, не будучи чемъ-либо инымъ, и онъ былъ ученымъ, которому по временамъ, по побужденiямъ, мало имевшимъ общаго съ задачами литературы, приходилось становиться поэтомъ; поэтому большого поэтическаго подъема, искренняго настроенiя въ поэтическихъ произведенiяхъ Л. не много, если дело не касалось его любимыхъ идей, каковы идея великаго значенiя для народа науки, личность Петра I, въ которомъ Л. видитъ прежде всего государя, водворявшаго науку въ Россiи, откуда и его отношенiя къ „дщери Петровой“, отъ которой онъ чаетъ мира, какъ залога для продолженiя начатаго Петромъ. Сверхъ этого, Л., какъ писателя-поэта, но въ то же время и писателя-ученаго, отличаютъ его любовь къ родине, къ народу, стремленiе къ широкой общественности; самъ вышедшiй изъ крестьянской среды, знавшiй народную жизнь, умеенить ея положительныя стороны, Л. является первымъ писателемъ, вносившимъ народность въ нашу литературу, несмотря на свою зависимость отъ западно-европейской, т. наз. классической (французской), литературы, претендовавшей на космополитическое значенiе.
Внешняя жизнь Л. по возвращенiи его въ Россiю протекаетъ, главнымъ образомъ, въ связи съ Академiей наукъ, где его значенiе постепенно возрастаетъ все более и более, а деятельность его въ ней становится все более и более значительной, выходя и за пределы Академiи. Первое время по возвращенiи Л. определенныхъ занятiй не имелъ: занимается своими диссертацiями, описываетъ коллекцiи минераловъ, собранныя въ академiи, переводитъ статьи для „С. -Петербургскихъ Ведомостей“, сочиняетъ по заказу оды (напр., на день рожденiя Іоанна Антоновича, победу при Вильманстранде). Въ 1742 г. онъ становится адъюнктомъ по физике, въ 1745 г. — полноправнымъ членомъ академiи — профессоромъ; къ этому времени относятся сделанный Л. переводъ „Экспериментальной физики“ Вольфа (долгое время служившiй въ Россiи учебникомъ), первыя его лекцiи по физике на русскомъ языке. Съ 1748 г. начинаются его заботы по упорядоченiю высшаго образованiя въ Россiи (выработка устава для университетовъ), въ 1749 г. — онъ добивается постройки первой химической лабораторiи. Это было временемъ преимущественно теоретической разработки научныхъ вопросовъ по физике, химiи, геологiи. После елаетъ рядъ удачныхъ опытовъ въ этомъ отношенiи („Полтавская баталiя“, портретъ Петра I). Съ 1752 г. Л. работаетъ уже въ новой области — изученiя электричества вместе съ Рихманомъ. 1754/1755 гг. отмечены энергичнымъ участiемъ Л. въ созданiи московскаго университета. Къ 1761 г. относится наибольшее влiянiе Л. на дела академiи: какъ членъ правленiя академiи, онъ особенно хлопочетъ о поднятiи академическаго унивсрситета и гимназiи; въ 1762 г. Л. принимаетъ деятельное участiе въ составленiи громаднаго географическаго атласа Россiи. Т. о., къ концу жизни, къ ученой и литературной деятельности прибавилась еще административная. Въ научной области Л. все шире и шире захватываетъ поле науки, особенно въ своихъ „Словахъ“, произносившихся имъ по разнымъ поводамъ, каковы: „Слово о рожденiи металловъ“, о точности морского пути, о пути морскомъ черезъ Сибирь въ Восточную Индiю, о ледяныхъ горахъ въ северныхъ моряхъ, по вопросамъ астрономическимъ. Эти работы перемежаются съ литературными, поэтическими и теоретическими сочнненiями въ той же области. Эти последнiя и создали въ XVII и нач. XIX в. Л. славу поэта, писателя литературнаго, заслонивъ собою его деятельность, какъ ученаго, чемъ на деле, онъ и былъ прежде всего. Скончался Л. 4 апр. 1765 г. въ Петрограде.
Если Л. прежде всего былъ ученымъ, притомъ ученымъ-естествоиспытателемъ, то это отнюдь не умаляетъ его заслугъ передъ русской литературой. Его литературные труды, если они и были въ значительномъ количестве лишь выполненiемъ служебныхъ обязанностей Л. или выраженiемъ его отношенiй къ придворнымъ сферамъ, либо выраженiемъ его научно-публицистическихъ взглядовъ, они остаются крупнымъ явленiемъ въ области литературы: они выводили русскую литературу, до сихъ поръ жившую традицiями чуть не XVII в., давно отжившими въ Европе, на современный европейскiй путь, создавали, культивировали впервые на русскомъ языке новыя формы, давали образецъ новаго литературнаго языка: не даромъ Л. считаютъ въ XVII в. и нач. XIX в. отцомъ новой русской литературы. Получивши литературное образованiе (помимо старой школы) главн. обр. въ Германiи, Л. усвоилъ фрауцузскiй классицизмъ преимущественно въ его немецкой обработке (его „Риторика“ создана подъ сильнымъ влiянiемъ „Ausführliche Redekunst“ Готшеда), его собственная поэзiя испытала также преимущественно влiянiе немецкихъ же образцовъ (напр., поэта Гюнтера). Но въ отличiе отъ Тредьяковскаго и др., являвшихся только подражателями или инстинктивно вносившими элементъ приспособленiя въ иноземную теорiю, Л. отнесся къ своимъ образцамъ сознательно, трезво постарался наметить и примее западн. пошиба на русск. почве. Поэтому измененiе старыхъ литературныхъ формъ на новыя связывалось для него съ измененiемъ и стараго литературнаго языка на новый. Поэтому-то теоретическiя работы Л. въ области литературнаго языка должны были стать краеугольнымъ камнемъ въ созданiи и развитiи этого языка и въ дальнейшее время. Въ теоретическихъ работахъ по русскому литературному языку (каковы: Письмо о стихотворстве, приложенное къ его оде на взятiе Хотина (1739), Разсужденiе о пользе книгъ церковныхъ въ россiйскомъ языке (1757), Россiйская грамматика (1755) и др.), Л-у въ значительной степени помогло его происхожденiе, давшее ему чувство и знанiе живой речи, его первоначальное образованiе въ школе съ церковнымъ языкомъ: освещенныя исторически съ обычными для Л. чувствомъ действительности и трезвостью мысли, знанiя эти помогли ему вскрыть действительно жизненную основу русской литературной речи, определить роль и значенiе техъ наслоенiй изъ иныхъ языковъ, которыя исторически налегли на живую, развивающуюся русскую речь, именно: въ основе русской литературной ре въ примененiи къ литературной речи, новымъ понятiямъ, входящимъ въ обиходъ, должно совершаться на основахъ отношенiй этой московской речи къ другимъ: ближайшимъ говоромъ, годнымъ для развитiя московскаго, является говоръ северный (что и правильно: онъ ближайшiй и наиболее архаичный), за нимъ идутъ другiе, затемъ языкъ польскiй, какъ более другихъ въ прошломъ соприкасавшiйся съ русскимъ (отношенiя Руси и Польши), затемъ уже иные. Роль славянскаго книжнаго языка, какъ не только родственнаго, но и служившаго долгое время языкомъ русской литературы въ прошломъ, притомъ въ области наиболее важной въ духовномъ отношенiи, — церковной, для Л. несколько особенная: ц. -славянскiй языкъ определяетъ собой не только составъ русской литературной речи, но и ея характеръ, стиль: большее или меньшее присутствiе элементовъ церковнаго языка въ литературной речи придаетъ ей более или менее торжественный, важный тонъ. Т. о., Л. вводилъ, придавши самостоятельное значенiе церковному языку, ученiе о стиляхъ, рекомендуемое западными риториками, положивъ въ основу музыкальную въ общемъ сторону речи. Этому взгляду — принципу музыкальности речи — веренъ онъ и въ своихъ воззренiяхъ на стихотворную форму: это и привело его къ тоническому размеечи, что практически и осуществлялось имъ въ его стихотворныхъ произведенiяхъ, начиная съ оды на взятiе Хотина (1739 г.).
Какъ практикъ прежде всего, онъ далъ образцы почти всехъ видовъ литературныхъ произведенiй европейскихъ литературъ въ своей деятельности: писалъ и торжественныя оды (около 20), и посланiя, идиллiи — подражанiя классич. образцамъ, и эпиграммы („надписи“), сатирическiя эпиграммы, оды духовныя (переложенiя псалмовъ — отзвуки стараго типа поэзiи въ роде Симеона Полоцкаго), поэмы („Петръ Великiй“ — не окончена) и трагедiи („Тамира и Селимъ“) и похвальныя слова и т. д. Чисто съ литературной точки зренiя подошелъ Л. и къ исторiи: въ „Древней россiйской исторiи“ (1758), „Краткомъ россiйскомъ летописце“ (1760), Л. более риторъ, панегиристъ славнаго прошлаго Россiи, нежели ученый историкъ; этого требовала эпоха торжественныхъ, хвалебныхъ одъ, въ которую жилъ Л. Т. о. и въ области литературы, какъ и науки, Л. пришлось открывать собою новую эпоху и установить историческую связь стараго съ новымъ, давши старому, поскольку оно было жизнеспособно, определенное назначенiе въ новомъ. Въ этомъ великое значенiе Л. и историческая ценность его литературной деятельности.
Лучшая бiографiя Л.: Б. Меншуткинъ, „Михайло Васильевичъ Ломоносовъ. Жизнеописанiе“, Спб. 1911. Ср. „Русская поэзiя“, подъ ред. С. Венгерова, вып. I (Спб. 1893), статья Н. Булича. Наиболее полное изданiе сочиненiй Л. — академическое, подъ ред. М. Сухомлинова —1902), 5 т. (не окончено). Литературу о Ломоносове см. въ указателе Мезьеръ, „Библiогр. указ. рус. слов.“, вып. II (Спб. 1902) и С. А. Венгерова, „Источники словаря рус. писателей“, т. III, 1914. Кроме того печатается „Опытъ библiограф. указателя литературы о Ломоносове“, состав. А. Г. Фоминымъ, изд. Акад. наукъ. Общiя характеристики — въ юбилейныхъ сборникахъ въ честь Л. — московскихъ (1865 и 1912) и петроградскомъ (1911).
М. Сперанскiй.
Л., какъ естествоиспытатель. По значительности исповедуемыхъ идей, по широте научнаго кругозора, наконецъ, по разносторонности научнаго творчества Л. принадлежитъ къ самымъ выдающимся представителямъ естествознанiя. Это мненiе разделяли некоторые изъ его ученыхъ современниковъ, напр., Эйлеръ. Но такъ какъ многiе труды Л., не бывшiе никогда опубликованными, затерялись, а другiе остались въ рукописномъ виде даже до настоящаго времени; такъ какъ, живя и работая въ неблагопрiятныхъ условiяхъ, онъ не только не могъ создать себе школы, но и вообще не имеедователей; и, наконецъ, такъ какъ многiя изъ его идей на сто и больше летъ опередили свое время и поэтому не имели благопрiятной почвы для своего развитiя, — то вскоре после смерти Л. научная деятельность его была совершенно забыта, и даже на родине своей онъ считался въ теченiе всего XIX в. скорее поэтомъ и филологомъ, чемъ естествоиспытателемъ. Заслуга „открытiя“ всего громаднаго научнаго значенiя Л. принадлежитъ химику Б. Н. Меншуткину, который, имея доступъ къ архивамъ Академiи наукъ, тщательно изучилъ не только печатные труды, но и сохранившiяся рукописи Л., изложилъ и осветилъ ихъ содержанiе. Оказалось, что въ целомъ ряде научныхъ дисциплинъ — физике, химiи, астрономiи, метеорологiи, геологiи, географiи — Л. сумелъ открыть новые пути, новые факты, установить новыя точки зренiя. На первомъ месте надо здесь упомянуть объ отношенiи Л. къ одному изъ основныхъ принциповъ физики и химiи — принципу сохраненiя матерiи, обыкновенно называемому принципомъ Лавуазье. Л. впервые высказалъ этотъ принципъ съ полною ясностью за 41 годъ до Лавуазъе, а именно въ 1748 г. (въ письме емъ онъ проверилъ его на многочисленныхъ химическихъ опытахъ; вероятно, особенно убедительны были опыты накаливанiя металловъ въ заплавленныхъ сосудахъ, при чемъ безъ допуска внешняго воздуха „весъ сожженнаго металла оставался въ одной мере“. Что касается увеличенiя веса металловъ, обжигаемыхъ въ воздухе, то Л. правильно объяснилъ это явленiе присоединенiемъ къ металлу частицъ воздуха. Черезъ 17 летъ после Л. точно такiе опыты делалъ Лавуазье; они были имъ опубликованы и получили большую славу; ломоносовскiе же не были сообщены печати. Замечательны идеи Л., относящiяся къ одному изъ основныхъ физическихъ ученiй — молекулярно-кинетической теорiи вещества. Следуетъ помнить, что эта теорiя прочно утвердилась въ физике только во второй половине XIX в.; и вотъ, у Л. не только весьма убедительно и наглядно, вполне въ духе едствiй (напр.: выводъ о наибольшемъ градусе холода, или о такъ наз. абсолютномъ нуле температуры; идея о томъ, что вследствiе протяженности молекулъ Марiоттовъ законъ обратной пропорцiональности между объемомъ и давленiемъ газа не можетъ быть строго точенъ). Основная въ кинетической теорiи мысль о взаимной превращаемости теплоты и движенiя была глубоко продумана Л. Свои атомистическiе и механистическiе взгляды онъ не ограничивалъ теорiей теплоты, но утверждалъ, что и такiя свойства телъ, какъ сцепленiе, удельный весъ, цветъ, запахъ, вкусъ, упругость, электризацiя и т. д., имеютъ свое достаточное основанiе въ протяженности, массе, фигуре и движенiи неощутимыхъ частицъ. Естественнымъ логическимъ выводомъ изъ механистическаго воззренiя на природу является законъ сохраненiя энергiи (или „силы“, какъ говорили прежде). У Л. мы находимъ неоднократныя указанiя на этотъ законъ. Поэтому Л. занимаетъ место въ числе предшественниковъ Майера и Гельмгольца на поприще установленiя этого основного закона природы. Въ параллель теорiи строенiя матерiи, Л. развивалъ теорiю мiрового эфира — передатчика света, лучистой теплоты и электрической силы; так. обр. Л. является предтечей ученiя второй половины XIX в. о внутреннемъ единстве е разнородныхъ, на первый взглядъ, физическихъ силъ; распространенныя же среди его ученыхъ современниковъ мненiя объ особенныхъ невесомыхъ матерiяхъ — тепловой, световой и т. д. — онъ решительно отрицалъ. Кроме теоретическихъ трудовъ, приведшихъ къ созданiю стройной системы физическаго мiровоззренiя, Л. принадлежитъ еще несколько работъ по экспериментальной и практической физике. Онъ определилъ (въ первомъ приближенiи) коэффицiентъ расширенiя воздуха при нагреванiи, устроилъ воздушный термометръ, изобрелъ остроумный „морской барометръ“, представляющiй сочетанiе двухъ термометровъ — спиртового и воздушнаго, сталъ употреблять смесь воды со льдомъ въ качестве термостата. Въ области химiи Л. можно назвать истиннымъ основателемъ физической химiи, — научной отрасли, которая всего какихъ-нибудь 30 летъ назадъ завоевала себе едованiй чрезвычайно рацiонально составлена и настолько подробна, что еще и сейчасъ не все замыслы Л. окончательно осуществлены. Между прочимъ, замечательно то особое вниманiе, которое Л. (въ полномъ согласiи съ нынешней наукой) удее, где только возможно, считалъ онъ необходимымъ применять весъ и меру (между теерительныхъ экспериментальныхъ прiемовъ было, можно сказать, характерною чертою тогдашней химической науки). Въ 1748/49 г. при Академiи наукъ была построена, по проекту Л., первая въ Россiи химическая лабораторiя; здесь имъ были произведены многiя тысячи опытовъ, частью съ целью собиранiя матерiаловъ для будущей теоретической разработки, частью для разныхъ техническихъ цеесь онъ изобреталъ краски, фарфоръ, цветныя стекла для своихъ мозаическихъ работъ, делалъ изслеестъ Россiи, производилъ анализы золотыхъ и серебряныхъ рудъ (онъ въ совершенстве зналъ соляное и горное дело и даже написалъ ценное руководство по металлургiи). Отъ занятiй Л. перешелъ къ разработке вопросовъ минералогiи и геологiи и здеейшихъ геологовъ XVIII в. Бюффона и Вернера. Въ его сочиненiяхъ: „Слово о рожденiи металловъ отъ трясенiя земли“ и „О слояхъ земныхъ“ мы находимъ правильныя представленiя о роли землетрясенiй въ образованiи земного лика, о процессахъ образованiя рудныхъ минераловъ, о работе различныхъ внешнихъ и внутреннихъ агентовъ, созидавшихъ и изменявшихъ лицо земли, о строенiи и образованiи горныхъ цеешительно высказывается въ смысле необъятной длительности геологическаго времени. Многiя изъ этихъ идей окончательно водворились въ науке только въ XIX в. Наконецъ, касаясь природы верхняго слоя земли и разъясняя происхожденiе различныхъ почвъ, Л. предвосхищаетъ открытiе Сенебье, доказавшаго въ 1783 г., что растенiе питается одною изъ составныхъ частей воздуха. Вообще, Л. сильно занимала физическая жизнь нашей планеты и другихъ небесныхъ телъ. Онъ съ большою опасностью для жизни занимался изслее, при чемъ открылъ, что атмосфера содержитъ электричество и помимо грозы; разсуждалъ о причине северныхъ сiянiй и объяснялъ ихъ (какъ и хвосты кометъ, зодiакальный светъ, туманности) злектрическими разрядами, опять-таки предвосхищая новейшiе взгляды. Онъ стремился усовершенствовать метеорологическiе методы, изобрееревался изследовать метеорологическiя условiя въ верхнихъ слояхъ воздуха и съ этою целью строилъ модель летательной машины (геликоптера), которая могла бы поднимать кверху метеорологическiе инструменты. Онъ первый открылъ, что планета Венера имеетъ атмосферу (обыкновенно это открытiе приписывается Гершелю); ему принадлежитъ и то усовершенствованiе зеркальнаго телескопа, которое обыкновенно слыветъ подъ именемъ Гершеля. Онъ написалъ обширное и весьма богатое мыслями „Разсужденiе о большой точности морского пути“, въ которомъ описывается цеетенныхъ имъ инструментовъ; интересы этого рода стояли въ связи съ его проектомъ отысканiя севернаго пути въ Остъ-Индiю Ледовитымъ океаномъ. Занимался онъ также географiей и картографiей Россiи, въ качестве начальника географическаго департамента Академiи наукъ. Изъ характера вопросовъ, разосланныхъ имъ въ то время по всемъ городамъ для собиранiя нужныхъ сведеелъ широкiя и правильныя понятiя въ области статистики. Являясь так. обр. выдающимся деятелемъ по целому ряду естественныхъ наукъ, Л. имелъ продуманный истинно-философскiй взглядъ на ихъ методъ, — на соотношенiе теорiи и эксперимента, а также на взаимное отношенiе различн. областей естествознанiя. — : Меншуткинъ, „Л., какъ физикохимикъ“ (статья въ „Журн. Русск. Физ. -Хим. Общ.“ и въ „Извест. Спб. Полит. Инст.“ за 1904 г.); „Труды Л. въ области естеств. -ист. наукъ“, изд. И. Ак. наукъ (1911); А. І. Бачинскiй„Деятельность Л. и значенiе его трудовъ“ (1912).
А. Бачинскiй.