Радовский М. И.: М. В. Ломоносов и Петербургская академия наук
Глава VII. Академические конкурсы

Глава VII

АКАДЕМИЧЕСКИЕ КОНКУРСЫ

Устав 1747 г., в значительной мере упорядочивший деятельность Академии наук, предусмотрел ряд нововведений. Одним весьма важным из них были конкурсы на решение задач, возникавших в различных областях естествознания. Параграф 21 Регламента гласил: «При начале всякого года, академики должны предложить задачу, которую президент, чрез конференц-секретаря, публиковать имеет в свет, для решения с обещанием положенного награждения, которое дано будет тому, кто решит справедливее задачу, а производить сие таким образом, как то при прочих Академиях водится».¹

Первый конкурс был объявлен в 1749 г. тогда же, когда состоялась первая публичная ассамблея.²

Успех нового начинания Петербургской Академии наук в значительной степени зависел от темы предлагаемой задачи, которая своей актуальностью побудила бы наиболее одаренных исследователей участвовать в конкурсе. Решение такой задачи еще более укрепило бы репутацию Академии как передового научного центра. Когда конкурс был объявлен, Эйлер писал Разумовскому: «Никакая другая Академия не может похвалиться, чтобы предложила когда-нибудь подобный вопрос, который бы имел такое огромное влияние на преуспевание наук. Мнения величайших из нынешних ученых совершенно противоречат между собою относительно избранного Вашим сиятельством предмета: одни предполагают, что знаменитая теория Ньютона достаточна для объяснения всех явлений движения небесных тел; между тем как другие утверждают, что эта теория применяется только до некоторой степени к небу и что, стало быть, нуждается в исправлении».³

В Академию был прислан ряд «диссертаций», как называли тогда сочинения на конкретную научную тему. Премии в сто червонцев была удостоена работа А. К. Клеро. Эта работа была издана Академией в 1752 г. под названием «Теория луны, выведенная из единственного начала притяжения, обратно пропорционального квадратам расстояний».⁴ Выход в свет труда Клеро явился выдающимся событием в мировой науке: крупнейшие ученые признавали, что Петербургская Академия выбирает из назревших задач самые сложные и трудные.

Все же Ломоносов остался недоволен этим конкурсом. Дело в том, что тему задачи предложил Эйлер. Хотя Ломоносов относился к нему с глубоким уважением, как мы на это уже не раз указывали, однако он считал, что подобная инициатива должна исходить от Петербургской Академии, а не от ее иностранного члена. Эйлер же, оставаясь членом Академии (иностранным), жил тогда не в Петербурге, а в Берлине.

В научно-организационной деятельности Ломоносова значительное место занимает участие в проведении объявлявшихся Петербургской Академией наук задач на премию, решение которых предусматривало дальнейшее развитие отдельных областей естествознания; по его инициативе и при поддержке Г. -В. Рихмана⁵ Академия наук в 1753 г. объявила задачу: «Сыскать подлинную электрической силы причину и дать точную ее теорию». Ученому, наиболее удачно решившему эту задачу и представившему к 1 июня 1755 г. работу на эту тему, была обещана денежная премия в размере «ста червонных».

Ломоносов не только предложил тему этой задачи, но подробно изложил ее и 19 ноября 1753 г. представил в Академическое собрание⁶ специальную «Программу», показывавшую, в каком состоянии находится поставленный вопрос и на что желающим принять участие в его решении следует обратить внимание в первую очередь.⁷

Что в области теории электричества было много неясного, Ломоносов отметил уже в вводной части «Программы», указав на то, что авторы теоретических рассуждений выдвинули хотя и остроумные, но произвольные положения. В их трактатах, подчеркивал он, «самые наинужнейшие вещи не довольно наблюдены были». Несостоятельность предложенных теорий и заключалась в том, что они не согласовались с результатами экспериментов и наблюдений. Так, собственно, было на протяжении всей истории учения об электричестве, которая представляется непрекращающейся сменой одних взглядов на природу электрических явлений другими. Борьба мнений была острой и напряженной. Порой казалось, что она затянется на неопределенно долгое время, но выявленные новые факты мирили спорящие стороны, вернее, делали полемику между ними

Г. -В. Рихман (1711—1753).

беспредметной, так как эти новые открытия противоречили взглядам обеих сторон.

В середине XVIII в., в 40-х и 50-х годах, такое состояние вопроса остро воспринималось научными корпорациями мира, и они стимулировали теоретические изыскания в этой области.⁸

Объявляя конкурс на «составление подлинной электрической теории», Ломоносов подчеркивал в «Программе», что участники конкурса должны учесть все накопившиеся противоречия и предлагать такие сочинения, в которых теоретические взгляды, основанные на достигнутых экспериментальных результатах, согласовались бы со всеми известными фактами.

В то время не было недостатка в попытках теоретического осмысливания электрических явлений. Подобные попытки относятся еще к начальному этапу учения об электричестве. В. Гильберт (1540—1603) первый занялся систематическим изучением этих явлений, загадочных с древних времен, и выдвинул положения, лежавшие в основе так называемой теории истечений.⁹

Гипотеза Гильберта о существовании электрических жидкостей, или «флюидов», удерживалась в науке на протяжении более двух веков, подвергаясь лишь некоторой модификации; в зависимости от того, какой ее вариант господствовал, унитарный или дуалистический, говорили либо об одной, либо о двух жидкостях (флюидах). Даже в XIX в. Фарадей¹⁰ в работе «Опыт истории электромагнетизма» писал: «Ампер исходит из принятой ныне повсеместно во Франции теории, допускающей существование двух электрических флюидов».¹¹

лейденской банки усиленно изучали явления электрического разряда и когда посредством электрической искры им удалось зажечь спирт, электрические явления стали казаться еще более загадочными. Некоторые называли электричество уже не жидкостью, а огнем, однако и это уподобление оказалось несостоятельным. Немецкий физик Бозе¹² в своей известной поэме «Электричество в его открытии и развитии» писал:

но как назвать
Ту искру, что в воде способна пребывать?
Скорее шар земной притянет солнц просторы,
И лев ливийский побежит, увидя коз Ангоры,
Настанет долгий день в созвездье Козерога,
Разрежется алмаз куском стекла простого
Скорей, чем наш огонь в воде блеснет...¹³

В 40-х и 50-х годах XVIII в. оба термина — «электрический огонь» и «электрическая жидкость» — встречаются у одних и тех же авторов. Характерным примером в этом отношении является Франклин, который в одном и том же сочинении употребляет разные понятия в зависимости от того, насколько каждое из них облегчает рассмотрение трактуемых явлений.¹⁴

Ломоносов относился к тем ученым, которые, по выражению Л. Эйлера, считали поиски причин электрических явлений в «электрической жидкости» бредовыми выдумками, хотя он и пользовался понятием «электрическая материя». Но и уподобление «электрической материи» огню, по мнению Ломоносова, также не выдерживало критики. При всем сходстве электрической искры с обыкновенной искрой она во многом от нее отличается. «Первое: электрические явления, — отмечает Ломоносов в „Программе“ задачи на премию, — много имеют общего с свойствами огня, много также и совсем противного. Пример первого есть, что огонь силою электрическою возбуждается; второго, что электрическая сила в произвождении своем огнем воспящается; например, стекла, которые очень горячи, не могут произвести электрической силы. Притом, сквозь раскаленное железо, равно как и сквозь лед, сила сия распространяется».¹⁵

Ломоносов призывал участников конкурса в своих работах, которые должны быть присланы в Петербургскую Академию наук к 1755 г., обратить особое внимание на три обстоятельства. Прежде всего он считал необходимым, чтобы была и теоретически и экспериментально «точно и подробно» доказана несостоятельность уподобления «электрической материи» огню. В этот сложный и запутанный вопрос должна быть внесена полная ясность. Кроме этого, Ломоносов счел необходимым «кратко упомянуть» еще о двух обстоятельствах, на которые участникам конкурса надлежало обратить внимание.

В отношении электричества все тела делились тогда на «электрики сами по себе» (то, что теперь мы называем диэлектриками) и неэлектрики, т. е. тела (проводники), в которых можно возбудить, как тогда говорили, лишь «производную электрическую силу». Однако, по убеждению Ломоносова, тела в природе обладают не только этими свойствами, т. е. они не только делятся в отношении электричества на два вида, но по своим химическим и другим свойствам они могут быть разделены на множество других видов. Ранее физики этого не учитывали, но, чтобы понять действительную основу разграничения диэлектриков и проводников, это обязательно необходимо было принять во внимание. Третье пожелание Ломоносова к участникам конкурса относилось к довольно сложному и далеко еще не разрешенному в то время вопросу о характере движения «электрической материи».

Еще в XVII в. авторы, писавшие об электрических явлениях, пытались объяснить, каким образом происходит движение «электрической материи». Гильберт и его последователи представляли себе это движение как поступательное: при натирании «электрического тела» электрическая материя (по их представлениям — «электрическая жидкость») выходит из пор тела и, достигнув определенной точки, возвращается обратно, увлекая за собой находящиеся на ее пути легкие тела. «Программа» кончается следующими словами: «Все сие не должно почитать за правило и необходимо нужную принадлежность, но за одно только напоминание, которое всякому оставляется на собственное его рассуждение и не может быть никому препятством в истолковании электрических явлений по своим собственным основаниям».¹⁶

Объявленный Петербургской Академией наук конкурс привлек внимание исследователей всей Европы. В Германии Эйлер счел нужным тотчас же опубликовать в газетах сообщение о награде, которую обещает Петербургская Академия за теоретическое исследование вопроса о природе электрических явлений.¹⁷

Хотя сроком представления работ был июнь 1755 г., они стали поступать в Академию задолго до этого времени. Поступление первого сочинения, представленного на конкурс, отмечено в протоколе Академического собрания от 16 сентября 1754 г.¹⁸ Всего было прислано свыше десяти диссертаций. Эти сочинения принадлежали авторам из Англии, Германии, Голландии, Италии, Франции.¹⁹

Премия была присуждена диссертации под девизом: «Счастлив, кто мог познать причины вещей». Автором ее значился Иоганн-Альбрехт Эйлер, сын Леонарда Эйлера, но, как выяснилось впоследствии, труд этот все же принадлежал не сыну, а отцу. Как часто бывало, члены научных корпораций, объявивших конкурс, не могли принимать в нем участие. Такого правила придерживалась и Петербургская Академия наук. В это время Л. Эйлер состоял ее иностранным членом.

Леонард Эйлер, этот великий энциклопедист XVIII в., в своей научной деятельности глубоко затронул вопросы о природе электричества. Обычно считается, что основные его взгляды на эту область физики изложены в известных его «Письмах к немецкой принцессе», опубликованных в 1768— 1772 гг. в Петербурге одновременно на французском и на русском языках.²⁰ Но сохранившиеся в Архиве Академии наук СССР документы свидетельствуют о том, что вопросами электричества Эйлер занимался задолго до опубликования указанных «Писем», так как мысли, изложенные в присланной на конкурс диссертации, были выдвинуты им, сыну же его принадлежало только их литературное изложение. Эйлер поступил так по той причине, что сомневался, возможно ли ему, члену Петербургской Академии наук, хотя и жившему тогда в Берлине, участвовать в конкурсе.

Вот что писал Леонард Эйлер Миллеру (он тогда был конференц-секретарем) 7 октября 1755 г., через месяц после того как премия была присуждена его сыну: ²¹

«Ваше высокоблагородие, я почтительнейше благодарю Вас за обрадовавшее меня сообщение о том, что пересланное мною без сопроводительного письма исследование об электричестве получило премию императорской Академии. Свойства электрической силы и, в частности, сродство ее с действием грома привели меня к этой мысли, но так как я не знал, имел ли я право писать работу на премию, я передал ее моему сыну Иоганну-Альбрехту и поручил ему литературно обработать пересланное Вам сочинение. Он считает себя в высшей степени счастливым, получив столь высокое одобрение императорской Академии вместе с крупной премией в 100 червонцев. Чтобы полностью удовлетворить требованиям императорской Академии, содержащимся в изданном ею распоряжении, я прилагаю копию начала и конца пересланной рукописи...».²²

Эйлер не разделял точку зрения тех ученых, которые считали, что надо «совершенно изгнать из физики все тончайшие жидкости, недоступные нашим чувствам».²³ Он, как и Ломоносов, полагал, что электрические явления суть результат движения эфира, имеющегося во всех телах природы, утверждая, что все электрические явления «должны быть выводимы из нарушения равновесия в состоянии эфира».²⁴

Следуя условиям «Программы», требовавшей от участников конкурса, чтобы выдвигаемые ими теории строго согласовались с достигнутыми экспериментальными данными, Эйлер в своем трактате приводит большое число известных в науке наблюдений, упоминая и о собственных опытах. Все, что было сделано до него и достигнуто им самим в результате опытов и наблюдений, убеждало Эйлера в справедливости выдвинутой им теории. Она сформулирована им следующими словами: «Сущность электричества надо видеть в удалении или уменьшении количества эфира, которым обычно, в естественном состоянии, наполнены его поры. Значит, тело останется электрическим до тех пор, пока эфир, освобождающийся из окружающих пор, не возместит этой утраты и пока не будет восстановлено совершенное равновесие в упругой силе эфира. Лишенными же электричества следует считать тела, отличающиеся тем, что эфир, заключенный в порах, обладает равной упругостью с остальным эфиром, разлитым повсюду, и что между тем и другим существует полнейшее равновесие».²⁵

Как ни остроумны были выкладки Эйлера, состояние науки его времени не позволило дать законченной теории электричества: слишком скудна была та база опытов и наблюдений, которая тогда не распространялась еще далее области электростатики.²⁶

Ломоносов почувствовал неудовлетворенность от такого разрешения вопроса о теории электричества и не позже чем через год после того, как Петербургская Академия наук увенчала премией «Исследование о физической теории электричества», Эйлера, сам принялся за разработку теории электричества. В его бумагах сохранилась рукопись, датированная 1756 г., с названием «Теория электричества, разработанная математическим путем». Работа осталась незаконченной, но другие его рукописи свидетельствуют о необычайно широком охвате темы в этой диссертации. Прежде всего говорит об этом его рукопись, именуемая теперь «127 заметок к теории света и электричества». Начатая составлением 5 апреля 1756 г., эта рукопись была, по-видимому, планом для будущей «Теории электричества, изложенной математически». Эти наброски, составленные на латинском языке, опубликованы в русском переводе Б. Н. Меншуткиным почти два века спустя.²⁷

В этой работе Ломоносов остается верен себе — он полностью отклоняет мысль об электрической жидкости, как отвергает и мысль о каких-либо истечениях: «Надо доказать, что никакая особая электрическая материя не выходит и не входит и что, следовательно, свет производится движением эфира».²⁸

Эта же мысль была высказана Ломоносовым в том же 1756 г., когда 1 июля он выступал в публичном собрании с речью, названной «Слово о происхождении света, новую теорию о цве́тах представляющее».

Из записей Ломоносова видно, что он намеревался подвергнуть анализу и такие вопросы, которые были решены лишь в XIX в. В сохранившемся плане задуманного трактата имеется пункт (16), свидетельствовавший, насколько Ломоносов опередил свой век. «Надо поставить опыт, — писал он, — будет ли луч иначе преломляться в стекле или воде наэлектризованной».²⁹

Над этим вопросом упорно, но тщетно работал М. Фарадей около века спустя, когда учение об электричестве, начиная с 20-х годов XIX в., переживало эпоху нового мощного подъема и было существенно пополнено важнейшими законами электродинамики.

В 1911 г. в Обществе содействия успехам опытных наук и их практических применений выступил с докладом «Деятельность М. В. Ломоносова и значение его трудов» А. И. Бачинский.³⁰ В дополнение к исследованиям Б. Н. Меншуткина он впервые в истории нашей науки рассмотрел труды Ломоносова в свете всего пути, пройденного ею до начала XX в. Он показал значение научных достижений русского ученого с точки зрения истории развития физической науки. Еще до опубликования в печати указанных выше записей Ломоносова, касающихся вопросов электричества, А. И. Бачинский ознакомился с ними в Архиве Академии наук и внимательно их изучил. В его докладе,³¹ в частности, приведен цитированный нами § 16. Автор доклада подчеркнул: «Конечно, Ломоносов с экспериментальными средствами той эпохи не мог бы получить здесь положительных результатов; их не удалось получить и Фарадею, который в 1845 г. прослеживал распространение поляризованного луча через различные прозрачные среды в электрическом поле. Но явление, которого ожидал Ломоносов, действительно существует и состоит в том, что изотропное прозрачное тело в электрическом поле делается двоякопреломляющим; это явление было открыто Керром в 1875 г.».

Только в 1831 г. профессор Московского университета Д. М. Перевощиков,³² имеющий немало заслуг в деле популяризации науки, особенно отечественной, обратил серьезное внимание на содержание «Слова о явлениях воздушных, от электрической силы происходящих». В речи, посвященной «Слову» и произнесенной в торжественном собрании Московского университета, Перевощиков, указывая на заслуги Ломоносова, не без горечи отметил, что достойной оценки этот труд Ломоносова так и не получил.³³

Ломоносов и Рихман, внеся исключительно важный вклад в науку, подготовили почву для ценнейших исследований, доставивших славу русским ученым. В 1758 г., т. е. еще при жизни Ломоносова, академик Эпинус выступил в торжественном собрании Академии наук с докладом «О сходстве электрической силы с магнитной». А через год Академия опубликовала его трактат «Опыт теории электричества и магнетизма»,³⁴ вызвавший восхищение в широких научных кругах; имя Эпинуса прочно вошло во все руководства и учебники по электричеству.

На протяжении второй половины XVIII и в начале XIX в. вопросы электричества постоянно были предметом внимания Петербургской Академии наук. Наиболее яркое впечатление произвели в ученом мире исследования, которые осуществлялись в Академии наук начиная с 30-х годов XIX в. Труды академиков Э. -Х. Ленца^{35 36} увенчавшиеся открытием важнейших законов электромагнетизма и ценнейшими электротехническими изобретениями, принесли Петербургской Академии славу инициатора необычайно смелых начинаний, давших обильные плоды, которыми воспользовались наука и техника во всем мире.

Темы конкурсных задач Ломоносов выдвигал из года в год, но не многие из них были по силам естествоиспытателям того времени. Иногда Ломоносову приходилось браться за это и самому. Еще в июне 1751 г. он выступил в Академическом собрании и предложил присудить очередную премию тому, «кто лучше других объяснит на основании физических и химических законов отделение золота от серебра, производимое с помощью царской водки, и укажет наиболее удобный способ отделять друг от друга эти металлы с наименьшим трудом и затратами».³⁷ «недовольно решена»,³⁸ и Академии пришлось продлить срок конкурса, пока в 1755 г. премия не была присуждена Сальхову.

§ 21 обязывал Академию делать это ежегодно. Ломоносов предлагал наверстать упущенное и в 1756 г. настаивал на том, чтобы были объявлены сразу две задачи: «... предложить ученому свету, дабы заплатить, что мы ему должны».³⁹ Темы задач были названы Ломоносовым же.

«1) Предлагается исследовать с помощью опытов и вычисления, увеличивается ли преломление падающих лучей светящегося тела больше от твердости прозрачных тел или от их тяжести и насколько каждая из них противодействует или помогает другой.

«2) Требуется исследовать теоретически и практически, правильна ли гипотеза, полагающая, что материя тел пропорциональна их весу, например — содержится ли в золоте почти в двадцать раз большее количество материи, чем в воде того же объема».⁴⁰

Первая из названных задач не подверглась обсуждению, но в несколько измененном виде эта задача была объявлена на соискание премии 1760 г.^{41 42} Эйлер отнесся отрицательно к постановке этой задачи, указывая на трудность ее.

Отзыва Эйлера было достаточно, чтобы Академия воздержалась объявить конкурс на решение задачи, которая была не под силу ученому миру того времени. Несомненно и сам Ломоносов понимал трудность предложенной им задачи. Он не настаивал больше на своем предложении, но, придавая большое значение поднятому им вопросу, сам усиленно работал над этой темой. В январе 1758 г. он представил Академическому собранию диссертацию «Об отношении количества материи и веса», в которой были многие мысли, выраженные в цитированном уже письме к Эйлеру (июль 1748 г.). «Всякий раз, — писал Ломоносов, — как мы рассматриваем огромное множество разных мнений о явлениях природы, мы не без горестного изумления видим, что после стольких усилий великих мужей, после стольких славных открытий, такое множество физических явлений до сих пор остается недостаточно объясненными, особенно в той части естественных наук, которая изучает качества тел, происходящие от мельчайших частиц, недоступных какому бы то ни было зрительному ощущению. Но это будет казаться менее удивительным, как только мы примем в соображение, что самые первые начала механики, а тем самым и физики, еще спорны, и что наиболее выдающиеся ученые нашего века не могут прийти к соглашению о них».⁴³

В мае 1759 г. Ломоносов вновь предложил Академии объявить конкурс на выдвинутую им задачу, но академики и на этот раз отвергли предложение Ломоносова.⁴⁴ Отрицательное отношение со стороны Академии встретила и предложенная им «физическая задача о ночезрительной трубе».^{45 46} Однако, ввиду новизны вопроса, он хотел, как писал С. Я. Румовский Эйлеру, «чтобы весь свет поработал над этим предметом».⁴⁷

Ломоносов столкнулся с возражениями главным образом со стороны академика Эпинуса, считавшего, что идея Ломоносова не выполнима на практике. Между учеными возникла длительная полемика,⁴⁸ которая укрепила убеждение Ломоносова в том, что для пользы мировой науки необходимо привлечь ученых разных стран к разрешению этого вопроса, дав им возможность участвовать в конкурсе. 17 мая 1759 г. он вновь выступил в Академическом собрании и, настаивая на объявлении конкурса на выдвинутую им задачу, предлагал обратиться за заключением к Эйлеру. Однако с этим академики не согласились; в решении сказано: «Если Ломоносов хочет посоветоваться с Эйлером, то пусть делает это от своего имени; для запроса от имени Академии не видно основания».⁴⁹

Тем не менее Ломоносов упорно отстаивал свои позиции, и спор еще долго продолжался. Эпинус направил в Академию письмо, в котором просил, чтобы его рассуждение о ночезрительной трубе «по заслушании знатнейшими господами коллегами было сообщено славному Ломоносову». «Пусть славный муж, — писал Эпинус, — ответит на мои сомнения, после чего мою рукопись вместе с ответом славного Ломоносова следует переслать знаменитейшей Королевской Парижской Академии наук и просить ее частным образом от моего и славного Ломоносова имени, чтобы она высказала свое мнение о сем споре. Даю обязательство полностью согласиться с суждением, вынесенным этой знаменитейшей Академией. Я нисколько не сомневаюсь, что славный Ломоносов охотно примет посредничество, которое я предлагаю для окончания спора. Ибо если он в такой степени уверен в правоте своих утверждений, как объявляет, то не преминет одержать надо мною важную победу, если только отказом от посредничества не хочет возбудить недоверия к своему делу».⁵⁰

нередко бывали случаи, когда ученые какой-либо страны, расходясь по какому-нибудь важному вопросу, выбирали в качестве арбитра научную корпорацию другой страны. Таким арбитром бывала и Петербургская Академия наук. В качестве примера можно назвать обращение к ней английских географов и мореплавателей, с просьбой высказать свое авторитетное суждение о возможности достичь Северного полюса.⁵¹

Нам неизвестно, как реагировал Ломоносов на заявление Эпинуса. Но его глубоко огорчали те споры, которые пришлось вести по поводу сделанного им весьма ценного, как он был убежден, изобретения, имевшего необычайно важные результаты. 8 июля 1759 г. Ломоносов писал И. И. Шувалову: «Должен я при первом случае объявить в ученом свете все новые мои изобретения ради славы отечества, дабы не воспоследовало с ними того же, что с ночезрительною трубою случилось. Сей ущерб чести от моих трудов стал мне вдвое горестен, для того что те, которые сие дело невозможным почитали, еще и поныне жестоко с досадительными словами спорят, так что видя не видят и слыша не слышат».⁵²

В 1758 г., когда обсуждался вопрос о конкурсной задаче на 1760 г., Ломоносов предложил две темы. Об одной из них было упомянуто выше, когда речь шла о выдвинутой им задаче в 1755 г. Теперь она была принята Академией, но несколько иначе сформулирована, а именно: «Исследовать с помощью опытов преломление лучей света в различных телах как твердых, так и жидких и выяснить отсюда, в какой степени величина преломления зависит от различного удельного веса тел, от разного сцепления частиц и от первоначал, составляющих тела. Объяснить все это теорией, согласной с произведенными опытами».⁵³

Вторая задача гласила: «Найти какой удельный вес имели бы кислоты — серная, азотная и соляная, — если бы их можно было получить вполне свободными от воды и чистыми, — и внимательно исследовать этот вопрос методом Гомберга⁵⁴ ». Об этом предложении Ломоносова не сохранилось никаких сведений; нет даже указаний на то, огласил ли он в Академическом собрании текст второй задачи.⁵⁵

«Можно ли сделать инструмент оптический, помощью которого можно б было видеть вещи в море или в реках глубже, нежели как простыми глазами усмотреть можно. Если то возможно, то каким образом надлежит сделать такой инструмент?».⁵⁶ Как указывал Ломоносов в цитируемом письме к Шувалову, он сам работал над созданием такого инструмента и при этом отметил: «... коль сие в жизни человеческой полезно, всяк удобно рассудить может».⁵⁷

Сформулированная Ломоносовым задача датирована 10 июля 1759; через три дня он передал ее Академической канцелярии, которая показала эту бумагу «всем академическим господам». Действительно, на документе имеются пометы ряда членов Академии. Но нет никаких данных о том, обсуждался ли вопрос, поднятый Ломоносовым, в Академическом собрании.⁵⁸ Известно, что Ломоносов долго еще работал над этой проблемой. В приложенной к письму, адресованному государственному канцлеру М. И. Воронцову (19 января 1764 г.), «Росписи сочинениям и другим трудам советника Ломоносова» в разделе «В деле» значится: «Гидроскопическая труба, чтобы дно в море и в реках далее видеть, нежели просто глазами».⁵⁹

В это время, как впрочем и раньше, Ломоносова интересовали вопросы мореплавания, имевшего столь важное значение для России, которая играла все более и более видную роль в мировой торговле. Поэтому Ломоносов и называл отважных отечественных мореплавателей российскими Колумбами. Уместно также отметить, что текст или, точнее, вариант речи на торжественной ассамблее 1759 г. имел заголовок: «Размышления о точном определении пути корабля в море».⁶⁰ ближайшем конкурсе, Ломоносов предложил следующую задачу: «Пусть в морском плавании, в пасмурную погоду, известны место и время и даны наклонение и склонение магнитной стрелки, определив затем, в другое время, насколько возможно, место корабля по его курсу и при данном изменении наклонения, найти законы и составить таблицы, чтобы по ним узнавать магнитное склонение».⁶¹

Выступление Ломоносова в Академическом собрании с этим предложением состоялось 20 августа 1764 г. Обсуждению оно подверглось на следующем заседании, на котором выступил Эпинус и заявил, что выдвинутую Ломоносовым задачу решить невозможно.⁶² С этим согласились остальные академики, и конкурс на эту задачу не был объявлен.

Так было отвергнуто еще одно из предложений Ломоносова, более других понимавшего задачи, стоящие перед мировой наукой. Надо сказать, что оппозиция, с которой он сталкивался в данном случае, имела совсем иные корни, чем в борьбе с Шумахером, Таубертом и Тепловым, названных Ломоносовым врагами прогресса отечественной науки. Эпинус и стоявшие на одних с ним позициях другие академики не были столь дальновидными, как Ломоносов. Оставаясь во власти современных им представлений, они не были в состоянии далеко заглянуть в будущее. Они, в особенности Эпинус, были глубоко убеждены в своих взглядах, и, с точки зрения современного им уровня науки, эти взгляды казались им более реалистичными, чем то, что предлагал Ломоносов, который жил не столько сегодняшним днем, сколько завтрашним днем науки. Поэтому он так часто и оставался непонятым своими современниками.

Примечания

¹

² См.: Объявление о награждении, которое от Санктпетербургской императорской Академии наук решителю нижеписанной задачи обещаемо. — В кн.: Торжество Академии наук..., празднованное публичным собранием сентября 6 дня 1749 года. СПб., 1749. Вот что сказано в Объявлении: «Академии наук президент граф Кирила Григорьевич Разумовский, имея неусыпное о приращении наук и художеств старание, за весьма полезный к сему намерению способ рассудить изволил, задавать ученому свету на всякий год по некоторой знатной задаче, от которой бы решения последовала немалая польза и распространение пределов человеческого познания; а для возбуждения в ученых людях всякой нации большей охоты к решению предложенной задачи, тому, кто оную решит, обещать награждение. Чего ради запотребно рассуждено задать ученым людям нижеписанную задачу, и тому, кто оную по мнению Академии основательнее решит и яснее истолкует, определить награждение сто червонных наличными деньгами, или медаль в такую же цену; а задача оная состоит в следующем:

«Все ли неравности, которые в течении луны примечаются, с Невтоновою теориею сходны или нет? и буде не все сходны, то которая самая справедливая теория всех оных неравностей, по которым бы место луны можно было определить на всякое заданное время по самой точности?

«Чего ради всех господ астрономов, какой бы земли кто ни был, кроме членов Академии, которым о сочинениях других рассуждать должно будет, благосклонно призываем к решению объявленной задачи; и которые решения свои на рассуждение Академии предложить пожелают, те бы, написав оные четким письмом на русском, немецком, французском или латинском языке прежде 1 числа июня будущего 1750 году, изволили прислать к его сиятельству, императорской Академии наук президенту, графу Кириле Григорьевичу Разумовскому, ибо которые диссертации придут после объявленного сроку, те рассматриванны не будут.

«При чем господам авторам в диссертациях, которые пришлют, имян своих не должно подписывать, но каждому надлежит оглавить диссертацию свою каким-нибудь важным стишком, под именем которого от секретаря Академии получат расписки с объявлением нумеров, под которыми оные записаны, только б место, куды расписки переслать, объявлено было. Однако ж между тем каждому при своей диссертации должно прислать имя свое в запечатанной цидулке, а цидулки оные не будут распечатаны, кроме приобщенной к той диссертации, которая удостоится награждения: ибо тогда по возвращении от автора пересланной к нему расписки, выдадутся ему деньги из Академической суммы.

«А кому Академия наук присудит дать награждение, оное объявлено будет в публичном собрании сентября 6 дня 1750 года».

³ Пекарский, т. I, стр. 269.

⁴ Клеро, Алексис Клод (Clairaut, Alexis Claude, 1713—1765), член Парижской Академии наук; в 1754 г. избран почетным членом Петербургской Академии. Работа Клеро издана по-французски: A. C. Clairautéorie de la Lune déduite du seul principe de l’attraction réciproquement proportionnelle aux quarrés des distances. St. Pétersbourg, 1752. Об этой работе см.: Н. И. Идельсон. Закон всемирного тяготения и теория движения луны. — В кн.: Исаак Ньютон. Сб. статей. М. — Л., 1943, стр. 161 и сл.

⁵ Г. -В. Рихман—657.

⁶ Протоколы Конференции, т. II, стр. 292.

⁷ ПСС, т. 3, стр. 137—141.

⁸ Примером тому может служить объявление в 1745 г. Берлинской Академии наук по инициативе Л. Эйлера конкурса, темой которого была теория электричества. Премию получил Я. -З. Вайтц (См.: P. -F. Mottelay

⁹ В. Гильберт. О магните, магнитных телах и о большом магните — Земле. Изд. АН СССР, М., 1956, стр. 95.

¹⁰ Фарадей, Михаил (Faraday, Michael, 1791—1867), английский физик; почетный член Петербургской Академии наук (избран в 1829 г.).

¹¹ М. Фарадей

¹² Бозе, Георг-Маттиас (Bose, Georg Mattias, 1710—1761), профессор физики Виттенбергского университета.

¹³ G. -M. Bose. Die Electricität nach ihrer Entdeckung und Fortgang mit poetischer Feder entworfen von Georg Mathias Bose. Wittenberg, 1744. (Перевод Н. И. Бутовой).

¹⁴ Вениамин Франклин—71.

¹⁵ —139.

¹⁶ Там же, стр. 141.

¹⁷ Билярский, стр. 251. В письме к Шумахеру от января 1754 г. Эйлер, сообщая об этом, дал высокую оценку инициативе Ломоносова и вновь отметил его исключительную одаренность, проявившуюся также и в изучении электрических явлений. «Тотчас, — писал Эйлер, — как мне стала известна задача о причинах электрических явлений, которую славнейшая Академия решила публично предложить на ближайший год с премией в 100 золотых, я позаботился об опубликовании ее в наших газетах, откуда она скоро распространится по всей Европе. Эта задача, которая, несомненно, будет с величайшим старанием подвергнута исследованию, безусловно, весьма достойна внимания. Много лет тому назад я уже предлагал такую задачу нашей Академии для решения ее учеными. Однако тогда она осталась нерешенной либо потому, что в то время многие явления еще не были изучены, либо потому, что тогда еще не обладали подлинным умением философски мыслить и проникать в причины явлений природы. Мне кажется, что этот недостаток настолько распространен среди большинства естествоиспытателей и до сих пор, что они считают чуть ли не грехом собраться с духом и попытаться исследовать причины; и поскольку, по моему мнению, такое невежество недостойно философа, то мне крайне понравилось то, что сказал об этом предмете в своей последней речи наш славнейший коллега Ломоносов. Ведь как много истинных причин явлений природы мы теперь знаем и достигли мы их, разумеется, лишь после выдвижения многих гипотез, и едва ли истина когда-либо позволяла открыть себя внезапно. Итак, поскольку мы были бы лишены этого знания, если бы иногда не допускали гипотез, то от них и в будущем следует ожидать величайшей пользы для развития физики, поэтому ими следует широко пользоваться, однако не взятыми случайно, а созданными постепенно с умом и прежде всего соответствующими законам механики. В электрических явлениях некая тонкая материя обнаруживает себя столь явно, что ее гипотезой даже не следует считать, но того, каково ее строение и от какого толчка она обнаруживает свое действие, мы, разумеется, никогда и не узнали бы, даже поставив бесконечное число опытов, если бы мы не создали предварительно некоторых гипотез и не совершенствовали бы их в дальнейшем, путем сравнения с явлениями. То, что мудрейший Ломоносов разъяснил относительно течения этой тонкой материи в облаках, должно оказать величайшую пользу тем, которые хотят приложить свои силы к решению этой задачи. Прекрасны также его соображения об опускании верхнего воздуха и возникающем вследствие этого сильном холоде. Ведь то, что в высших слоях атмосферы царит сильный холод, достаточно доказано наблюдениями, но каким образом этот холодный воздух понуждается к опусканию, мне кажется, можно показать из точнейших принципов гидростатики» (цит. по: В. Л. , ук. соч., стр. 439—440).

¹⁸ Протоколы Конференции, т. II, стр. 312.

¹⁹ Подробный разбор основных работ, поступивших на конкурс, дан в статье Б. Г. Кузнецова «Развитие учения об электричестве в русской науке XVIII в.» (Тр. Инст. ист. естеств. и техн., т. 19, Изд. АН СССР, 1958, стр. 313—385).

²⁰ Л. Эйлер. Письма о разных физических и филозофических материях, писанные к некоторой немецкой принцессе, с французского языка на российский, переведенные Степаном Румовским, тт. I—II. СПб., 1768—1772.

²¹

²² С. Я. Лурье. Неопубликованная научная переписка Леонаода Эйлера. — В кн.: Леонард Эйлер. 1707—1783. Сборник статей и материалов к 150-летию со дня смерти, Изд. АН СССР, М. — Л., 1935, стр. 156.

²³ J. -A. Euleri

²⁴ Там же, стр. 7.

²⁵ Там же, стр. 14.

²⁶ Подробнее об этом см. вышеупомянутую статью Б. Г. Кузнецова.

²⁷ Б. Н. . Труды М. В. Ломоносова по физике и химии. Изд. АН СССР. М. — Л., 1936, стр. 194—209; ПСС, т. 3, стр. 239—263.

²⁸

²⁹ Там же.

³⁰ Бачинский, Алексей Иосифович (1877—1944), профессор Московского государственного университета, автор широко известных учебников по физике для средней и высшей школы (о нем см.: М. П. . Алексей Иосифович Бачинский. — Успехи физических наук, 1947, т. 31, вып. 3, стр. 403 и сл.).

³¹ А. И. Бачинский. Деятельность М. В. Ломоносова и значение его трудов. — В кн.: Временник Общества содействия успехам опытных наук и их практических применений имени Х. С. Леденцова, состоящего при Московском университете и Московском техническом училище, год III, M., 1912, стр. 43—79.

³² —1880), с 1852 г. адъюнкт, а с 1855 г. — экстраординарный академик. Перевощикову принадлежит еще работа: «Труды Ломоносова по физике и физической географии». — Радуга, 1865, кн. IV, стр. 175 и сл.

³³ Д. М. Перевощиков. Рассмотрение Ломоносова рассуждения «О явлениях воздушных, от электрической силы происходящих». — В кн.: Речи, произнесенные в торжественном собрании Московского университета, М., 1831, стр. 63 и сл.; то же, Телескоп, 1831, № 4, стр. 486 и сл.

³⁴ Ф. -У. -Т. . Теория электричества и магнетизма. Сер. «Классики науки», Изд. АН СССР, М. — Л., 1951.

³⁵ Ленц, Эмилий Христианович (1804—1865), двадцати четырех лет избран адъюнктом, через два года экстраординарным, а в 1834 г. — ординарным академиком.

³⁶ Якоби, Борис Семенович (1801—1874), с 1839 г. адъюнкт, в 1842 г. — экстраординарный, а с 1847 г. — ординарный академик. В 1865 г., когда в связи с столетием со дня смерти Ломоносова была учреждена премия его имени, Якоби был назначен членом комиссии по присуждению этих премий и, как старший (по избранию), председательствовал в ней.

³⁷ ПСС, т. 3, стр. 13.

³⁸

³⁹ Там же, стр. 235.

⁴⁰ Там же.

⁴¹

⁴² Там же.

⁴³

⁴⁴ См.: Протоколы Конференции, т. II, стр. 426—427.

⁴⁵ ПСС, т. 4, стр. 111.

⁴⁶ Подробно об этом см.: С. И. Вавилов— В кн.: «Ломоносов», II, стр. 87 и сл.

⁴⁷ Пекарский, т. II, стр. 600.

⁴⁸ См. Примечания к т. 4 ПСС, стр. 732.

⁴⁹ Там же, стр. 733.

⁵⁰

⁵¹ М. И. Радовский. К. М. Бэр об экспедиции на Северный полюс. — Тр. Инст. ист. естеств. и техн., т. 16, 1957, стр. 335 и сл.

⁵² ПСС, т. 10, стр. 533—534. Об этой и других работах Ломоносова по прикладной оптике см. названную статью С. И. Вавилова и Примечания к т. 4, ПСС, стр. 777 и сл.

⁵³

⁵⁴ Гомберг, Вильгельм (Homberg, Guillaume, 1652—1715), голландский химик; ему удалось выделить борную кислоту из буры.

⁵⁵ См. Примечания к т. 3 ПСС, стр. 559.

⁵⁶ ПСС, т. 4, стр. 323.

⁵⁷

⁵⁸

⁵⁹ ПСС, т. 10, стр. 399; об этой работе см. дополнения С. И. Вавилова к труду Б. Н. Меншуткина «Жизнеописание М. В. Ломоносова» (изд. 3-е, АН СССР, 1956, стр. 156).

⁶⁰ ПСС, т. 4, стр. 187 и сл.

⁶¹ Там же, т. 3, стр. 489.

⁶² Протоколы Конференции, т. II, стр. 524.