2
23 сентября 1736 года трое русских студентов — Михайло Ломоносов, Дмитрий Виноградов и Густав Рейзер отплыли на корабле, следовавшем из Кронштадта в Любек, куда благополучно прибыли 16 октября. По решению Академии наук они были отобраны для обучения во Фрейберге (в Саксонии) у «берг-физикуса» Иоганна Фридриха Генкеля, чтобы стать горными инженерами, химиками и металлургами. Но предварительную общую подготовку они должны были получить в Марбурге (в Гессене) у профессора Христиана Вольфа, который принимал участие в организации Петербургской академии наук и получал от нее почетную пенсию. Он согласился принять русских студентов и наладить их обучение без особого вознаграждения. 3 ноября они добрались до Марбурга, где Вольф позаботился об их быте, подыскал учителей по химии, французскому языку, фехтованию и танцам. Основные занятия с ними он вел сам.
Христиан Вольф (1679—1754) пользовался европейской славой. Он слыл учеником великого Лейбница, но, в сущности, отказался от его «монады», скрывавшей в себе идею непрестанного развития. Он был догматиком-рационалистом, стремившимся утвердить все науки на прочном логическом основании и объединить все отрасли знаний в универсальную систему с помощью «математического метода». Но это была не математика в подлинном значении слова, а способ рассуждения и изложения по методу, предложенному в геометрии Эвклида. Вольф распространил этот способ выведения истин на все науки и на вопросы философии и морали. На титульном листе немецкого издания «Метафизики» он поместил изображение солнца, рассеивавшего своими лучами темные облака, возвещая торжество разума. Физические воззрения Вольфа были эклектичны. Переходя к реальному миру, он включал в свою систему всю совокупность фактов современного естествознания. Он был отличным педагогом и излагал предмет ясно и доходчиво, хотя сухо и педантично. Уже в одном из первых доношений в Петербург русские студенты сообщали, что Вольф читает им курс математики, включающий начала гидравлики и гидростатики.
Христиан Вольф сыграл заметную роль в истории немецкого Просвещения, но было бы неверно видеть в нем только передового мыслителя. И Ломоносову потребовалось немало умственных усилий, чтобы преодолеть метафизику Вольфа. В своих первых «специменах» («образчиках знаний»), посланных в Петербург, Ломоносов из общих философских положений Вольфа ссылается только на закон достаточного основания — «ничто не может совершаться без достаточного основания». Сами же «специмены» посвящены физическим вопросам, которые его больше всего интересовали: «О превращении твердого тела в жидкое, в зависимости от движения предсуществующей жидкости» (15 октября 1738) и «О различии смешанных тел, состоящем в сцеплении корпускул», т. е. молекул (март 1739). Вольф отмечал способности Ломоносова, который, по его словам, обладал самым светлым умом среди посланных к нему студентов.9
Вместе с первым же «специменом» Ломоносов послал в Петербург, как доказательство успехов во французском языке, свой перевод оды Фенелона, приложенной к его роману «Похождения Телемака». Перевод выполнен четырехстопным ямбом с чередованием мужских и женских рифм. Занимаясь вопросами стихосложения, Ломоносов проверял принципы В. К. Тредиаковского, опираясь на опыт европейской поэзии. В Марбурге он приобрел «Итальянско-французско-немецкую грамматику» (1699) Дж. Венерони, содержавшую отрывки из произведений Ариосто, Петрарки, Тассо и Джамбатиста Марино (1569—1625) —крупнейшего поэта и теоретика итальянского барокко.10
В трактате Тредиаковского, который придирчиво изучал Ломоносов, была помещена «Эпистола от российский поэзии к Аполлину» (Аполлону), где были перечислены различные немецкие поэты, крупные, как И. -Х. Гюнтер и Б. -Г. Брокес, и менее значительные, как подвизавшиеся при саксонском дворе И. Бессер и И. -У. Кёниг, и совсем неприметные. Вероятно, Тредиаковский, сведущий во французской поэзии, о немецкой знал понаслышке, со слов петербургских академиков. Ломоносов получил за границей возможность ознакомиться с немецкой поэзией непосредственно. Первыми немецкими книгами, которые попали ему в руки, были шеститомная антология поэтов позднего барокко — «Гофман фон Гофмансвальдау и другие избранные немецкие поэты» (1706), приобретенная Д. Виноградовым, и «Стихотворения» Гюнтера (вероятно, издания 1735 года), купленные Г. Рейзером.11
Иоганн Христиан Гюнтер (1695—1723) был кумиром студенческой молодежи, увлекавшейся его полными задора жизнерадостными стихами, которые позднее ценил Гёте.12 Но внимание Ломоносова несомненно привлекла и ода Гюнтера по случаю победы Евгения Савойского над турками 21 мая 1718 года, имевшей большое значение для славянских народов по Дунаю.
Ломоносова не оставлял интерес к риторике. Он основательно изучал «Подробное руководство к красноречию» (1736) Иоганна Готшеда (1700—1766), ученика Вольфа. Готшед насаждал в Германии классицизм в узком и ограниченном понимании. Написанная им по всем правилам классицизма «образцовая» трагедия «Умирающий Катон» (1732) была суха и рассудочна. В поэзии Готшед выдвигал требование сугубой точности и однозначности поэтического слова, что сковывало метафору и иссушало воображение.13
Вряд ли Ломоносов не знал, хотя бы в общих чертах, о полемике, разгоревшейся в Германии после выхода в 1735 году посмертного сборника стихов Гюнтера. С резкой критикой его выступил Готшед, осуждавший мнимую нелогичность и бурный метафоризм Гюнтера, его «неровный» слог, якобы недопустимый в героической поэме. В защиту Гюнтера выступили швейцарцы Бодмер и Брейтингер, отстаивавшие «правду воображения», отвергавшие черствую рассудочность готшедовского классицизма.
Художница Е. Я. Данько, изучавшая биографию создателя русского фарфора Д. Виноградова, обнаружила в его бумагах сделанный им перевод руководства «Пробирная наука». Оказалось, что Виноградов писал его на обороте незаполненных чистых листов записок Ломоносова по теории литературы. Среди них выписки из статьи Готшеда «Опыт перевода Анакреона».14 Разбирая оду «К лире», Готшед привел ее переводы на латинский, французский, английский и итальянский языки и предложил три своих перевода на немецкий язык. Ломоносов выписал эти тексты, начиная с древнегреческою, и поместил и свой опыт перевода ямбическими стихами:
Хвалить хочу Атрид,
Хочу о Кадме петь:
А гуслей тон моих
Звенит одну любовь.
Стянул на новый лад
Недавно струны все,
Запел Алцидов труд,
Но лиры звон моей
Поет одну любовь.
Прощайте ж нынь, вожди!
Понеже лиры тон
Звенит одну любовь.
Петербургская академия помнила о своих питомцах. Им посылали различные инструкции и наставления. Академики Г. -В. Крафт и И. Амман советовали им читать «изрядных авторов» по «натуральной истории» — различать роды камней и руд, собирать коллекцию минералов. Студентов послали за границу не затем, чтобы они занимались метафизикой или поэзией, а чтобы они стали дельными «горными офицерами». Больше всего беспокоили Академию их денежные дела и образ жизни. Поначалу им щедро назначили содержание 1200 рублей в год, и они почувствовали себя богачами. Полученные деньги быстро вышли, студенты влезли в долги под нещадные проценты, а деньги приходили неисправно. Возникли конфликты. Узнав об этом, Академия предписала провинившимся студентам немедленно отправиться во Фрейберг для получения специального образования. Вольф посильно распутывал их дела, спорил с алчными ростовщиками. Он дал лестную характеристику Ломоносову, отметив, что тот «показал большую охоту и страстное желание к наукам». Ломоносов на всю жизнь сохранил благодарную память о своем учителе и, спустя много лет, писал, что не хочет огорчать его старость и потому не вступает в полемики с эпигонами его философии «шершнями-монадистами» (письмо Ломоносова Л. Эйлеру от 12 (23) февраля 1754 г. — с. 159).
«берграт») Генкель, под надзор которого они поступили, подыскал им квартиры, каждому порознь. Им было сокращено содержание, а берграту наказано денег им на руки не давать и не оплачивать их долгов.
Горная академия во Фрейберге еще не была основана. Горному делу обучали отдельные мастера и специалисты, среди которых самым выдающимся был берграт Иоганн Фридрих Генкель (1669—1744) — химик, минералог и металлург. В 1725 году он выпустил прославившую его «Пиритологию, или Историю колчеданов», а в 1726 году стал членом Прусской академии наук. Шведский минералог Иоганн Валериус в 1772 году в своей книге «Система минералогии» указывал, что для развития этой науки «никто столько не сделал как Генкель», который обращал внимание не столько на внешние признаки минералов, сколько на их структуру, и проводил исследования «с помощью огня и растворяющих средств».15 Берграт Генкель был человек иного склада, чем Христиан Вольф. Он не любил теоретизировать и твердил, что ученые, «гоняющиеся за бреднями, гнушаются трудов и пота горняков». Он был стар, черств, раздражителен и педантичен.
Русские студенты вели занятия в маленькой лаборатории, построенной Генкелем отдельно от дома.16 жизнь и труд горняков, присматривался к их обычаям и прислушивался к их диалекту. В своей книге «Первые основания металлургии, или Рудных дел» (1763) он вспоминает виденных им в Саксонии «малолетних ребят», которые служат вместо «толчейных мельниц», т. е. толкут и растирают насыщенные серой и сурьмой руды и тем «на всю жизнь себя увечат».
Случившийся в августе 1739 года во Фрейберге петербургский академик Юнкер сообщил «командиру Академии» барону И. -А. Корфу, что новоприбывшие студенты «по одежде своей выглядят неряхами, однакож по части указанных им наук... положили надежные основания». Он благожелательно отозвался об их «любознательности» и «жажде дознаться до самых оснований наук». Последнее больше всего относилось к Ломоносову, с которым он ближе всего познакомился и поручил ему составлять «экстракты» из собранных им материалов по соляному делу.
Готлоб Юнкер (1703—1746) вел жизнь странствующего литературного ремесленника. В 1731 году он появился в Петербурге и был привлечен к устройству празднеств и иллюминаций, сочинял «надписи» к ним и оды на немецком языке. В 1734 году получил от Академии звание «профессора поэзии». Он пользовался расположением фельдмаршала Миниха и сопровождал его в походах. Получив именной указ осмотреть и описать соляные заводы на Украине, Миних поручил это Юнкеру, который изучал соляное дело в Бахмуте и Торе, а затем для того же был отправлен в Германию. Это и привело его во Фрейберг.17
Ломоносов жадно ловил вести о России. В платной читальне во Фрейберге он прочитал в немецких газетах о победе русских войск над турками и взятии 19 августа 1739 года (по старому стилю) крепости Хотин, считавшейся неприступной. Он посвятил этому событию свою первую оду. Доставил ее в Петербург Юнкер. Ода Ломоносова напечатана не была, по-видимому по дипломатическим соображениям. Академия наук готовилась к торжествам по поводу ратификации мирного договора с Турцией, и яростные строфы Ломоносова показались неуместными. Но, как заметил В. Г. Белинский, назвавший Ломоносова «Петром Великим русской литературы», именно с этой оды «по всей справедливости должно считать начало русской литературы».18 Она была подлинным новым словом новой литературы и вместе с тем итогом и завершением ее предшествовавшего развития.
«Письмо о правилах российского стихотворства», где сформулировал свое главное положение: «... российские стихи надлежит сочинять по природному нашего языка свойству; а того, что ему весьма несвойственно, из других языков не вносить». «Письмо...» Ломоносова представляло собой серьезный филологический труд, завершавший реформу русского стихосложения, провозглашенную В. К. Тредиаковским. Пометки Ломоносова на полях его трактата раскрывают напряженную работу мысли и жаркую внутреннюю полемику. Ведь речь шла об основах новой русской поэзии.
Тредиаковский чутко уловил, что старое силлабическое стихосложение, занесенное из Польши и основанное на простом равенстве числа слогов, было чуждо русскому языку, где ударение более свободно, а не строго фиксировано на предпоследнем слоге. «Сей род стихосложения, — писал Тредиаковский, — ничего иного не производит, как рифмованную прозу, которая никак не ласкает уха, ибо в ней отсутствует каденция, или размер». Он вводит понятие «стопы», которая определена им как «мера или часть стиха», ограничивая ее двумя слогами. Тредиаковский отдавал предпочтение тринадцатисложному «героическому стиху». Расчленяя его на стопы, он заметил, что, сделав ударение на последнем слоге перед цезурой, правильного чередования стоп можно добиться лишь применяя хорей, а это, в свою очередь, влекло к употреблению женских рифм. Эти правила были стеснительны для развития русской поэзии, и Ломоносов против них ополчился. Он указывал, что в «сокровище нашего языка, имеем мы долгих и кратких речений неисчерпаемое богатство», что позволяет ввести «двоесложные и троесложные стопы» и пользоваться рифмами различного образования. «То для чего нам, — пишет он, — оное богатство пренебрегать, без всякия причины самовольную нищету терпеть и только однеми женскими побрякивать, а мужеских бодрость и силу, тригласных устремление и высоту оставлять?..» «Письмо...», как и ода, тогда не было напечатано. Докладывая о нем в Российском собрании, состоявшем при Академии, В. К. Тредиаковский представил свои возражения, чтобы послать их Ломоносову. Но в Академии решили — «сего учеными спорами наполненного письма» во Фрейберг не отправлять и «на платеж на почту денег напрасно не терять».
Ломоносов продолжал заниматься металлургической химией и пробирным искусством. Но у него начались столкновения с Генкелем. Старик был заносчив, не терпел возражений и, по словам Ломоносова, «презирал всякую разумную философию» (т. е. метод Вольфа). В довершение бед Академия замешкалась с высылкой денег, и студенты терпели нужду. В мае 1740 года, после бурного объяснения с Генкелем, Ломоносов рано утром, не сказавшись никому, ушел налегке из Фрейберга, прихватив с собой лишь пробирные весы. Он пытался разыскать русского посла в Саксонии Г. -К. Кейзерлинга, но тот переезжал из города в город, и встретиться с ним не удалось. Ломоносов всюду находил друзей, которые помогли ему добраться до Лейпцига и Касселя, а потом и до Марбурга, где 6 июня 1740 года он обвенчался с дочерью пивовара Елизаветой Цильх, к тому времени потерявшей отца. Скромная бюргерская семья не могла обеспечить Ломоносова. Он желает продолжать изучать горное дело только не под началом Генкеля и пишет в Петербург, чтобы его отправили в Гарц. Наконец он решает возвратиться на родину и однажды вечером, как сообщает «Академическая биография 1784 года», «не простившись ни с кем... вышел со двора и пустился прямо по дороге в Голландию», по своему обыкновению, пешком.
В пути он попал в беду. Неподалеку от Дюссельдорфа его обманом пытались завербовать в гвардию прусские вербовщики, позарившиеся на его высокий рост. Его насильно доставили в крепость Вессель, откуда ему ночью удалось бежать, преодолев крепостные сооружения и переплыв широкий ров. Вслед ему раздался пушечный выстрел — знак погони. Он укрылся в лесу, поутру высушил платье и, пробираясь лесными тропами, добрался до вестфальской границы, а затем до Амстердама, выдавая себя за бедного саксонского студента. В Амстердаме он искал случая попасть на русское судно, но повстречавшие его знакомые купцы из Архангельска отсоветовали ему возвращаться самовольно.
Ломоносов, странствуя по Германии и Голландии, ко многому присматривался. В своем сочинении «О слоях земных» он описывает добычу «турфа» (торфа) неподалеку от Утрехта, дело неизвестное еще в России (§ 44—45). Там же он упоминает, что, «проезжая неоднократно Гессенское ландграфство», ему случалось приметить такие места, которые живо напомнили ему «отмелые берега Белого моря и Северного Океана» и по многим признакам позволили заключить, что «равнина, по которой ныне люди ездят, обращаются, ставят деревни и городы, в древние времена было дно морское» (§ 106).
19
Примечания
9 Пребывание Ломоносова в Марбурге, его обучение у Вольфа и отношение его к вольфианству см в кн.: Морозов А. А. М В. Ломоносов: Путь к зрелости. С. 221—304. См. также: Морозов А. А. М. В. Ломоносов и телеология Христиана Вольфа // Литературное творчество Ломоносова: Исследования и материалы. М.; Л., 1962. С 163—196.
10 Об итальянских интересах Ломоносова см.: Горохова Р. М. Ломоносов и Тассо // «Рус. лит.». 1984, № 3. С. 158—169.
11 Реестры книг, приобретенных Д. Виноградовым и Г. Рейзером, опубликованы нами в кн.: Морозов А. А. Ломоносов: Путь к зрелости. С. 462—464.
12 —283.
13 С трагедией Готшеда, приобретенной Г. Рейзером, Ломоносов познакомился в Марбурге. См. также: Куник А. А. Сборник материалов для истории Академии наук в XVIII веке. Спб., 1865. Ч. 2. С. 388 и 391.
14 Данько Е. Я. Из неизданных материалов о Ломоносове // XVIII век. М.; Л., 1940. Т. 2. С. 248—275.
15 Wallerius J. G. Systema mineralogicum. Stockholm, 1772. S. 39.
16 Описание лаборатории и характеристику научного значения Генкеля см.: Раскин Н. М., Шафрановский И. И. Иоганн Фридрих Генкель // Ломоносов: Сб. статей и материалов, Л., 1983. Т. 8. С. 76—86.
17 — 167.
18 Белинский В. Г. Полн. собр. соч.: В 13-ти т. М., 1956. Т. 10. С 8.
19 —398.