Кулябко Е. С.: Ломоносовский юбилей 1911 г.

ЛОМОНОСОВСКИЙ ЮБИЛЕЙ 1911 г.

Двухсотлетний юбилей со дня рождения М. В. Ломоносова, отпразднованный в 1911 г. Академией наук, является весьма интересной страницей недавней истории. В апреле 1909 г., т. е. за два с половиной года до торжества, академик А. А. Шахматов выступил в Общем собрании Академии с предложением избрать Юбилейную комиссию для выработки программы празднования этого дня, столь знаменательного для истории русской науки.¹ В состав Юбилейной комиссии, образованной под председательством непременного секретаря Академии наук С. Ф. Ольденбурга, были избраны от Отделения русского языка и словесности академики В. И. Ламанский, А. А. Шахматов и А. И. Соболевский и от Физико-математического отделения академики Н. Н. Бекетов, Б. Б. Голицын и В. И. Вернадский.

По предложению Б. Б. Голицына и В. И. Вернадского Комиссия наметила следующую программу юбилейных мероприятий:

1) завершить к юбилею Сухомлиновское издание сочинений Ломоносова с перепиской;²

2) выпустить к тому же сроку дешевое издание наиболее капитальных естественнонаучных трудов Ломоносова с краткими примечаниями;

3) напечатать материалы для его биографии, не использованные П. С. Билярским и П. П. Пекарским;³

4) составить словарь языка Ломоносова как литературного, так и научного;

5) подготовить сборник статей о Ломоносове, предложив принять участие в нем высшим учебным заведениям страны;

6) издать научное жизнеописание Ломоносова с особым введением от Академии;

7) установить премии за лучшее сочинение на общую тему о Ломоносове как провозвестнике современных течений в области физико-химических наук и на частные темы о работах Ломоносова: а) по метеорологии и атмосферному электричеству, б) по вопросу о силе тяжести, в) по мореходству и г) по приборостроению;

8) составить библиографию о Ломоносове, русскую и иностранную, с привлечением помимо отечественных также и иностранных библиографов.

Кроме того, Комиссия признала желательным организовать при Библиотеке Академии наук специальный отдел, посвященный Ломоносову (Lomonosoviana) и устроить в юбилейные дни в Академии наук Ломоносовскую выставку. Для увековечения памяти Ломоносова было постановлено возбудить ходатайство о сооружении при Академии наук особого Ломоносовского института и о постановке памятника Ломоносову между Университетом и Академией наук.⁴

Эта программа, которой нельзя отказать ни в стройности, ни в широком размахе, начала быстро претворяться в жизнь. В 1910 г. в состав юбилейной Ломоносовской комиссии были введены новые члены: академики А. П. Карпинский и Ф. Н. Чернышев, профессор Б. Н. Меншуткин, А. И. Вилькицкий и Г. М. Князев.

Не завершенное к этому времени академическое издание «Сочинений М. В. Ломоносова» было продолжено Отделением русского языка и словесности в 1887 г. по предложению академика М. И. Сухомлинова.⁵ По существовавшему в те времена обыкновению М. И. Сухомлинов работал над собранием сочинений единолично. В поисках новых ломоносовских материалов, желая обнародовать «все без изъятия» сочинения и письма Ломоносова, а кроме того, написать и его биографию, М. И. Сухомлинов с подлинно юношеским энтузиазмом (ему было тогда около шестидесяти лет) изучал многочисленные фолианты академического архива, усердно работал и в других архивах, вел обширнейшую переписку с самыми разнообразными учреждениями и лицами, разъезжал по провинциальным городам и даже побывал в Германии — в Дрездене и Фрейберге. За семнадцать лет он выпустил пять томов сочинений Ломоносова⁶ и десять томов «Материалов для истории Академии наук».⁷

Значительная заслуга М. И. Сухомлинова состояла в том, что силой своего энтузиазма он сумел вовлечь в работу над Ломоносовым целую плеяду блестящих русских ученых своего времени, ведущих членов Физико-математического отделения Академии наук. По просьбе М. И. Сухомлинова рецензентом публиковавшихся им естественнонаучных работ Ломоносова выступили академики Н. Н. Бекетов, Ф. А. Бредихин, Б. Б. Голицын, М. А. Рыкачев и Ф. Н. Чернышев. Никто из них, кроме Н. Н. Бекетова, не занимался ранее изучением Ломоносова⁸ или во всяком случае ничего не печатал о нем. Их отзывы были обнародованы М. И. Сухомлиновым в IV и V томах собрания сочинений Ломоносова некоторые из этих отзывов цитировались впоследствии в ломоносовской литературе, но общее их значение оценено еще недостаточно.

После смерти М. И. Сухомлинова выпуск очередных томов сочинений Ломоносова приостановился. Отделение русского языка и словесности, покончив с печатанием художественных произведений Ломоносова и его филологических работ, было очень мало заинтересовано в скорейшем выпуске чуждых ему по тематике томов этого издания и не располагало нужными для этого силами.

«Просить академика В. И. Ламанского взять на себя заведывание редакцией последующих томов сочинений Ломоносова». В. И. Ламанский в молодости горячо и углубленно изучал биографию Ломоносова и историю Академии наук ломоносовского времени,⁹ но с тех пор в течение сорока лет ни разу не возвращался более к этим темам. Учитывая преклонный возраст В. И. Ламанского, Отделение возложило на него номинальное заведывание редакцией, с тем чтобы он подыскал лицо, которое могло бы посвятить себя работе над этим изданием. На подыскание такого лица ушло четыре года и только 2 февраля 1907 г. В. И. Ламанский довел до сведения Общего собрания Академии, что он «приступает к продолжению полного собрания сочинений Ломоносова».¹⁰ Работа действительно наконец сдвинулась с места: ее повели профессор Б. Н. Меншуткин и бывший ученик В. И. Ламанского, близкое ему лицо, Г. М. Князев, преподаватель русской словесности в одном из петербургских реальных училищ.¹¹ Кое-что делал и сам Ламанский; сохранились известия, что в 1908 г., уже в возрасте 75 лет, он наведывался по ломоносовским делам в Архив Академии.¹²

В конце 1908 г. основной текст VI тома, а несколько позднее и VII тома был сдан в набор. 13 Трудно установить, чем был вызван необычайно медленный ход их печатания. Основной причиной затяжки была, очевидно, перегруженность Академической типографии, в то время еще маломощной. Сказывались, может быть, и трения, возникавшие по временам между Б. Н. Меншуткиным и Г. М. Князевым. Филолог не без основания критиковал переводы физико-химика, а физико-химик отвергал эту критику, ставя на вид филологу его неосведомленность в вопросах физики и химии.¹⁴ К предстоящему двухсотлетию со дня рождения М. В. Ломоносова из состава трех неизданных томов его сочинений было отпечатано только три листа.¹⁵

Б. Б. Голицын, замещая непременного секретаря,¹⁶ оказывался тем самым по тогдашним условиям единовластным распорядителем всех академических изданий и столь же самодержавным хозяином Академической типографии. Пользуясь этим, он добился перелома в ходе работы над собранием сочинений Ломоносова, предписав типографии ускорить набор этого издания и поставить его в число изданий срочных.

Б. Н. Меншуткин и Г. М. Князев, кооптированные в члены Ломоносовской комиссии, подробно отчитывались в каждом заседании, обещая издать оба тома к сроку.¹⁷

Значительная часть переписки Б. Б. Голицына с членами Юбилейной комиссии касается издания научных работ Ломоносова. Академики В. И. Вернадский и Ф. Н. Чернышев согласились участвовать в издании и взяли на себя редакцию научных статей Ломоносова по минералогии; редактирование и составление примечаний к научным работам Ломоносова по химии и физике было поручено Б. Н. Меншуткину, а по морскому делу — А. И. Вилькицкому.¹⁸

Физико-математическое отделение Академии и ее Общее собрание приняли предложенный Комиссией перечень Ломоносовских тем на соискание премий им. М. Н. Ахматова¹⁹ в 1911 г. и поспешили его утвердить.²⁰

За ученое жизнеописание Ломоносова были объявлены особые премии: большая премия в 2000 руб. и четыре малые премии по 500 руб. Большая премия назначалась за ученое жизнеописание Ломоносова с оценкой его деятельности как писателя, ученого и гражданина. Малые премии — за сочинения, обнимающие деятельность Ломоносова в области: 1) физики и химии, 2) минералогии, геологии, металлургии, 3) философии и словесности, 4) географии, статистики, политической экономии и русской истории.²¹

Во всех университетах обсуждалось небывалое в их практике предложение Академии об участии в выпускаемом ею Ломоносовском сборнике. Все архивы страны, пробужденные на время от привычной для них в те годы дремоты, принялись выявлять документы, имеющие отношение к Ломоносову. Помимо официальных запросов о ломоносовских документах, посланных Комиссией в петербургские и московские архивохранилища, непременный «секретарь Академии обращался лично к ряду лиц с просьбой помочь в этом деле Комиссии. Сохранились отпуски писем Б. Б. Голицына к В. И. Вернадскому с просьбой выяснить, какие рукописи Ломоносова хранятся в Московском публичном и Румянцевском музеях,²²к архангельскому вице-губернатору А. Ф. Шидловскому с запросом о ломоносовских документах, находящихся в архивах Архангельска и его губернии.²³ А. Я. Савич организовал поиски документов в архиве Министерства юстиции, А. И. Вилькицкий — в архивах Морского министерства и Главного гидрографического управления, С. А. Белокуров изъявил желание просмотреть документы в архиве Министерства иностранных дел и в других архивах Москвы, относящиеся ко времени пребывания Ломоносова в Славяно-греко-латинской академии. Выявлением архивных материалов для биографии Ломоносова занялись даже архивы Синода и Александро-Невской лавры.

Большое внимание было уделено составлению справочника, посвященного библиографии сочинений Ломоносова. Эта работа была возложена на библиографа П. А. Дилакторского, а после кончины последнего (10 декабря 1910 г.) поручена приват-доценту Петербургского университета Г. З. Кунцевичу. В широком масштабе развернулась и другая работа — по составлению библиографического указателя литературы на русском, немецком, английском, шведском и романских языках. Иностранные библиографы тщательно пересматривали полки всех наиболее значительных книгохранилищ Западной Европы в поисках упоминаний о Ломоносове.²⁴

А тем временем сам Б. Б. Голицын и В. И. Вернадский усердно трудились над проектом «Ломоносовского института».

Воодушевление, владевшее Ломоносовской комиссией, не могло не вызвать вспышки активного сочувствия и в ее официальном председателе С. Ф. Ольденбурге, когда он в конце апреля 1910 г. вернулся к исполнению всех своих многосложных академических обязанностей. В первом же заседании Комиссии, происходившем под его председательством, он предложил дополнить юбилейную программу выпуском «Трудов и дней Ломоносова», т. е. хронологической канвы его жизни и деятельности.²⁵

Но в том же заседании Комиссии впервые прозвучали и некоторые другие нотки. Тогда они никого, по-видимому, не встревожили, а между тем (теперь, зная последующее, мы видим это ясно) они предвещали близкий поворот деятельности Комиссии в совершенно иную сторону.

В апрельском заседании 1910 г. на обсуждение Юбилейной комиссии как бы невзначай был поставлен невиннейший на первый взгляд вопрос о сочинении кантаты в честь Ломоносова. Текст кантаты «милостиво» согласился написать сам «августейший» президент Академии, подвизавшийся на стихотворном поприще под псевдонимом К. Р., а сочинить музыку взялся чрезвычайно высокопоставленный сановник и царедворец А. С. Танеев.²⁶

и библиографами, недавно еще живая и горячая, остывает мало-помалу, а затем и почти вовсе вытесняется суетливой корреспонденцией с «высочайшим» поэтом и «высокопревосходительным» композитором. Центр внимания Ломоносовской комиссии неприметно смещался: предметом главных забот был теперь уже не сборник ученых статей о Ломоносове и не исследовательский институт его имени, а баритоны и контральто «императорской» оперы, которым предстояло исполнять с эстрады Дворянского собрания²⁷ положенные на ноты великокняжеские вирши.

К возне из-за кантаты присоединились еще нервные пререкания с городской управой по высоко принципиальному вопросу о том, где ставить памятник Ломоносову — в средней ли части Университетской линии Васильевского острова (теперь Менделеевской) или же при выходе ее на набережную Большой Невы.²⁸ В итоге этого глубокомысленного спора, на который ушло много академических чернил, памятника не поставили нигде.

Когда приблизились юбилейные дни и прошел слух, что на Ломоносовском торжественном заседании будет, может быть, присутствовать Николай II,²⁹ на руководство Академии наук навалились новые заботы. Целый том составился из переписки непременного секретаря с более или менее «знатными обоего пола особами», заявившими — тогда весьма запальчиво и ядовито — о своем праве посмотреть на пышное зрелище и чрезвычайно обиженными тем, что о них не вспомнили при рассылке приглашений. До Ломоносова ли было при всех этих обременительных хлопотах, где каждый неловкий шаг грозил серьезными неприятностями. Имя Ломоносова было обращено в орудие совершенно определенной политики. Она-то и отвлекла устроителей юбилея от попытки углубить изучение Ломоносова.

На день 7 ноября по всем церквам российской империи была назначена заупокойная обедня и панихида по Ломоносову, правлениям и советам духовных учебных заведений Синод предложил в этот день устроить соответствующие чтения, посвященные Ломоносову.

8 ноября в зале Дворянского собрания состоялось торжественное заседание Академии наук в честь Ломоносова. Заштатные чиновники, стремившиеся напомнить о себе, прибегали к самым разнообразным уловкам, чтобы просочиться в число приглашенных. Так, руководитель цензурного ведомства ухитрился получить билет под маркой гласного Петербургской городской управы; товарищ министра внутренних дел — под видом представителя одного из подчиненных ему губернских статистических комитетов; член Государственного совета Н. А. Зверев воспользовался в тех же целях своей прикосновенностью к Обществу плодоводства, а другой член Государственного совета Б. В. Штюрмер, стяжавший впоследствии такую позорную известность как премьер царского правительства, вторгся в число гостей в составе делегации Ярославской архивной комиссии.³⁰

С вступительным словом выступил «августейший» президент Академии. Оркестр и хор исполнили торжественную кантату, после чего были прочитаны четыре доклада: профессором Б. Н. Меншуткиным «Ломоносов как естествоиспытатель», А. И. Соболевским «Ломоносов в истории русского языка», П. И. Вальденом «Ломоносов как химик» и профессором В. В. Сиповским «Литературная деятельность Ломоносова».³¹ Затем последовало чтение адресов от учреждений и обществ.

Однако же более всего искривило и смяло программу чествования Ломоносова одно сверхпрограммное юбилейное предприятие, которое своим однобоким, непомерным ростом заглушило все остальное: это была затеянная Академией выставка.

Программа этой выставки была разработана особой Выставочной комиссией, в которую помимо членов Академии вошли и посторонние лица. Роль Академии в этом деле была далеко не первенствующей. Подлинными хозяевами выставки оказались очень влиятельные в ту пору искусствоведы, которые подвизались в редакции искусствоведческого журнала «Старые годы». Ломоносов, весь обращенный к будущему, был, разумеется, глубочайшим образом чужд этим ярым приверженцам прошлого. Его юбилей явился для них всего лишь удобным случаем показать только внешнюю красивость феодальной старины. На Академию же, которая опрометчиво обратилась к ним за помощью, они взвалили всю черную работу. Памятником этой работы служит уже не один том, а целых восемь томов переписки все того же непременного секретаря Академии.³²

Выставка называлась «Ломоносов и Елизаветинское время». Это название неточно: Ломоносову было отведено отнюдь не первое место. Посвященный ему отдел,³³ вернее сказать — подотдел, терялся среди двенадцати других, несравненно более роскошных отделов, которые навязывали вниманию посетителей показную сторону придворного и аристократического быта середины позапрошлого столетия. В Ломоносовском подотделе были представлены известные портреты и бюсты Ломоносова, а также портреты его покровителей, родственников и знакомых, рукописи его сочинений и его автографы, печатные издания его произведений, официальные документы, касающиеся его лично и его научной деятельности, мозаичные работы его и основанной им мозаичной фабрики, вещи, ему принадлежавшие, как то: диплом на звание профессора химии, выданный за подписью президента в марте 1751 г., грамота на землю в Копорском уезде при деревне Усть-Рудице, пожалованную ему императрицей Елизаветой, физические и астрономические инструменты,³⁴ серебряные часы (луковица) с двумя ключиками на шелковом шнурке, серебряное блюдо с выгравированными буквами на обороте, сочинения Германа Бургава,³⁵ бывшие настольной книгой Ломоносова, а также виды местностей, связанных так или иначе с его именем, и, наконец, некоторые иллюстрации, рисующие различные моменты его жизни. В путеводителе по выставке Ломоносовскому подотделу было уделено всего полстраницы из тридцати двух.³⁶

Невыполнение юбилейной программы объясняется в значительной мере тем, что из рук ее авторов Б. Б. Голицына и В. И. Вернадского ушло не только официальное, но и фактическое руководство Ломоносовской комиссией: их оторвали другие дела. Для Б. Б. Голицына 1909—1911 гг. были временами едва ли не наибольшего напряжения его многосторонней исследовательской, приборостроительной, преподавательской и научно-организационной деятельности, которая и отвлекала его от Ломоносова.³⁷

Иначе сложились обстоятельства у В. И. Вернадского: юбилейный год оказался годом крупнейшей в его жизни перемены. Начало работы Ломоносовской комиссии застало его еще московским профессором, только наездами бывавшим в Академии наук. Он принимал участие в университетской жизни, которая вступала тогда в самую темную свою полосу: министр народного просвещения Кассо вел подкоп под Московский университет. Разгром Университета произошел, как известно, в 1911 г. В. И. Вернадский вместе со всеми лучшими представителями передовой профессуры подал в отставку в знак протеста против правительственных бесчинств и покинул Москву.

По всем вышеуказанным причинам, прямо или косвенно связанным, как мы видим, с политическими условиями времени, юбилей 1911 г. не мог дать и не дал того большого, что сулила программа Б. Б. Голицына и В. И. Вернадского. Но тем сравнительно небольшим, что было все-таки сделано тогда для изучения Ломоносова, мы обязаны прежде всего авторам этой программы, их почину и их энергии, как ни кратковременно было их руководящее участие в Юбилейной комиссии. В ряду исполнителей того, что они наметили, первое место принадлежит В. И. Вернадскому же, второе — Б. Н. Меншуткину.

Что же было выполнено из состава их программы и что осталось невыполненным?

Самого главного не сделали: VI и VII тома Сухомлиновского издания не вышли к юбилею.^{38 39} Это неверно: они были отпечатаны вовремя.⁴⁰ томов был уже целиком напечатан, редакторские примечания к нему еще не были сданы в набор.⁴¹

Вместо намеченного по плану дешевого издания наиболее капитальных естественнонаучных работ Ломоносова Академией наук был выпущен сборник под заглавием «Труды Ломоносова в области естественно-исторических наук». Из четырех участников этого издания один В. И. Вернадский оказался верен начальному замыслу (ему же, должно быть, и принадлежавшему): он напечатал в сборнике особо ценимую им работу Ломоносова «О слоях земных», снабдив ее кратким введением, где подвел отчетливый и внушительный итог заслугам Ломоносова как минералога. «Ломоносов, — подчеркивал при этом В. И. Вернадский,— правильно ввел в научную работу тот метод понимания природных процессов и их изучения, который ... вошел в науку ... в XIX столетии: метод единства геологического процесса, накапливания во времени явлений, ныне совершающихся в земной коре».⁴²

Попытка Б. Н. Меншуткина последовать примеру В. И. Вернадского свелась к помещению в сборник выдержек из тех физико-химических работ Ломоносова,⁴³ — Ю. М. Шокальского и Н. А. Иосса, то они, вопреки заданию Комиссии, дали вместо публикаций свои собственные статьи реферативного характера: первый о «Кратком описании путешествий по Северным морям»,⁴⁴ второй — о «Первых основаниях металлургии».⁴⁵

Ни предусмотренных планом материалов для биографии Ломоносова, ни его писем, ни проектированной С. Ф. Ольденбургом хронологической канвы не только не выпустили, но даже и попыток не сделали приступить к их подготовке. Этот пробел был, правда, компенсирован тем, что к юбилею вышло жизнеописание Ломоносова, написанное Б. Н. Меншуткиным.⁴⁶ Его книга, для своего времени необыкновенно ценная, остается и по сей день лучшей научной биографией Ломоносова, хотя многие из содержащихся в ней фактических данных нуждаются теперь в некотором исправлении.⁴⁷

Идея инициаторов академического сборника, не получив со стороны представителей высшей школы прямого отклика, оказала на них все же, по-видимому, некоторое косвенное воздействие: три университета — Московский, Варшавский и новорожденный Саратовский в связи с юбилеем 1911 г., издали свои ломоносовские сборники, которые уделяют естественнонаучной деятельности Ломоносова гораздо больше места, чем предшествовавшие юбилейные сборники подобного рода.⁴⁸

Из всех юбилейных предприятий 1911 г. лучше всего удались справочники, посвященные библиографии сочинений Ломоносова и о Ломоносове.⁴⁹ Несмотря на некоторые неизбежные в таких изданиях недочеты, они остаются и до сих пор полезнейшими пособиями. Однако к сроку они не поспели: один был выпущен в свет спустя четыре года, другой — спустя семь лет после юбилея, что значительно их обесценило. К моменту выхода из печати обе книги уже поустарели.

Не оправдал себя объявленный Академией наук конкурс на лучшее сочинение о Ломоносове. Представленные в 1912 г. на соискание премий сочинения были признаны Комиссией⁵⁰ не удовлетворяющими условиям, поставленным в правилах о премиях, и присуждение премий было отложено до 1914 г. К этому времени юбилейное настроение рассеялось без следа и 8 января 1914 г. непременный секретарь доложил Физико-математическому отделению Академии наук, что к назначенному сроку на соискание премий по Физико-математическому отделению не поступило ни одного сочинения.⁵¹ — «Словарь Ломоносовского языка» и рукопись труда Г. З. Кунцевича — «Библиография сочинений М. В. Ломоносова». Обе работы были премированы, первая суммой в 1000 руб., вторая — 500 руб.⁵²

Так же печально сложилось дело и с проектом Ломоносовского института. Б. Б. Голицын и В. И. Вернадский не отступились от этого многообещавшего предприятия и после своего отхода от юбилейных дел. В развернувшейся по вопросу об Институте газетной полемике они одержали верх над представителями реакционной профессуры, которые пытались перелицевать проект на свой лад. Им удалось ценой настойчивых усилий добиться утверждения своего проекта и в законодательном порядке. Им посчастливилось после долгих поисков найти прекрасное место для постройки Института. Они спроектировали и самое институтское здание. Однако, невзирая на весь энтузиазм его авторов, проект был заморожен и к постройке Института так и не приступили.

Ломоносовский юбилей 1911 г. — наглядный пример характерного для того реакционного времени затаптывания здоровых побегов научной инициативы. И тем не менее он имеет чрезвычайно важное значение в истории изучения научной деятельности Ломоносова.

Примечания