Очень трогательно передают о том, что случилось с Ломоносовым, когда он прибыл, наконец, в Москву. Не имея знакомых, не зная даже, к кому бы обратиться, он не пришел в отчаяние, но и в душу отважнаго юноши запала скорбь. Бродя, на раз-свете холоднаго зимняго утра, по улицам громаднаго города, он горько заплакал, пал на колени и, обра-тив глаза к ближайшей церкви, стал горячо-горячо молиться: „Призри мя, Господи, и помилуй!" Юношу увидел какой-то приказчик, узнал в нем земляка и приютил у себя. Прошло немного времени, и, новая счастливая случайность: гость приказчика—монах, узнав подробности и причины бегства Ломоносова из дому, принимает в нем участие, помогая ему поступить в Заиконоспасское училище. Заветная мечта Ломоносова исполнилась: он — ученик, он — на той дороге, какой так страстно желал. Дорога — не легкая: много приходится встречать огорчений; но что значат эти огорчения, раз есть возможность удовлетворить жажду знания? И Ломоносов учится...
Заиконоспасский монастырь в Москве
Вот как описывает он сам свое пребывание в училище: „Обучаясь в Спасских школах 2, имел я со всех сторон отвращающие от наук пресильные стремления, которыя в тогдашния лета почти непреодолимую силу имели. С одной стороны, отец, никого детей кроме меня не имея, говорил, что я, будучи у него один оставил его, оставил и все довольство 3, которое он для меня кровавым потом нажил, и которое после его смерти чужие расхитят. С другой стороны, несказанная бедность: имея один алтын 4 в день жалованья, нельзя было иметь на пропитание в день больше, как на денежку хлеба и на денежку квасу, прочее — на бумагу, на обувь и другия нужды. Таким образом жил я пять лет и наук не оставил. С одной стороны, пишут, что, зная моего отца достатки, хорошие тамошние люди дочерей за меня выдадут, которые и в мою там бытность предлагали; с другой стороны, школьники малые ребята кричат и перстами указывают: смотри-де, какой болван лет в двадцать пришел латыне учиться!... 5 А „болван лет в двадцать" делал поразительно быстрые успехи в науках, оставляя далеко позади всех школьников: в течение одного года он прошел курс трех классов, и через год всего после поступления в училище мог уже писать стихи на латинском языке! Наставники видели, что перед ними — не обыкновенный человек, перед ними — крупный, отмеченный Богом, талант, и уже предсказывали Ломоносову великую будущность.
Занимаясь изучением латинскаго языка, потом — греческаго и других предметов, Ломоносов все свободные часы проводил в монастырской библиотеке. Здесь он перечитывал летописи, творения Отцовь церкви, старинные сборники и разныя богословския сочинения. Попадались ему и книги по физике, математике, философии, естествознанию. Наибольший интерес в Ломоносове возбуждали книги по философии и естествознанию, но в монастырской библиотеке таких книг было мало, и библиотека эта скоро перестала удовлетворять пытливый ум незауряднаго ученика. Наставники понимали это, и стали указывать ему на Киев, где в Духовной Академии гораздо больше книг по интересующим его наукам. Ломоносов не замедлил испросить разрешение, и отправился в Киев. Здесь он пробыл около года, перечитал все, что только мог найти, и возвратился в Москву, далеко не удовлетворенный: ни преподаватели, ни имевшияся в библиотеке книги не могли дать той полноты знаний, какой Ломоносов искал. В Москве он продолжал заниматься с прежним жаром и не ослабевавшими успехами.
Московский Университет, перед главным входом - памятник
М. В. Ломоносову, по мысли которого основан Университет
еще несколько лет, тем не менее наставники не задумались послать и его в числе других. Эта счастлизая случайность направляла Ломоносова как раз на тот путь, по которому ему и надлежало идти, — на путь ученаго. В начале 1736 года он был уже в Петербурге. Нечего и говорить о том, как велика была радость молодого человека, видевшаго, что заветныя мечты его вполне осуществляются. С удвоенной энергией приступил он к занятиям под руководством профессоров Академии Наук 6. Кроме любимых физики, математики и философии, Ломоносов начал изучать теперь металлургию 7 и другия науки. Его необыкновенное трудолюбие, богатейшия познания и совершенно исключительныя способности сразу были замечены Академией, и в конце того же года мы уже видим Ломоносова на новом, еще более широком, пути.
Годы пребывания Ломоносова заграницей (1736-1741)
Для окончания образования и для приобретения сведений по некоторым специальным отраслям знаний правительство нашло необходимьм посылать молодых людей заграницу. В 1736 году решено было послать в Германию трех. В числе избранных для командировки студентов был и Ломоносов. Молодые люди должны были сначала заниматься при университетах, а после предварительной подготовки совершить ученое путешествие по Франции, Англии и Голландии.
В Марбурге, куда они прежде всего отправились, руководителем русских студентов был знаменитый профессор Христиан Вольф, пользовавшийся большой славой, как лучший представитель современной науки. Имя Вольфа было известно во всей Европе. К слушанию его лекций стекались студенты из разных стран. Легко представить себе восторг Ломоносова, получившаго столь славнаго руководителя!
И Вольф не замедлил выделить молодого русскаго ученаго. В письмах в Россию знаменитый германский ученый с постоянной похвалой отзывается о талантах Ломоносова, резко отличает его от других русских студентов, называет его „светлой головой", удостоверяет „неутомимое прилежание" и „особенную любовь к приобретению основательных знаний"; наконец, выражает полную уверенность в том, что деньги на него потрачены не даром, и что, возвратившись в Россию, Ломоносов будет одним из полезнейших ея деятелей.
В самом деле, рвение Ломоносова, казалось, не имело границ. Изучая химию, физику, математику, философию, — занимаясь изучением языков латинскаго, немецкаго и французскаго, - не забывая посвящать многие часы и занятиям родной словесностью и языком, он посещал и другия лекции, например, по медицине. И насколько серьезно относился он даже к медицинским лекциям, видно хотя бы из отзыва профессора Дунсинга, который в свидетельстве, выданном Ломоносову в 1737 году, называет его „достойнейшими даровитейшим", его прилежание — „неутомимым", успехи — „большими".
где женился на бедной девушке Елизавете-Христине Цильх. Жилось ему очень тяжело. Денег, присылаемых из России, не хватало и раньше, до женитьбы, а теперь пришлось сделать новые долги, и иметь крупныя неприятности с кредиторами. Много значило, разумеется, неуменье Ломоносова жить разсчетливо: это ставил ему в вину и Вольф -, но и средства на содержание русских студентов отпускались крайне ограниченныя. Пробовал Ломоносов как-нибудь извернуться, разыскивал приятелей, у которых мог бы достать денег, но дела шли все хуже и хуже.
Тогда он решается бежать в Россию, оставив пока жену с ребенком в Марбурге. Направился он в Голландию, разсчитывая на помощь тамошняго русскаго посланника, который, может быть, даст средства доехать морем до России. На этом, думают, пути и случилось с Ломоносовым несчастие, которое могло навсегда лишить Россию ея перваго гениальнаго ученаго и писателя. Он попал в руки прусских королевских вербовщиков; они зачислили его в солдаты и отправили, вместе с другими рекрутами, в пограничную крепость 8. К счастью, Ломоносову удалось как-то воспользоваться удобным случаем, и он бежал из крепости. В Голландии он ничего не добился, и вынужден был возвратиться в Марбург, решив написать в Петербург о своем материальном положении, объяснить все свои поступки и просить денег. В Петербурге имя Ломоносова было уже хорошо известно. Мы видели, какия сведения посылал о нем Вольф. Кроме того, и сам Ломоносов присылал отчеты о занятиях и свои труды. Как ни тяжело жилось ему, как ни велики были неприятности, но главное дело, научныя занятия, шло у него блестяще.
Университет в Фрейнубурге
Академией было вменено ему в обязанность, между прочим, заниматься языками латинским, немецким и русским. И вот он еще. в 1738 году посылает в Академию: отчет о занятиях в Марбурге — на немецком языке, ученое разсуждение по физике — на латинском и перевод оды Фенелона — на русском. Годом позже он прислал свою оду „На взятие Хотина" при письме „О правилах российскаго стихосложения". Ода эта наделала много шуму в Петербурге: она была написана совершенно новым, незнакомым до того времени, стихом". Чувствовалось, что гениальныя способности Ломоносова, его необычайное трудолюбие и безпредельная любовь к науке сделали свое дело: он овладел современной наукой, и открыл себе путь к самостоятельной деятельности. Академия предписала ему возвратиться в Петербург, куда Ломоносов и прибыл летом 1741 года.
Когда Ломоносов, затративший полжизни на подготовку к службе отечеству, возвратился в Россию, это был уже не ученик, а резко определившийся высоко-даровитый ученый. И все-таки ему не так-то скоро удалось сколько-нибудь порядочно устроиться. Он исполнил некоторыя работы, и в 1742 году его назначили „адъюнктом физическаго класса", после чего он и приступил к чтению лекций. Получая жалованья всего 300 рублей в год, он не мог сразу выписать из-за-границы семью, жил, можно сказать, в нищете. С другой стороны, нелегко было Ломоносову и в нравственном отношении. Русских ученых было тогда еще очень мало, в Академии Наук преобладали иностранцы, главным образом — немцы. Они заботились гораздо больше о личных выгодах, чем о просвещении чуждой им России, и нисколько не скрывали своего презрения к русским. Горячий и пылкий Ломоносов, подчас необузданный в своих поступках, но совершенно безкорыстно преданный науке и беззаветно любивший Россию, не в силах был мириться с такими деятелями. Начались его столкновения с товарищами и даже с начальниками, тоже немцами; столкновения эти вели к крупным неприятностям, от которых молодой русский ученый страдал и нравственно, и материально: ему старались не давать движения, уменьшить или задержать жалованье и т. п. Но Ломоносов, как мы видели, достаточно подготовил себя к борьбе с невзгодами, и несокрушимой силой своего характера преодолевал все препятствия, заставляя даже врагов преклоняться перед его талантом.
Академия наук во времена Ломоносова
Вот он, в 1745 году, представил новые труды. Профессора Академии разсмотрели эти труды сами и послали их заграницу на разсмотрение иностранных ученых: не верилось им, чтобы русский ученый мог сделать великия научныя открытия, и так хотелось получить дурной отзыв от европейских ученых! Знаменитейший того времени математик Эйлер ответил: „... Ломоносов обладает счастливейшим гением для открытий феноменов (т. е. новых, неизвестных до того времени, явлений) физики и химии, и желательно было бы, чтобы все другия академии в состоянии были производить открытия, подобный тем, которыя совершил Ломоносов". Оставалось одно: дать дорогу великому таланту. И Академия Наук сама ходатайствует о возвении Ломоносова в звание профессора.
Это не значило, однако, что невзгоды прекратились: тогда явилась зависть, охватившая уже и некоторых русских ученых, видевших превосходство товарища. Завистники не брезгали ничем, стараясь возможно больше повредить Ломоносову. Борьба не прекращалась, и только такой сильный духом и телом человек, как Ломоносов, мог оставаться твердым. Казалось даже что все козни врагов достигали обратной цели: Ломоносов как будто делался смелее и отважнее, его работа — энергичнее, вера в торжество света и правды—непоколебимее, любовь к родине — глубже, благо России — яснее.
Как профессор, Ломоносов получал большее жалованье —660 рублей в год. Но он уже выписал в Россию семью, у него увеличились расходы на книги, приходилось, значить, по-прежнему жить в крайней бедности. Положение Ломоносова сильно улучшилось с того времени, когда на его труды и дарования обратила внимание Императрица Елизавета Петровна, дочь Петра Великаго, преобразователя России. Когда президент Академии поднес Императрице оду Ломоносова „На восшествие на престол Елисаветы Петровны", Государыня осталась очень довольна одой, и подарила ученому-поэту 2 тысячи рублей. И после этого она уже не оставляла Ломоносова своим вниманием.
Императрица Елизавета Петровна
Большое покровительство и поддержку стали оказывать Михаилу Васильевичу и некоторые русские вельможи. Из последних необходимо особенно отметить Ивана Ивановича Шувалова. Сблизившись с Ломоносовым он искренно полюбил его, вошел с ним в тесныя дружеския отношения, часто с ним виделся и списывался, оказывал ему помощь и содействие во всем — в делах академических, в занятиях русской историей, в предприятиях практических. Как высоко ценил Шувалова Ломоносов, видно из целаго ряда писем его к Шувалову, из посвященных ему од и т. п. Нечего и говорить о том, что всегда энергичная, всегда плодотворная деятелыюсть Ломоносова усилилась после того, когда он встретил поддержку, и мог спокойнее отдаться любимому делу. Отдавался же он этому делу всецело, безраздельно, с страстным увлечением, с непременным желанием принести пользу и с непоколебимой уверенностью в том, что он может ее принести.
И. И. Шувалов
силой воли, страстностью, —они способны все эти силы направить на одно дело, которое намечено ими, как задача их жизни. Так, гениальный преобразователь России Петр I отдал всего себя на слу-жение отечеству, счастье котораго было для него дороже жизни. Так, гениальный поэт Пушкин отдал всего себя на служение искусству, дивными звуками поэзии облагораживая сердца людей. Таков же был и Ломоносов, отдавший всего себя науке, видя счастье родины только в просвещении. Надо только заметить, что характер деятельности и гения много зависит от того времени, когда он живет и действует. Пушкин, например, жил гораздо позже Ломоносова, когда в России были уже и ученые, и писатели, и разные деятели: Пушкин мог посвятить себя одной поэзии. Наоборот: Ломоносов жил в то время, когда только что совершились великия преобразования Петра 1-го. Дела было очень много, а делателей почти не было: приходилось обращаться за работниками в Европу; но мы уже видели, как приезжавшие в Россию иностранцы вели себя, как мало дорожили они благом нашей родины. Когда Ломоносов стал доказывать, что надо иметь в гимназии 60 учеников, а в университете — 30, ученые немцы спрашивали: „куда столько гимназистов и студентов? Куда их девать?" Ломоносов справедливо отвечал: „В России нет ни лекарей, ни аптекарей, ни механиков, ни адвокатов, ни своих профессоров в самой Академии и в других местах". Вот почему Ломоносов скорее всего должен был подражать Петру Великому, о котором Пушкин сказал:
„То академик, то герой,
То мореплаватель, то плотник,
Он всеобъемлющей душой
".
„нашим первым университетом". Разнообразие его деятельности было необъятно. Он читал лекции, и под его влиянием появляются при Академии студенты, из которых позже составился первый круг полезных русских деятелей на поприще науки. Работая по двум совершенно различным отраслям наук 9, по каждой из них он представлял серьезные труды, ученыя изследования, делал открытия, изобретал новыя орудия и новые способы к наблюдению различных явлений природы. В то же время, заботясь о сближении науки с жизнью, Ломоносов старается все, добытое им в кабинете и лаборатории, применять практически: он добивается учреждения значительной мозаической фабрики, становится во главе стеклянаго завода, горячо отдается выделке цветных стекол и пр.
Мозаическая картина работы Ломоносова (Полтавская баталия)
Занимаясь составлением всевозможных учебников, участвуя в издании журналов, календарей, составляя отчеты о ходе наук в Европе и пр. и пр., он в то же время несет и ряд других, подчас очень тяжелых, обязанностей: он—цензор и корректор" 10 литерагурных произведений, которыя посылаются ему правительством на разсмотрение; он — советник академической канцелярии; он принимает в свое ведение академическую гимназию и университет; он — глава географическаго департамента…
университета, о посылке заграницу русских молодых ученых, чтобы они „служили к чести отечества, которой от иностранных нашему народу приписывать невозможно". Его не страшит то, что не все начатое он может окончить. Гений провидит будущее, работает на пользу грядущих поколений, подготовляя работу и для потомков: „Я сам и не совершу", говорит Ломоносов, „однако, начну, то будет другим после меня легче..." И он многое начал, многое окончил. Можно смело сказать так: ни одна почти область человеческаго ведения не была чужда ему; след своего гениальнаго ума, блестящих способностей, глубокой учености, обширных сведений он оставил во всех сферах своей деятельности; он не оставил без внимания ничего, что только клонилось ко благу родины.
Памятник Ломоносову в Петербурге
Последние годы жизни Ломоносова (1763-1765)
Ломоносов жил семьей. Особенно в последнее десятилетие он ИМБЛ уже хорошия средства, и пользовался всеми удобствами. Его слава прочно установилась, его имя было известно всей России и всему ученому миру Европы. Его посещали знатные вельможи, а всех чаще Шувалов, котораго Ломоносов принимал запросто. С далекой родиной не прерывал он связи, и нередко славный ученый, писатель и поэт до глубокой ночи засиживался за накрытым дубовым столом с приезжавшими и навещавшими его земляками. Несмотря, однако, на железное здоровье и огромную силу, он не дожил до глубокой старости: слишком велика была работа, от которой не знал он отдыха, велика и затрата сил нравственных.
Императрица Екатерина II Великая посещает Ломоносова
Императрица Екатерина II Великая, понимавшая, ценившая и любившая Михаила Васильевича. Об этом замечательном в жизни Ломоносова событии подробно разсказывает в своих за-писках знаменитая современница Ломоносова княгиня Екатерина Романовна Дашкова, бывшая в последствии президентом Академии Наук. Вот ея разсказ: „Незадолго до кончины Ломоносова, приезжаю во дворец, и Государыня с прискорбием сказала мне: „Наш Михайло Васильевич что-то сильно закручинился; поедем к нему, он нас любит, а из любви чего не делают..." Немедленно отправились мы к поэту и застали его в глубокой задумчивости у большого стола, на котором были разложены химические аппараты. В камельке огонь, как будто прощаясь с хозяином, то вспыхивал, то угасал. Мы вошли к Ломоносову тихомолком, без доклада; но, услыша привет Императрицы: „здравствуйте, Михайло Васильевич!" он вскочил как будто с просонок. „Я приехала с княгиней посетить вас, услышала о вашем нездоровье или, лучше сказать, о вашей грусти". Несколько минут уста Ломоносова окованы были молчанием. Наконец, он воскликнул: „Нет, Государыня! не я не здоров, не я грустен, больна и грустна душа моя!" — "Полечите ее", отвечала Екатерина, - полечите ее живым пером своим". Приветствуя меня с новым годом, вы сказали, что так же усердствуете ко мне, как и к дочери Петра Великаго. Что же, неужели вы намерены мне изменить?"—„Изменить Вам, матушка—Государыня? Нет, не перо, а сердце мое писало:
Твой труд для нас — обогащенье,
Мы чтим стеною подвиг твой,
Твой разум — наше просвещенье,
И неусыпность — наш покой!"
„Верю, верю, Михайло Васильевич, а чтобы еще больше удостоверить меня, то завтра приезжайте ко мне откушать хлеба-соли, — щи у меня будут такия же горячия, какими потчивала вас ваша хозяйка".
Приведем после этого трогательнаго разсказа небольшое стихотворение, написанное Ломоносовым после посещения Императрицей Екатериной II его лаборатории:
„Геройство с кротостью, с премудростью щедроты,
Соединенныя монаршески доброты,
В благоговении, в восторге зрит сей дом,
Блаженства новаго и дней златых причина,
Великому Петру во след Екатерина
Величеством своим снисходит до наук
И славы праведной усугубляет звук.
Богиня, коль твоя велика добродетель!"
Скончался Ломоносов 4-го апреля 1765 года, на второй день Пасхи, около 5 часов пополудни, встретив смерть с той удивительной твердостью, которая никогда не оставляла этого замечательнаго человека.
На смертном одре великий ученый жалел об одном: „что не мог совершить всего того, что предпринял для пользы отечества, для приращения наук и для славы Академии". Большим утешением для умиравшаго служила уверенность, что потомство оценит его: „Я не тужу о смерти, пожил, потерпел, и знаю, что обо мне дети отечества пожалеют". Это были последния слова, написанныя Михайлом Васильевичем на клочке бумажки, когда смерть стояла уже у изголовья. Умер он, как истинный христианин: „за два дня до своей кончины", пишет современный академик, „он приобщался и испустил дух во время совершения над ним обряда соборования, после прощанья, в полном разуме, как с своею женою и дочерью, так и с прочими присутствовавшими". Погребение его было великолепное: на нем присутствовали петербургский архиерей с высшим столичным духовенством, сенаторы, вельможи, не говоря уже об учениках и почитателях умершаго. Состоялось погребение на кладбище Александро-Невской Лавры. На могиле его канцлер граф Воронцов поставил чудный памятник из белаго каррарскаго мрамора. Надпись на памятнике, указывающая заслуги великаго покойника, было поручено составить другу Ломоносова Штелину, который и составил ее на русском и латинском языках.
В 1865 году, в столетнюю годовщину смерти Ломоносова, Россия тепло и торжественно поминала своего великаго сына. В разных местах открыты учебныя заведения его имени, учреждены стипендии, воздвигнуты памятники. Прекрасный памятник воздвигнут в Архангельске. По мысли художника, Ломоносов представлен как бы созерцающим северное сияние; в глазах его выражается восторг и удивление; не отрывая своего взора от неба, Ломоносов протянул руку, чтобы взять лиру, которую предлагает ему ений, и намеревается воспеть величественное явление „полнощных стран".
На родине Ломоносова, в селе Денисовке, открыто превосходное училище на средства Академии Наук и других жертвователей (Рис. см. выше). Но главным, конечно, памятником служат те труды Ломоносова на пользу любимаго им отечества, которые али ему полное право сказать:
„Я знак безсмертия себе воздвигнул
Превыше пирамид и крепче меди" 11 …
Примечания
1. Надо заметить, что в старину обучение чтению делалось с трудом: если теперь в течение 1—2 месяцев выучиваются читать и писать, то в старину только на обучение чтению употребляли год и больше.
2. Так называет Ломоносов Московскую Греко-латинскую Академию, которая находилась при Заиконоспасском монастыре.
3. Т. е. имущество, состояние.
—Ломоносову (см. ниже)
6. Академия Наук — высшее ученое учреждение. Молодые люди подготовлялись к ученой деятельности собственно в академической гимназии, для пополнения которой и вызывались лучшие воспитанники.
7. Наука о металлах.